Страница 43 из 128
Нивель действительно был смещен с поста главнокомандующего после провала
апрельского наступления — его заменил маршал Петэн.
— Мы еще покажем бошам, на что способны наши машинки, — заключил Мартеле.
20 мая 1917 года, плато Лаффо
Маршал Петэн был доволен.
Завершилась крупная операция, подготовленная интенсивной бомбардировкой при
благоприятной погоде. Это не апрель с его гнилым туманом и нулевой видимостью. И
тяжелая артиллерия под общим командованием работает как часы.
Плато Лаффо перешло к французам. Немцы выбиты с позиций. Упорные они, эти боши.
Несколько раз пытались вернуться и сдались лишь когда их окончательно раздолбали.
Газетчики... Петэн поморщился. Они, конечно, жаждали заполучить известия о
потрясающей победе, окончательной и бесповоротной. А не о ситуации, когда сражение
затихло просто потому, что противник истощен: тысячи пленных, тысячи потерянных
орудий, сражаться просто некому. Успех? О да — серый, мрачный. Успех-трудяга. Как и
все в этой войне. И почему это людям непременно хочется делать из войны праздник?
Что порадовало маршала, так это штурмовые трактора. Двенадцать «Сен-Шамонов» и
девятнадцать «Шнейдеров». Они успешно поддерживали французскую пехоту и прорвали
оборону противника на двух направлениях.
Потери — шесть машин: две сгорели от огня неприятеля на подступах к его обороне, а
четыре застряли и были подбиты германскими войсками в ходе преодоления
оборонительной полосы. Допустимые потери.
Соперничество между «Сен-Шамонами» и «Шнейдерами», актуальное в высших
эшелонах и приобретавшее значение «престижа», на фронте смазалось.
Петэн еще раз просмотрел доклад. В списке потерь не было уточнено, какие конкретно
танки были подбиты. Можно было послать запрос, но Петэн вдруг понял, что и для него
это сейчас не имеет большого значения. Для главного резерва тяжелой артиллерии все эти
штатские разборки неважны.
20 октября 1917 года, ставка
— Необходимо учитывать уроки двух предыдущих наступлений, — сказал маршал Петэн,
разворачивая карту. — Наша цель — отбросить противника за реку Эллет. Мы должны
наконец очистить район Лаффо-Мальмезон. Весенние атаки решить эту задачу не смогли.
Предлагаю главное внимание уделить тяжелой штурмовой артиллерии.
23 октября 1917 года, Мальмезон
Грохот артиллерийской подготовки, продолжавшейся пять дней, наконец сменился
другим звуком: рычанием моторов и лязгом гусениц.
Вместе с силами Шестой французской армии в долгожданную атаку двинулись танки —
тридцать восемь «Шнейдеров» и двадцать «Сен-Шамонов».
Лейтенант Мартеле получил новое назначение — на радиотанк. Это было новшеством,
причем радикальным: пять машин были оснащены специальным оборудованием и
служили для координации действий танков с другими родами войск.
Радиооборудование доносило хриплые голоса — приказы, доклады. Он передавал их
начальству, даже не пытаясь вникать или, упаси боже, анализировать.
Мартеле миновал несколько застрявших танков. Подсчитывать не стал. Начальство потом
подсчитает. Важно одно: корректировка огня.
Долгий получился день. И следующий день тоже был долгим. Из танка не видно, как
далеко продвинулись войска, как чувствует себя противник.
Зато это было видно Петэну.
— Главная задача операции — срезать Мальмезонский выступ — выполнена, —
докладывал он в штабе. — Наши потери — восемь тысяч человек и два танка.
На сей раз он точно выяснил — какие это были танки, — «Сен-Шамон».
— Насколько эффективно действовали танки? — поинтересовался генерал Бюа.
— Две трети не смогли добраться до позиций, — признал Петэн. — Застряли. Но
оставшаяся треть — в численном выражении это примерно двадцать танков, — задачу
выполнили с блеском. Два их них, как я уже докладывал, погибли.
Он сказал о машинах «погибли» так, словно это были живые существа.
9 июня 1918 года, район между Мондидье и Нуайоном
— Черт бы побрал эту Россию и эту их революцию! — высказался подполковник
Шедевимь, командир танковых частей Третьей армии. — Уверен, все это было проделано
на немецкие деньги.
— Сейчас-то какая разница? — резонно заметил генерал Манжин. — Мы имеем то, что
имеем. И вынуждены работать с этим.
А имелся настоящий хаос. Немцы угрожали непосредственно Парижу — они находились
уже в ста двадцати километрах от французской столицы.
— Ваша задача, господин подполковник, — организовать контрудар при поддержке
танков во фланг наступающему противнику, — объяснил Манжин.
На юго-востоке от Мондидье в оперативном подчинении Третьей французской армии
дислоцировались четыре полковых танковых группы. Они должны были поддерживать
пехоту огнем в случае общего наступления или контрударов.
«Сен-Шамоны», проделав марш в десять километров, выдвинулись на позиции.
В частях французской армии, которым предстояло нанести контрудар, прочитали приказ:
— «Положение отчаянное. На этот прорыв брошены все силы. Пехоте следует сражаться
так, как будто танков поддержки нет вообще. Танки, в свою очередь, будут следовать за
пехотой и поддержат ее в случае необходимости».
Танки двинулись впереди пехоты, опережая ее почти на километр. Всего их было сто
шестьдесят три — «Сен-Шамоны» и «Шнейдеры».
Капитан Монтеле видел впереди цель: немецкую пушку. Сбоку бил пулемет, и Монтеле
уничтожил эту точку. Потом еще одну. А потом танк содрогнулся.
— Лейтенант Блондель! — крикнул Монтеле своему механику. — Что там?
— Попали, — ответил Блондель.
— Вперед! — сказал Монтеле и снова навел на цель.
Пушка замолчала. Танк проехал мимо ее искареженных останков, не останавливаясь.
Следующее попадание было в лобовой пулемет. Блондель не остановился, Мартеле
молчал. Он был ранен.
Кругом взлетала земля, мотор продолжал реветь.
В танке Мартеле не знали всего, что происходит вокруг. Не знали, что в этой операции
будет уничтожена почти половина всех французских танков. Что немцы будут оттеснены,
а их наступление захлебнется.
Близилась ночь, когда сражение постепенно стало затихать. «Сен-Шамон» снова двинулся
по полю. Капитан Мартеле пробовал позвать своих пулеметчиков, но те не отзывались. Он
закрыл глаза и потерял сознание.
На опушке леса расположилась на отдых часть капитана Нуайе. И вдруг из темноты
донесся характерный шум мотора.
— Танк на поле!
В темноте скоро стал заметен танк. Лязгали гусеницы, звук приближался.
— «Шнейдер» или «Сен-Шамон»?— спросил сержант Перре.
— «Сен-Шамон», — уверенно ответил Нуайе.— Я узнал его по звуку двигателя.
И в тот же миг, словно услышав эти слова, двигатель заглох.
— Нужно посмотреть, — сказал Нуайе.
Они спустились на поле и пошли в полной темноте к танку. Ни одного звука больше не
раздавалось — танк притаился в ночи мрачной громадой.
— Есть кто живой? — крикнул сержант Перре.
Молчание.
— Люк открыт! — сказал Перре. Он первым добрался до танка и залез внутрь.
— Что там? — нетерпеливо спросил Нуайе.
— Все мертвы, — после короткой паузы отозвался Перре. — Мне кажется, я узнаю
лейтенанта Блонделя. Он так и умер, держа в руках рычаги управления.
...Когда было заключено перемирие, из четырехсот «Сен-Шамонов» в строю оставалось
еще семьдесят два. Впоследствии пятьдесят из них были переделаны в транспортеры.