Страница 13 из 13
«Это распоряжение именно произведет междоусобную войну, которой вы хотите избежать, потому что в России нет закона, который бы определял время совершеннолетия государей; как только великий князь будет объявлен императором, то часть шляхетства и большая часть подлого народа станут на его стороне, не обращая внимания на регентство». Далее Толстой произнес лукавые слова, которые должны были убедить слушателей, что только воцарение Екатерины могло принести стране счастье и покой: «При настоящих обстоятельствах Российская империя нуждается в государе мужественном, твердом в делах государственных, который бы умел поддержать значение и славу, приобретенные продолжительными трудами императора, и который бы в то же время отличался милосердием для содержания народа счастливым и преданным правительству; все требуемые качества соединены в императрице: она приобрела искусство царствовать от своего супруга, который поверял ей самые важные тайны; она неоспоримо доказала свое героическое мужество, свое великодушие и свою любовь к народу, которому доставила бесконечные блага, и в частности не сделавши никому зла».[38]
В этом панегирике соответствует истине лишь один факт: наличие в натуре Екатерины Алексеевны чисто человеческих привлекательных качеств – милосердия и доброты. Их притягательную силу отметил прусский посол Мардефельд: Екатерина, полагал он, получила возмездие за свое хорошее обращение со всеми при жизни царя, так как она «часто своею кротостью отклоняла гнев его и из всех сил помогала утесненным, и в особенности за личную любовь, приобретенную ею у солдат в походах, в которых она сама участвовала».[39] Что касается прочих добродетелей, приписанных Екатерине, то они являются чистым вымыслом. Никаким мужеством и твердостью в государственных делах императрица не владела, равным образом как и искусством царствовать.
За высокопарными словами Толстого скрывалась не забота о благоденствии государства, а простое желание сохранить свою жизнь, материальное благополучие и в конце концов выйти невредимым из ожидавшихся политических потрясений. Короче говоря, Меншиков, Головкин, МусинПушкин и многие другие, подписавшиеся в числе 123 судей, приговоривших царевича Алексея к смерти, опасались, что его сын Петр, вступив на престол и достигнув совершеннолетия, станет им мстить за гибель своего отца. Среди подписей судей первой стояла фамилия Меншикова, за ней Апраксина, Головкина, тайных советников, сенаторов, генералов, полковников и множества мелких военных и гражданских чиновников. Подпись П. А. Толстого в этом списке стояла на девяностом месте, но несомненно, что именно на него падала главная вина в том, что царевич оказался в застенках Тайной канцелярии, трижды подвергался пыткам и, не выдержав их, погиб. И Толстой, и Меншиков не сомневались, что станут первыми жертвами мести сына за смерть отца. Именно эти опасения вынуждали их всеми мерами не допустить к трону великого князя.
Страх за свое будущее объединил усилия потенциальных жертв юного Петра Алексеевича и побудил их к решительным действиям в пользу восшествия на престол Екатерины. По складу характеров Меншиков и Толстой великолепно дополняли друг друга и в союзе представляли грозную силу. Толстой обладал незаурядными дипломатическими способностями, умением убеждать собеседника словом и искусно разрабатывать стратегию и тактику борьбы с соперниками. Меншиков, напротив, был лишен этих качеств, зато природа щедро наградила его отвагой, решительностью и способностью силой добиваться желаемых результатов.
Оба могли вполне рассчитывать на полное согласие Екатерины владеть короной. По степени близости к Екатерине Меншиков был вне конкуренции, ибо ему прежде всего она была обязана тем, что стала супругой императора. Екатерина не раз выручала из беды светлейшего, то и дело оказывавшегося в немилости у Петра, грозившего лишить его богатства, чинов и званий. Пользовался доверием императрицы и граф Толстой, организатор пышных коронационных торжеств.
Кроме того, по слухам, Толстой оказал Екатерине еще одну важную услугу. Петр вступил в интимную связь с дочерью молдавского господаря Марией Кантемир – женщиной, отличавшейся умом и образованностью. Она оказалась беременной, и царь будто бы намеревался жениться на ней, если она родит ему наследника. По совету Толстого Екатерина решила избавиться от возможного наследника, а заодно и от соперницы. В Астрахани Марию угостили каким-то зельем, вызвавшим выкидыш, и Петр охладел к ней.
Приятельские отношения между Меншиковым и Толстым сложились задолго до того, как над ними нависла общая опасность – они ведут начало с 1714 года, когда Петр Андреевич завершил свое пребывание в качестве посла в Стамбуле. К этому времени в судьбе каждого из них прослеживаются диаметрально противоположные тенденции: Толстой набирал силу, его карьера находилась на подъеме, росло доверие к нему царя, в то время как зенит могущества Меншикова остался позади и он то и дело своей ненасытной алчностью вызывал гнев царя.
Следы близости двух вельмож сохранили письма, которыми они обменивались во время второго путешествия царя за границу, когда Толстой находился в его свите в Амстердаме и Париже, а затем отправился в Неаполь и Вену в поисках царевича. Оба они обращались друг к другу с различными просьбами и охотно выполняли их. «Премного благодарствую за высокую вашей светлости милость к домашним моим», – писал Толстой в 1716 году, а в следующем году, находясь в Париже, благодарил «за прочие милостивые к дому моему призрения». В других письмах Толстой обращался к Меншикову за покровительством своему сыну Ивану: «О чем будет просить сын мой Иван, благоволи показать в том милость и великое споможение»; в другой раз он просил «содержать во своей милости сына моего Ивана, как мне изволили милостиво обещать».
Иногда просьбы Толстого носили конкретный характер. Так, взрыв порохового погреба в Петербурге разрушил дом Толстого, и он просил петербургского губернатора помочь его восстановлению: «дать мне работников для собрания разметанного двора моего». Одно из писем, отправленное из Вены, связано с делом царевича Алексея: Петр Андреевич был уверен, что далеко не все одобряли его усердие в возвращении царевича в Россию. В письме, отправленном 21 августа 1717 года, наряду с обычной просьбой «содержать меня в высокой своей милости», имеется просьба защитить его от нападок недоброжелателей: «… в прибытии его царского величества в С.-Петербурх милостиво меня охранить, ежели кто из немилостивых ко мне похочет меня в чем вредить».
Некоторые записки Петра Андреевича иллюстрируют, выражаясь современным языком, «телефонное право» тех времен. «Прошу вашу светлость о сем листоподавце, сотвори к нему милость в прошении ево, понеже отец ево приятель мне и убедил меня просить об нем вашу светлость». Еще более выразительна другая цидулка, полученная Меншиковым в том же 1718 году. В ней Толстой просил светлейшего пристроить «листоподавца» на доходное место провиантмейстера, «понеже того чина достоин». Основание: «…понеже отец ево мне добрый приятель и свойственник».
Услуги Толстого Меншикову были менее значительными, ибо он располагал сравнительно скромными возможностями, хотя светлейшему они оказывались тоже полезными. 5 ноября 1716 года Толстой извещал Меншикова из Шверина о своем ходатайстве перед Екатериной, чтобы та «милостиво к вашей светлости изволила спомоществовать». Предметом разговора с царицей скорее всего были долги Меншикова казне. Посредническую роль Толстой выполнил еще раз. Князь послал ему письмо с перечнем работ, выполненных им за время отсутствия в столице царской четы, и просил прочесть его царице. Петр Андреевич выполнил поручение и тут же поделился произведенным впечатлением не только на царицу, но и на ее супруга: «Могу вашу светлость уверить, что во всех делах труды и управление вашей светлости его царскому величеству и государыне царице зело угодны».
38
Соловьев С. М. Соч. Кн. 9. М., 1993. С. 541, 542.
39
Сб. РИО. Т. 15. С. 251, 252.
Конец ознакомительного фрагмента.