Страница 37 из 59
Отфрид ткнул кузена локтем в бок и выкрикнул:
— Давай убьем Оспера! Ты же этого хочешь? — И сразу, не дожидаясь ответа, побежал к перестраивающимся для атаки лигистам, размахивая кургузым клинком.
Ридрих, бормоча ругательства, бросился догонять, а за ним — остальные наемники. Капитану ничего не осталось, кроме как с бранью припустить следом — он не успел не только отдать приказ, но даже принять решение, а отряд атаковал многократно превосходящего противника…
Довольны были одни лишь роялисты: им наконец-то выпала передышка, и они воспользовались ею, чтобы отступить. Никто не верил, что менее двухсот наемников сумеют хотя бы отогнать лигистов. Зато Отфрида не смущало ничто: ни брань соратников, ни грозный вид врага. Баронет врубился в строй лигистов, и его натиск, как обычно, был стремительным и кровавым. Игмор размахивал мечом вправо и влево, с одинаковой легкостью круша щиты, латы и живую плоть. Должно быть, вид его перекошенного, залитого кровью лица был ужасен — лигисты пятились и пытались достать его сзади или дотянуться издали копьем, благо оружие баронета было коротким. Ридрих вертелся в кольце направленных на него и родича клинков, отбивал, увертывался, изредка успевал сделать ответный выпад… Позади надсадно пыхтели наемники, пробиваясь на выручку. Отфрида не смущали чужие копья, он с показной беспечностью двигался сквозь строй лигистов, с каждым шагом нанося удары. Вправо — влево — вправо — влево… Кровь била фонтанами из рассеченных артерий, вопили раненые и умирающие, лигисты отступали перед баронетом все быстрее, позади хрипло орал Риллон…
Ридрих получил сильный удар по шлему, в глазах потемнело, рыцарь рухнул на колени… Добить его не успели — наемники сомкнули щиты над упавшим товарищем. Ридрих, шатаясь, поднялся и снова упал, дрожащие ноги отказывались держать. Тут капитан заорал вдвое громче прежнего, а наемники разразились победным кличем — лигисты бросились наутек, не вынеся натиска. Бежали и пехота, и кавалерия, так и не вступившая в драку с отрядом Риллона…
— Отличная работа, капитан! — раздался над головой Ридриха знакомый баритон. — Ваш натиск решил дело!
— Как всегда, ваша светлость! — бодро откликнулся кондотьер. — Передайте его величеству: капитан Риллон не подведет!
Темная пелена перед глазами Ридриха начала бледнеть и таять, но видел он пока еще плохо.
— Можете не сомневаться, — холодно прозвучал тот же голос, — я передам королю, как отличились вы и ваши люди. Особенно этот, рыжий.
Только теперь Ридрих вспомнил, кому принадлежит баритон, — это же Мервэ, маршал. Застучали копыта, звук стихал — граф с конвоем удалялся. Кто-то крепко ухватил Ридриха за ворот и рывком поставил на ноги. Эрлайл помотал головой — наконец-то в глазах прояснилось. Перед ним стоял Отфрид, мокрый от пота и от крови лигистов. Длинные рыжие волосы спутались, слиплись влажными прядями.
— Оспер удрал, — весело сообщил баронет. — Жаль, я хотел догнать его и поквитаться.
Ридрих стащил шлем и ощупал внушительную вмятину. Наемники разбрелись, никому не хотелось оставаться рядом с Отфридом. Как обычно.
— Ты в самом деле так ненавидишь графа?
Баронет склонил голову набок и задумчиво поглядел куда-то вдаль:
— Пожалуй, нет. Я хочу ненавидеть, но не… Помнишь, старик сказал: для того чтоб наточить меч, нужно его чувствовать? Мне очень хочется кого-нибудь ненавидеть или чувствовать хоть что-то… а я не могу. — Холодные серые глаза Отфрида затуманились, он потер мокрым рукавом мокрый лоб. Взгляд снова стал стальным. — Я надеялся, что опять смогу испытать ненависть, злобу, презрение… или удовольствие, если доберусь до графа и своими руками… Однако не смог, нет. А Оспер удрал. И меч наточить так и не выходит. In statu quo ante.[57]
Замок Иргес осаждали три дня — довольно вяло. На приступ роялисты не ходили, несколько раз группы арбалетчиков подбирались к укреплениям и обстреливали стены, гарнизон отвечал… При дворе ожидали капитуляции. После битвы банды мятежников разбрелись по стране, Лига фактически перестала существовать.
Маршал Мервэ отправил кавалерию преследовать уходящего противника, отряды конницы один за другим возвращались в лагерь под стенами Иргеса с докладами: лигисты, за которыми они гнались, укрылись в таком-то городе или замке либо рассеялись, разошлись по лесам. Пленные рассказывали — лигисты так и не сумели избрать нового вождя взамен скончавшегося Энриха. Отступив от Иргеса, вожаки утратили связь друг с другом, сеньоры засели в родовых владениях, а наемные солдаты Лиги, оголодавшие за зиму, не видят больше военачальника, способного оплатить их службу. Исходя из этого, король с Мервэ ждали, что гарнизон Иргеса капитулирует, ибо рассчитывать на помощь осажденным не приходится…
В самом деле, на третий день господин Иргес отправил парламентеров, чтобы выяснить, на каких условиях он может сдаться его величеству. Ответ короля был мягким и милостивым — при дворе, по-видимому, хотели привлечь колеблющихся и тех, кто не числился в закоренелых мятежниках, на свою сторону. Всем им будет явлен пример: сдайтесь, как владетель Иргеса, и получите прощение. Об этом наемники знали со слов Риллона. Еще коротышка рассказывал, что Мервэ осуждает добрую политику короля, он предпочел бы жестокими казнями запугать лигистов, а не добиваться их расположения…
Капитан снова был в фаворе, его ежедневно принимали при дворе, приглашали на военный совет, увеличили выплаты на содержание солдат (предполагалось, что численность отряда возрастет) — в конце концов, именно отчаянная атака наемников на левом фланге решила исход иргесского побоища. Риллон теперь вовсю хвастался, что он, верный слуга короля и отважный военачальник, сам повел отряд в наступление, хотя все произошло иначе — атаковали наемники вопреки приказам капитана, и в бой их увлек Отфрид… Разумеется, теперь об этом не вспоминали, а Риллон был героем и с удовольствием хвалился. Правда, Игмора он старательно избегал.
Баронет теперь оставался совершенно равнодушен к похвальбе капитана. Юноша сторонился всех и снова принялся точить обломанный клинок. По-прежнему безуспешно. Ридрих несколько раз заговаривал с родичем, надеялся раздуть ту искорку человечности, что мелькнула в глазах Отфрида, когда тот говорил о мести Осперу. Однако баронет оставался таким же неподатливым и неизменным, как его меч. Глядел холодно, отвечал односложно. Он стал еще более замкнутым, чем до сражения.
Тем временем Иргес капитулировал, в замок вступил королевский гарнизон, а самого сеньора пригласили сопровождать его величество в походе на столицу. Присутствие при дворе вовсе не напоминало положение заложника — скорее, господину Иргесу была оказана милость. Его величество был подчеркнуто благожелателен с «гостем», всячески демонстрировал приязнь… Вскоре роялисты оставили лагерь под стенами замка и двинулись на юг — неторопливо, рассылая вправо и влево отряды, которым поручалось занять города и укрепления. Часто двор делал остановки, король давал пиры, принимал знаки покорности от местных дворян знати. Если провинциальные сеньорчики сами выдавали известных зачинщиков бунта — их наказывали, бросали в темницы, лишали титулов и земель. Казнили лишь нескольких знаменитых лигистов, запятнавших себя громкими преступлениями. Впрочем, таковых было немного. Раскаявшихся принимали милостиво, отпускали с прощением и напутствием рассказывать всем о королевской доброте и привлекать ко двору сомневающихся. Прием срабатывал — новые и новые господа являлись к его величеству изъявить покорность. It fama per urbes viresque acquirit eundo.[58]
Риллон по-прежнему ошивался при дворе, много пил во время застолий, без смущения хвастался подвигами (которые от пира к пиру становились все невероятнее). Время от времени капитан напоминал, что надеется на великую награду, сравнимую с его великими же заслугами.
57
В прежнем состоянии (лат.).
58
Идет молва по городам и набирает силу (лат.).