Екатерина I

Активные поиски своих родственников Екатерина начала уже после смерти супруга. 16 октября 1725 года французский посол Кампредон сообщал своему двору: «Не знаю, справедливы ли ходящие по городу темные слухи о прибытии сюда с семейством одного из братьев царицы. Это, кажется, человек очень низкого происхождения и грубого нрава».[4]

В историографии принято считать пленницу из Мариенбурга Мартой Скавронской.[5] На первый взгляд для этого имеются веские основания: сама Екатерина указом от 5 января 1727 года пожаловала двум братьям Скавронским графское достоинство, тем самым признав их своими братьями.

Однако еще Н. А. Белозерская в 1902 году обратила внимание на некоторые обстоятельства, позволяющие усомниться в бесспорности такого утверждения. Во-первых, возникает вопрос: почему Петр I в своем завещании 1708 года назвал Екатерину не Скавронской, а Василевской? Кстати, под этой фамилией Екатерина упоминается и в донесении П. Бестужева в 1715 году. Во-вторых, немало вопросов вызывает отношение Екатерины к Христине Гендриковой (до замужества Скавронской или Сковоронской) – той самой женщине, которая в 1721 году объявила себя сестрой императрицы. Почему Екатерина, наградив ее двадцатью червонными, в течение нескольких лет не проявляла к ней никакого интереса, пока та сама не напомнила о своем существовании? В ответ на это напоминание Екатерина повелела «содержать упомянутую женщину и семейство ее в скромном месте, дать им нарочитое пропитание и одежду и приставить к ним поверенную особу, которая могла бы их удерживать от пустых рассказов».[6]

Если бы рижский генерал-губернатор А. И. Репнин был уверен, что Христина действительно является родственницей императрицы, вряд ли бы он назвал семью Гендриковых людьми «глупыми и пьяными» и рекомендовал, чтобы «от них больше врак не было», «взять оную женщину с фамилиею в Русь и содержать в таком месте, где про них не знают».

Екатерина, однако, велела кабинет-секретарю отправить в Ригу курьера «для некоторого важного дела», под которым подразумевалась доставка в столицу всего семейства Скавронских-Гендриковых. Но означало ли это признание ее своей сестрой?

Возникают и другие вопросы, на которые историки не могут дать ответа. Например, как случилось, что Марта попала в сиротский дом, откуда ее взял в услужение пастор Глюк, а ее родные братья оказались крестьянами? И почему к расспросам о родственниках царицы не был подключен пастор Глюк, который, несомненно, мог располагать достоверными сведениями на этот счет? (Попавший в Россию после взятия Мариенбурга, пастор Глюк поселился в Москве, где создал по поручению Петра первую в России гимназию.) Вызывает недоумение и тот факт, что Екатерина так и не возвела в графское достоинство Христину Гендрикову, которая первой объявила себя ее сестрой, оставив это своей дочери Елизавете.

Острословы говорят, что есть такие вопросы, на которые не может дать ответ целая дюжина мудрецов. Но историк должен опираться на достоверные факты. Фактом же является лишь то, что сами Скавронские объявили себя родственниками Екатерины, и Екатерина признала это. Но одного такого признания недостаточно. На наш взгляд, вопрос о родословии Екатерины Алексеевны требует все же дополнительных разысканий.

Во взаимоотношениях Петра и Екатерины нетрудно выделить два периода. Первый падает на то время, когда Екатерина была любовницей царя. Этот период продолжался до 6 марта 1711 года, когда Петр перед отправлением в Прутский поход тайно обвенчался с Екатериной и нарек ее своей законной супругой. С этого времени положение Екатерины заметно меняется, что отчетливо прослеживается в переписке царя и его возлюбленной.

Здесь уместно отметить, что Екатерина Алексеевна до конца своих дней оставалась неграмотной. Поэтому из содержания ее писем невозможно вычленить ее собственные слова, мысли и чувства, растворяющиеся в казенных фразах тех грамотеев, которые от ее имени сочиняли царю «цидулки» (как в то время называли письма). Эти «цидулки» просто несопоставимы с письмами к супруге самого Петра, которые поражают непосредственностью, оригинальностью и страстностью – как будто их автор не умудренный опытом мужчина, а юноша, только что безумно влюбившийся в приглянувшуюся ему девицу. Письма царя передают всю гамму охватывавших его чувств: внимательность, предупредительность, заботливость. Чувства эти выражались не столько в не отличавшихся щедростью подарках, сколько в трогательной заботе о безопасности Екатерины, о максимуме удобств, которые его стараниями предоставлялись ей во время поездок, в нетерпеливом ожидании свиданий.

На первых порах Екатерина вполне устраивала Петра в качестве наложницы, обладавшей богатырским здоровьем (ухудшится оно много позже), готовой без труда переносить изнурительную походную жизнь, лишенную всякого комфорта, и по его первому зову преодолевать многие сотни верст, чтобы поскорее ублажить любовника. Екатерина отличалась незаурядной физической силой, что тоже было полезно в условиях бездорожья. Камер-юнкер Берхгольц описал в своем дневнике эпизод, демонстрирующий физическое превосходство Екатерины над мужчинами: во время свадебных торжеств сына канцлера Головкина и дочери князя-папы Ромодановского в апреле 1722 года Петр в качестве свадебного маршала поднимал в руках тяжелый жезл. Своему денщику Бутурлину он приказал поднять жезл и удерживать его на вытянутой руке за один конец. Тот, как ни старался, сделать этого не мог. «Тогда его величество, зная, как сильна рука у императрицы, подал ей через стол жезл. Она привстала и с необыкновенной ловкостью несколько раз подняла его над столом прямою рукою, что всех нас немало удивило».[7] По словам Вильбуа, в отличие от большинства женщин, Екатерина любила звон оружия, великолепно ездила верхом: «Немногие умели пришпорить лошадь с такой грациозностью, как она».

Сохранилось 170 писем Петра к Екатерине. Они дают возможность проследить, как постепенно Екатерина Алексеевна завоевывала сердце царя, как общение с нею становилось для Петра насущной необходимостью, как менялась тональность писем и как на смену фамильярно-грубому: «Матка, здравствуй» приходило ласковое: «Катеринушка, друг мой, здравствуй» и еще более нежное: «Катеринушка, друг мой сердешненкой, здравствуй».

Первые из сохранившихся писем Петра к Екатерине датированы 1707 годом. Причем адресованы они были не лично ей, а «тетке» и «матке». «Тетка» – Анисья Кирилловна Толстая, приставленная к царской наложнице для ухода и присмотра. «Матка» – сама Екатерина Алексеевна. Маткой – то есть матерью – она стала еще ранее 1707 года, которым датируются первые дошедшие до нас письма Петра. Еще в 1703-1704 годах она родила двух сыновей, однако оба они умерли совсем маленькими. В 1706 году она родила дочь Екатерину, а в 1708 и 1709 годах – еще двух дочерей: сначала Анну, затем Елизавету, будущую императрицу. Всего же у нее было одиннадцать детей, но все они, за исключением двух цесаревен, умерли в детстве.[8]

К 1706 году относится крещение Екатерины в православную веру. Тогда она и получила отчество Алексеевна, ибо в роли крестного отца выступил сын Петра царевич Алексей.

Последнее письмо, адресованное «тетке» и «матке», Петр отправил 7 февраля 1709 года. Следующие письма, по 1711 год включительно, царь писал одной «матке», а «тетке» передавал лишь поклоны. Эта по сути незначительная деталь достойна внимания, поскольку отразила растущую близость царя к фаворитке. Содержание «цидулок» тоже свидетельствует о растущем влиянии Екатерины на царя. Первые «цидулки» однообразны по содержанию: в них отчетливо прослеживается не терпящее отлагательства страстное желание Петра встретиться с возлюбленной. Петр четко указывает место встречи, а иногда и маршрут, которого для безопасности должна придерживаться путешественница. Его повеления схожи с приказами офицера солдату. Вот образцы эпистолярного наследия Петра этих лет. Из Жолквы 6 февраля 1707 года: «Как к вам сей доноситель приедет, поезжайте сюды, не мешкав». 20 марта 1708 года: «Для Бога приезжайте скорее». 7 февраля 1709 года из Ахтырок: «По получении сего письма поезжайте немедленно в Белгород».

4

Сборник Русского Исторического общества (далее – Сб. РИО). Т. 64. СПб., 1888. С. 38.

5

См.: Михневич В. Семейство Скавронских // Исторический вестник. 1885. № 2. С. 233-257; № 3. С. 536-572; Белозерская Н.А. Происхождение Екатерины Первой // Исторический вестник. 1902. № 1. С. 56-90; Трот Я. К. Происхождение императрицы Екатерины I // Сборник Отделения русского языка и словесности Имп. Академии наук. Т. 18. СПб., 1878. С. 7-32.

6

Белозерская Н. А. Происхождение Екатерины Первой. С. 86.

7

Берхгольц Ф. В. Дневник. Ч. 2. М., 1903. С. 126, 127.

8

Семевский М. И. Царица Екатерина Алексеевна, Анна и Виллим Монс. СПб., 1884. С. 342-343.