Бабушкино море

— Рыбалят, — говорит Света, снимает тапки и входит в воду. Она входит в воду и подымает юбочку.

— Тепло? — спрашивает Люда.

Но, видно, Свете не очень тепло, потому что вместо того, чтобы оказать «тепло», она ёжится и отвечает: «Приятно».

Девочки раздеваются, а Ляля стоит и смотрит на девочек.

— Чего ж ты стоишь? — говорит Люда. — Купайся. Одёжу не унесут.

Тогда, поглядев на них, Ляля тоже снимает платье. Потом, разувается. Но в воду она не идёт, а стоит на тёплом песке, В её голую пятку впивается ракушка.

— Будто зыбь? — говорит Люда и входит в воду. Там она, садится на корточки, кричит: — У-уф! — потом плоско и тесно соединяет ладошки.

Руки её ножом врезаются в волну, потом ладошки разъединяются и разгребают воду. Люда принимается бить пятками, и брызги столбом взлетают вверх. Вот уж она далеко от берега. Ляле видна теперь только людина голова, вся облепленная мокрыми волосами, да куча белых брызг.

— До-го-няй! — кричит Люда и перевёртывается на спину.

Она лежит на волне, как на кровати, лежит, а не тонет. Море то приподымает её, то тихонько опускает вниз.

— Люд-ка-а! — кричит Света у бережка.

Она смотрит на Ладу и трёт потихоньку ногу об ногу. Потерев друг о дружку ноги, Света падает в воду. Упав, она бьёт по воде ногами, оглядывается и плюётся. Над ней подымается белый высокий столб.

— До-свиданьица! — говорит Света и ныряет в воду.

Над водой подымается её толстая ножка. Ляля смотрит, раскрывши рот, как Света кивает ей ногой.

«Счастливые, им хорошо. Отчего им так хорошо? А мне страшно. Я не хочу, чтоб мне было страшно!» — думает Ляля.

Ляля входит в воду по щиколотку. От холода дыханье у неё на минутку обрывается. И вдруг, неизвестно почему, ей становится весело-весело! Она сразмаху плюхается в воду, машет руками, как Люда. Потом подпрыгивает, как Света, и тут у неё из-под ног исчезает дно.

Где дно?! Дна нет.

— А-а!! — кричит Ляля. — Нет дна! Ой, нет дна! Утону!

И тонет.

Вот уже её голова под водой, а руки торчат высоко над водой. Лялины пальцы сами сжимаются и разжимаются, будто хватая воздух. Ляля захлёбывается. Она глотает горько-солёную воду…

Дна нет.

И вдруг рядом с ней появляется под водою какое-то жёлтое пятно.

Оно растекается и колеблется. Длинные щупальца тянутся к ней. Что это? Это кто-то услышал, что Ляля кричит, и пришёл спасать её.

— Мама, мама! — кричит под водою Ляля, захлебываясь водой.

Над её макушкой бегут пузырики.

А тот, кто пришёл её спасать, быстро и крепко хватает Лялю за волосы. Ляле тоже хочется поскорей ухватиться за этого человека. Хочется выплыть, вздохнуть, дышать.

Она рвётся из рук и то на минутку всплывает, то опять уходит под воду. Но этот невидимый крепко держит Лялю за волосы. Он волочит её за собой.

— Ой, отнусти-те! — кричит Ляля.

Её отпускают. Ляля становится на ноги. Во рту и в носу у неё вода. Она дышит, широко раскрывши рот. Она, подымает тощие руки и словно дышит руками…

Отдышавшись, она замечает Люду. Значит, это Люда её спасла!

Лицо у Люды довольное и хитрое. Люда, вытащила её из воды. За косы вытащила… А, может, это она, только баловалась и нарочно тянула её не за руки, а за косы?..

— Ишь ты, чуть не потопла! — говорит Света. — Идём скорее на бережок. Отогреешься…

— Не пойду!.. — икая и задыхаясь, вдруг говорит Ляля. — Людка в воде таскала меня за волосы.

— А ты ж как хотела? За пятки, чтой ли? — удивляется Люда. — Утоплых всегда таскают за косы…

И вдруг она замечает, что Ляля вся синяя.

— Идём же, ну! — говорит Люда.

Но Ляля не отвечает. Она плюёт солёной водой.

— Замёрзнешь! — кричит, испугавшись, Люда и, вдруг подхватив Лялю подмышки, волочит её за собой.

— Пусти!!!

Но Люда не слушает. Люда, бежит к берегу, а Ляля бьёт ногами по воде и отбивается от Люды изо всех сил.

— Мне больно! — кричит Ляля и плачет. — Ты зачем таскаешь меня, как деревянную!

— Да ты же тонула! — говорит Люда.

— Эх, и купаться даже но может! — говорит Света, когда Ляля и Люда выходят на берег.

Ляле горько и холодно.

«Им хорошо! — задыхаясь, думает она. — Я бы тоже так плавала, если б у нас на Староневском прямо под окошками было море!.. Они здешние… Море ихнее…» И, вдруг заплакав, она кричит:

— Чтоб… чтоб такая большая и так за косы хвататься!

— Гляди-ка!.. Бабке хочет наябедничать, — толкая Свету, говорит Люда.

— Вам хорошо! Море ваше! — плача, говорит Ляля, садится на песок и торопливо натягивает платье на мокрое тело.

В это время подходит к берегу большая лодка, груженная камышом. От камышей пахнет сыростью, болотной травой и плесенью. Какой-то старик закатывает брюки и выходит из лодки.

— А зачем ему камыши? — спрашивает сквозь слёзы Ляля.

— Как так «зачем»?.. А печку топить? Разве у вас без печей живут?

Ляле стыдно сказать, что у них в городе дом без печей, без собачьей будки, без деревьев в саду, без моря.

— Печки нет, — говорит она. — Зато есть двор, и есть трубы, и паровое… И есть кочегар. Он топит один на весь двор. А в доме семь этажей… И после войны все стёкла новые поставили, а сады у нас посредине города. Там ограды и памятники. Есть даже памятник дедушке Крылову — вот который про слона и моську сочинил. Немец в него как целил, а не попал… Он сидит на камне и вокруг петухи, и вошки, и есть журавль… Не живой, а тоже памятник…

— Завралась, — говорит Люда, — думаешь, не видали мы памятника? У нас тоже есть памятник «Жертв Революции». С флагом.

— А у нас есть поде «Жертв Революции», — говорит Ляля. — Посредине города. Всё в цепочках.

— Ой-я! — говорит Света и разводит толстыми ручками.

— Завралась! — говорит Люда. — Цепки не может быть посреди поля. Какая такая цепка?

— А вот такая! — говорит Ляля. — Можешь даже маму мою спросить.

— И спрошу, что ты думаешь?

— А мой папа был в Африке, — говорит Ляля. — Там дети бегают голые посредине города…

Он сам видал.

— Так ты думаешь, мы не слыхали про Африку?! — говорит Люда. — А талые потому, что капиталисты там. Когда у нас Михайловна овдовела, так ей из Рыбтреста сразу выдали ордера на калоши и полупальтики для всех пятерых ребят. А в Африке малолетки голые!..

— О-лень-ка! — кричит, показавшись вверху над скалою, тётя Сватья и придерживает рукой край летящей косынки. — Ты, что ж, загулялась, деточка? Мамочка кличет, по саду бегает. «Не утопла бы», — говорит. А я говорю, грех накликаете, Зинаида Михайловна! Зачем ей утопнуть? Дитё гуляет… Так ты обедать иди, Оленька. Обедать тебе сготовлено.

Ляля смотрит вверх на скалу, на тётю Сватью, на, её растрепавшиеся от ветра волосы, на её летящий платок и вспоминает, что ей и в самом деле очень хочется есть.

Рыбалят

Третий час. Как жарко!

Разомлев от жары, Ляля, Света и Люда плетутся вдоль берега.

Говорить им трудно. Чтобы говорить, надо громко кричать, потому что на берегу очень людно и шумно.

Над самым обрывом, который навис над морем, стоит, весь в лесах, большой пароход, похожий на дом.

На лесах, свесив ноги, сидят босые рабочие. Их так много, будто все люди из бабушкиной станицы прибежали сюда и взобрались на леса. Это они стучат молотками о железный бок парохода. Под ударами их молотков пароход звенит, гудит и звякает.

…Два раза в жизни Ляля ездила с маминой мамой, бабушкой Капитолиной, на пароходе по Неве. Но у тех пароходов видны были только полы и перильца. Всё остальное — и бока и дно — оставалось под водой.

А у этого, здешнего, парохода видны бока, видно и днище. Бока у него шершавые, все в ракушках. Это море его облепило ракушками, когда он тоже плавал в воде.

Ляля останавливается и подымает голову.