Где апельсины зреют

— Съ бараньимъ сѣдломъ, да пожалуй еще съ бабковой мазью. Нонъ… мерси… замахалъ руками Граблинъ, отшатнувшись отъ нея. — Вишь, съ чѣмъ подъѣхала! Тринкенъ — вуй, а баранье сѣдло — ахъ оставьте.

Завязался разговоръ между русской компаніей и англичанами. Хотя англичане говорили по англійски, а русскіе по русски, но съ прибавленіемъ пантомимъ кой-какъ понимали другъ друга. Пожилой англичанинъ съ любопытствомъ разсматривалъ серебряный стаканчикъ съ чернью и просилъ у Николая Ивановича продать ему этотъ стаканчикъ или промѣнять на дорожный карманный приборъ, состоящій изъ вилки, ножика, штопора и ложки. Англичанка подносила всѣмъ портвейнъ изъ хрустальной рюмки. Конуринъ взялъ отъ нея рюмку и, сбираясь проглотить ея содержимое, крикнулъ:

— Вивъ англичанъ!

— Зачѣмъ? Съ какой стати? Очень нужно! Ну, ихъ къ чорту! дернулъ его за рукавъ Граблинъ и пролилъ портвейнъ. — Англичане самое пронзительное сословіе, а вы за ихъ здоровье…

— Да вѣдь тутъ русское радушіе… началъ было Конуринъ, принимая отъ англичанки другую рюмку.

— Брось, плюнь… Вонъ она тебя еще чернымъ пудингомъ дошкуривать хочетъ. Что такое? Мнѣ предлагаетъ? Нѣтъ, мерси, мадамъ. Мнѣ этотъ черный пудингъ-то и въ гостинницѣ за три дня надоѣлъ! опять замахалъ руками Траблинъ и прибавилъ:- Ѣшь, мадамъ, сама, коли такъ вкусно.

Вино разгорячило путешественниковъ. Въ шарабанѣ дѣлалось все шумнѣе и шумнѣе. Пригородъ Неаполя съ фруктовыми садами и виноградниками остался внизу, экипажъ взобрался уже на большую крутизну, съ которой открывался великолѣпный видъ на Неаполь, на его окрестности, на море и на острова Неаполитанскаго залива.

— Соренто… Капри… Искія… указывалъ кондукторъ на очертанія ихъ въ морѣ.

Ѣхали въ это время по совершенно безплодной мѣстности, покрытой бурой застывшей лавой. Ни куста, ни травы, ни птицы, ни даже какого-либо летающаго насѣкомаго не было видно вокругъ. Воздухъ, пропитанный сѣрой, сдѣлался удушливъ. Толпа проводниковъ, сопровождавшихъ экипажъ, исчезла и только двое изъ нихъ, особенно назойливыхъ, шли около колесъ, поднимали съ дороги куски лавы и совали ихъ путешественникамъ.

LVII

Николай Ивановичъ взглянулъ на часы. Былъ двѣнадцатый часъ. Поднимались въ гору уже около трехъ часовъ, а все еще Везувій былъ далеко. Солнце такъ и пекло. Мули, запряженные въ экипажъ, взмылились, потъ съ нихъ такъ и стекалъ, капая съ животовъ, и кучеръ просилъ остановиться и сдѣлать муламъ отдыхъ. На одной изъ террасъ остановились. Англичане тотчасъ-же вынули свои бинокли и начали разсматривать виды на море и на Везувій. Конуринъ попросилъ у одного изъ англичанъ бинокля и тоже взглянулъ на Везувій.

— Ничего нѣтъ страшнаго, сказалъ онъ.- Ѣхалъ я сюда, такъ сердце-то у меня дрожало, какъ овечій хвостъ, а теперь я вижу, что все это зря. Признаюсь, эту самую огнедышащую гору я себѣ совсѣмъ иначе воображалъ, думалъ, что тутъ и не вѣдь какое пламя и дымъ и головешки летятъ, а это такъ себѣ, на манеръ пожара въ каменномъ домѣ: дымъ валитъ, а огня не видно.

— Погоди храбриться-то, вѣдь еще не подъѣхали къ самому-то пункту, отвѣчалъ Николай Ивановичъ.

— И я совсѣмъ иначе воображалъ, прибавилъ Граблинъ. — Говорили, что теперь на Везувій проѣзжая дорога, на каждомъ шагу рестораны, а тутъ пустыня какая-то.

— А вонъ должно быть вдали ресторанъ стоитъ.

Дѣйствительно на буросѣромъ грунтѣ виднѣлось бѣлое каменное зданіе.

— Такъ что-жъ мы на пустынномъ-то мѣстѣ остановились! воскликнулъ Граблинъ. — Намъ-бы ужъ около него привалъ сдѣлать. Кучеръ! Коше! Ресторанъ… Вали въ ресторанъ… указывалъ онъ на зданіе. — Выпить смерть хочется, а мы и свои, и англійскіе запасы всѣ уничтожили.

— Вольно-же вамъ было съ одного на каменку поддавать, сказала Глафира Семеновна. — Сельтерской воды бутылочка, впрочемъ, есть. Хотите?

— Что-же мнѣ водой-то накачиваться! Я уже теперь на хмельную сырость перешелъ. Коше! Ресторанъ… Скорѣй ресторанъ. На чай получишь. Да переведи-же ему, Рафаэль, чтобъ онъ ѣхалъ!

— Видишь, животины измучились. Дай имъ вздохнуть. Хуже будетъ, какъ на дорогѣ упадутъ.

Сдѣлавъ отдыхъ, стали взбираться выше. Бѣлое зданіе становилось все ближе и ближе, вотъ уже экипажъ и около него.

— Стой, стой, кучеръ! кричалъ Граблинъ, хватая кучера за плечо. — Ребята! Выходите. Наконецъ-то пріѣхали къ живительному источнику.

— Погоди, постой радоваться. Это вовсе не ресторанъ, а обсерваторія, отвѣчалъ Перехватовъ.

— Какъ обсерваторія? Что ты врешь!

— Да вотъ надпись на домѣ. Читай.

— Какъ я могу читать, ежели не по нашему написано! Впрочемъ, obser…. Обсерваторія и есть. Да можетъ быть это такъ ресторанъ называется? Выйди изъ экипажа и спроси, нельзя-ли тутъ выпить коньячишку или хоть краснаго вина.

— Да нѣтъ-же, нѣтъ, это настоящая обсерваторія для наблюденія надъ небесными планетами и звѣздами.

— Тьфу ты пропасть! Подъѣзжалъ, радовался — и вотъ какое происшествіе! Да ты толкнись на обсерваторію-то… Можетъ быть и на обсерваторіи выпить дадутъ.

— Какая-же выпивка на обсерваторіи!

— Ничего не значитъ. Какая можетъ быть выпивка въ аптекѣ? Однако, помнишь, въ Парижѣ разъ ночью намъ настойку на спиртѣ въ лучшемъ видѣ приготовили въ аптекѣ, когда мы честь честью попросили и сказали, что для русь, для русскихъ.

— Въ аптекѣ спирты есть, а на обсерваторіи какіе же спирты! Господа! Можетъ быть хотите слѣзть здѣсь и посмотрѣть въ телескопъ на планеты, то тутъ даже приглашаютъ. Вотъ и надпись, что входъ свободный — предложилъ Перехватовъ.

— Чортъ съ ними съ планетами! Что намъ планеты! Намъ не планеты нужны, а стеклянный инструментъ съ хмельной сыростью.

Изъ дверей обсерваторіи выбѣжалъ сторожъ въ форменной кепи, подбѣжалъ къ экипажу и забормоталъ по-итальянски, приглашая жестами выйти путешественниковъ изъ экипажа.

— Одеви русь есть? Коньякъ есть? Венъ ружъ есть? — спрашивалъ его Граблинъ.

Сторожъ выпучилъ глаза и улыбнулся.

— Чего ты смѣешься, итальянская морда? Черти! Обсерваторію выстроили, а нѣтъ чтобы при ней ресторанчикъ завести. Это-же тогда на ваши планеты будетъ смотрѣть, ежели у васъ никакой выпивки получить нельзя, — продолжалъ Граблинъ.

— Алле, коше, алле! — кричала Глафира Семеновна кучеру. — Я не понимаю, господа, что тутъ зря останавливаться! Судите сами: какой можетъ быть коньякъ на обсерваторіи!

— Позвольте… Въ аптекѣ-же пили.

Экипажъ сталъ взбираться дальше. Показалась застава съ караулкой. Вышелъ опять сторожъ, остановилъ экипажъ и сталъ спрашивать билеты на право проѣзда на Везувій. Англичане, запасшіеся билетами еще въ гостинницѣ, предъявили свои билеты, у русскихъ не было билетовъ. Всѣ они недоумѣвали, какіе билеты. Перехватовъ вступилъ въ переговоры со сторожемъ. Пущена была въ ходъ смѣсь французскаго, нѣмецкаго и итальянскаго языковь съ примѣсью русскихъ словъ. Оказалось, что за шлагбаумъ, на откупленную англійской компаніей Кука вершину Везувія, можно пріѣхать только взявъ билетъ, стоющій двадцать франковъ съ персоны. Билетъ этотъ даетъ право на проѣздъ по желѣзной дорогѣ къ вершинѣ Везувія и обратно, а также и на право восхожденія отъ вершины съ самому кратеру въ сопровожденіи рекомендованнаго компаніей Кука проводника. Перехватовъ перевелъ все это своимъ русскимъ спутникамъ,

— Двадцать франковъ съ носа! Фю-фю-фю! просвисталъ Конуринъ. — А насъ пятеро, стало быть выкладывай сто франковъ? Однако… Да вѣдь на эти деньти можно двадцать бутылокъ итальянской шипучки асти выпитъ. Господа! Да ужъ стоитъ-ли намъ и ѣхать?

— Иванъ Кондратьичъ! Да вы никакъ съума сошли! воскликнула Глафира Семеновна. — нарочно мы для Везувія въ Неаполь стремились, взобрались до половины на гору, и когда Везувій у насъ уже подъ носомъ, вы хотите обратно?… Да вѣдь это срамъ! Что мы скажемъ въ Петербургѣ, ежели насъ спросятъ про Везувій наши знакомые!

— А то и скажемъ, что были, молъ, видѣли его во всемъ своемъ составѣ. Какъ про папу римскую будемъ говорить, что видѣли, такъ и про Везувій.