Страница 26 из 91
В Украинском военном округе для переброски по воздуху в тыл врага ЗА ПРЕДЕЛЫ СССР были подготовлены более 80 организаторских и диверсионных групп общей численностью свыше 600 человек, состоящие в основном из опытных, хорошо подготовленных бывших советских партизан, а также политэмигрантов из Польши и Румынии. На территории этих стран, главным образом в западных областях Украины и Молдавии, находившихся ПО ТУ СТОРОНУ ГРАНИЦЫ, были намечены места для десантирования и имелись люди, которые могли оказать помощь десантникам.
Большую часть групп, подготовленных для действий ЗА ПРЕДЕЛАМИ СОВЕТСКОГО СОЮЗА, планировалось выбросить в тыл врага на парашютах в первые дни войны.
Сталин свернул этот балаган в 1936 году – и огромное число «историков» и «исследователей» обвиняют его в «глупости». Дескать, вот если бы эти «партизанские» кадры остались бы на своих местах – ужо они бы показали немцам! И никто из этих «историков» и «исследователей» не удосужился убедиться, кем же на самом деле были эти «партизаны». А были они большевистскими диверсантами и убийцами. И готовились воевать с Польшейи Румыниейна их территории, организуя акты террора и саботажа руками местных жителей (белорусов и украинцев) – иными словами, были ПЕРВЫМ ЭШЕЛОНОМ армии вторжения, тем самым Осназом, которым Резун так талантливо пугал вермахт в «Ледоколе» и «Дне М».
Сталин в 1936 году ликвидировал этих «партизан», прекратил финансирование диверсионных и террористических школ, запретил готовить налетчиков и убийц, пропагандистов и агитаторов, организаторов мятежей и диверсантоводиночек, предназначавшихся для действий в польском и румынском тылах – просто потому, что он поставил крест на «революционной войне». И ему не нужны были больше «специалисты» подобного профиля…
Но пока подготовка «партизан» идет полным ходом – с их помощью командование РККА, очевидно, планирует хоть както компенсировать реальную слабость Красной Армии, находящуюся в эти дни в самом разгаре реформирования. В декабре 1920 года Красная Армия насчитывала более пяти миллионов штыков – и в подавляющем большинстве это были крестьянскиештыки; крестьяне подобным образом вынуждены были оплачивать свои векселя советской власти, подарившей им собственность на землю.
С последними залпами Гражданской войны хрупкий социальный договор между большевиками и крестьянской Россией тут же прекратил свое существование – и последним гвоздем в гроб этого социального договора можно считать жестокое подавление большевиками Кронштадтского восстания и антоновского мятежа на Тамбовщине, ибо и там, и там главной силой были крестьяне. Если в военноморской крепости десять тысяч крестьянских призывников с Украины успели одеть в тельняшки, бушлаты и бескозырки – и поэтому восстание получило форму военного мятежа, то в Тамбовской губернии крестьяне бунтовали в своих домотканых свитках, и поэтому их выступление принято считать бунтом гражданским. И моряки Кронштадта, и антоновцы требовали прекращения политики продразверстки – ввиду завершения войны – и перехода во взаимоотношениях между крестьянством и властью на более щадящие условия. И хотя большевики подавили эти мятежи – новый социальный договор с крестьянством ими все же был «подписан»: продразверстка была заменена продналогом.
Впрочем, мятежный Кронштадт преподал большевикам еще один урок – армия ПЕРЕСТАЛА БЫТЬ НАДЕЖНОЙ. Она и во время войныто особо надежной не была, а по завершении оной стала просто взрывоопасна. И посему Красную Армию следовало незамедлительно демобилизовать, очистив ее от мелкобуржуазного (крестьянского) элемента. С окончанием Гражданской войны Красная Армия переставала быть вооруженной силой государства для отпора внешнему врагу и превращалась во внутренние войска с сугубо карательным назначением.
А карателей много не надо – слава богу, бунты вспыхивают редко, разновременно, и для их подавления на всю Россию достаточно иметь дивизий двадцать пехоты да десятьдвенадцать кавалерии – этого за глаза хватит, чтобы подавить возможное массовое выступление. Всю же «черновую» работу по подавлению мелких групп недовольных возьмет на себя ЧОН.
Посему численность Красной Армии в 1924 году была определена в 516 000 штыков и сабель – такую армию разоренной нищей стране содержать было по силам. Тем более – никакими особыми техническими изысками в те времена армию старались не развращать. Не важно, что в это время у Франции в строю три тысячи танков и три с половиной тысячи боевых самолетов, а у Великобритании полсотни линкоров и три сотни крейсеров – задача Красной Армии вовсе не в том, чтобы противостоять «империалистическим хищникам». Ее задача – обеспечивать устойчивость большевистской власти военными средствами, а для этого и трехлинеек с пулеметами Максима за глаза хватит! Но все же вооруженные силы государства – инструмент, если так можно выразиться, «внешнего использования»; иными словами, карательные функции Красной Армии не должны мешать ей выполнять функции защитника страны от внешних угроз.
То, что война у границ Советского Союза разразится в ближайшее время, ни у кого из вождей Красной Армии сомнений не вызывало. Сомнения вызывали способы ведения этой войны. Одна группа военачальников (во главе с наркомвоенмором М. В. Фрунзе) считала, что истощенному Гражданской войной и послевоенной разрухой Советскому Союзу не по силам «нести знамя Мировой Революции» за пределы своих границ – иными словами, они предлагали строить армию обороны страны, армию, предназначенную для защиты завоеваний революции. И военная реформа в Красной Армии, проводившаяся под руководством М. В. Фрунзе в 1924 – 1925 годах, проходила именно в этом ключе – ибо территориальномилиционная система, основанная на доктрине «вооруженного народа», вполне годилась (а главное, была необременительна финансово) для тогдашнего Советского Союза.
У Михаила Васильевича Фрунзе «были, наряду с его природными качествами и образованием, желание считаться с мнением специалистов, с одной стороны, и его большой удельный партийный вес – с другой. Во всяком случае, он сумел найти какуюто равнодействующую между стремлениями партии и интересами военного дела. Поэтому его реформы, в сущности, и положили основание современной Красной Армии. Все, что было сделано после него, как раз лишено этого равновесия… Реформой Фрунзе была реорганизация Красной Армии на основании опыта мировой войны… Победа красных в Гражданскую войну, в глазах выдвинутого ею командного состава, оправдала применявшиеся в ней приемы, и многие из них, не видавшие настоящей войны или участвовавшие в ней на самых низших постах, поверили, что именно в нихто и лежит истина. Упоение победой заставляло их считать, что именно ими найдено последнее слово. Опыт же Гражданской войны совершенно исказил истинное представление о современной армии… Принятая Фрунзе и затем, после него, лишь совершенствовавшаяся организация Красной Армии поэтому является компромиссом между опытом Гражданской войны и принципами устройства современных армий».
Фрунзе считал (и небезосновательно), что Гражданская война – это не совсем та (вернее, совсем не та) война, которая в будущем предстоит РККА, и строить армию на основании опыта Гражданской войны, – по меньшей мере, бездумно (если вообще не преступно). Его взгляды целиком и полностью поддерживал и Лев Давыдович Троцкий еще в бытность свою главой советского военного ведомства.
Троцкий, надо отдать ему должное, исходил из принципа неизменности природы войны и неизменности оперативнотактических и стратегических принципов ведения военных действий, а также организации регулярной армии. В 1918 – 1920 годах он практически восстановил прежнюю структуру старой русской армии (начиная от роты и завершая дивизией – оргштатная структура РККА повторяла российскую Императорскую армию). Соответственно, и комплектование персонального состава и командиров, и военной элиты осуществлялось на дореволюционных принципах: военнообразовательный ценз, стаж службы, чин в старой армии и служебная репутация должны были, по возможности, соблюдаться. Троцкий, таким образом, утверждал, что политические цели и задачи страны и государства определяются политиками, задача же армии и ее командования – выполнить приказ политического руководства. Армия, ее элита, представлялась как совокупность профессионалов, ремесленников, находящихся «вне политики».