Где апельсины зреют

— Ну, такихъ, я думаю, не завалило. Иначе, суди сама, на какіе имъ доходы было-бы такой дворецъ для игорнаго дома построить. Вѣдь дворецъ. Вонъ люстра-то виситъ съ потолка… Вѣдь она состояніе стоитъ.

Отъ одного изъ столовъ отошелъ уже не раскраснѣвшійся, а блѣдный мужчина съ черной бородой, взъерошилъ себѣ рукой прическу, опустился на круглый диванчикъ и упершись руками въ колѣнки, безсмысленно сталъ смотрѣть въ полъ.

— Этого тоже должно быть ловко умыли!.. — замѣтилъ Конуринъ.

— Вонъ и старушка бродитъ и отдувается, — указалъ Николай Ивановичъ. — Непремѣнно и ей бокъ нажми… Шляпка-то совсѣмъ съѣхала у ней набокъ, а она и не замѣчаетъ. Грѣхъ, бабушка, въ вертушку въ эти годы играть. Богу-бы молилась дома.

Глафира Семеновна сердилась.

— Ахъ, какъ вы мнѣ оба надоѣли своими прибаутками! — проговорила она, обращаясь къ мужу и Конурину. — Я сбираюсь попробовать счастія, а вы съ двухъ сторонъ: одинъ — нажгли, а другой — умыли. Вѣдь такъ нельзя… Ни въ какой игрѣ не слѣдуетъ такихъ словъ подъ руку говорить. Надо бодрить человѣка, а не околачивать его разными жалкими словами.

— Какъ ты будешь играть, ежели ты не знаешь, какъ здѣсь и играется, — замѣтилъ ей мужъ.

— Ну, вотъ! Не боги горшки-то обжигаютъ. Подойдемъ съ столу, присмотримся и поймемъ въ чемъ дѣло. — Вотъ столъ, около котораго немножко попросторнѣе, къ нему и подойдемъ.

Она двинулась къ столу. Мужъ и Конуринъ послѣдовали за ней.

XXVI

Быстро бросились имъ въ глаза одутловатая фигура крупье съ краснымъ широкимъ лицомъ, обрамленнымь жиденькими бакенами и усами, его лысина, черепаховое пенснэ на носу и грудки золота и пятифранковыхъ монетъ. Банковые билеты лежали отдѣльной стопкой. Другой крупье, молодой, съ кислосладкой физіономіей опереточнаго тенора, украшенный капулемъ, приводилъ въ движеніе рулетку. Игроковъ пять, шесть, въ томъ числѣ одна пожилая дама, вся въ черномъ, сидѣли около стола, остальные стояли. Сидѣвшіе около стола были игроки на большую ставку. Передъ ними также лежали стопки серебра и золота. Одинъ былъ пожилой блондинъ съ безстрастными оловянными, какъ бы рыбьими глазами, но не взирая на ихъ безстрастность, онъ особенно горячился, игралъ на золото и ставилъ по нѣскольку ставокъ сразу, другой, также сильно горячившійся, былъ очень еще молодой человѣкъ, причесанный, прилизанный, какъ-бы соскочившій съ модной картинки, въ широчайшихъ брюкахъ крупными полосами, засученныхъ у щиколки, съ брилліантовой булавкой въ галстухѣ и въ запонкахъ у рукавчиковъ сорочки чуть не въ блюдечко величины. Онъ также игралъ на золото, сидѣлъ у стола какъ-то бокомъ, выставивъ въ сторону ногу, послѣ каждаго проигрыша ударялъ себя но бедру и шепталъ что-то себѣ подъ носъ. Дама играла на золото и на серебро, систематически ставя золотой на номеръ и пятифранковую монету на черную или красную, поминутно кусая свои блѣдныя губы. Ей нѣсколько разъ были даны небольшіе куши, она приподнималась со стула и, недожидаясь, пока крупье подвинетъ съ ней деньги лопаточкой, съ середины стола пригребала ихъ къ себѣ руками и тотчасъ-же удваивала ставку.

— Удивительное дѣло: и здѣсь дамамъ счастье… проговорила Глафира Семеновна, наблюдая игру.

Конуринъ и Николай Ивановичъ молчали и внимательно слѣдили за игрой.

— Теперь я вспоминаю. Точь въ точь такую-же рулетку я видѣла у Комловыхъ, но та, разумѣется, была маленькая, продолжала Глафира Семеновна. Самое выгодное здѣсь на номеръ ставить, но я все не могу сообразить, сколько выдаютъ здѣсь за номеръ при выигрышѣ. — Николай Иванычъ, я поставлю на красную… шепнула она мужу.

— Погоди… не горячись, былъ отвѣтъ.

— Игра большая. Съ маленькой-то ставкой тутъ и не подступайся… прошепталъ Конуринъ.

— Ну, вотъ… Чего тутъ стѣсняться! И маленькую ставку въ лучшемъ видѣ отберутъ, отвѣчалъ Николай Ивановичъ.

— Ружъ… проговорила вдругъ Глафира Семеновна и бросила двухфранковую монету на красное.

Играющіе обернулись къ ней лицомъ и улыбнулись. Одутловатый крупье-кассиръ придвинулъ съ ней двухфранковую монету обратно и заговорилъ что-то по французски.

— Команъ? удивилась Глафира Семеновна. — Николай Иванычъ, смотри, отъ меня даже не принимаютъ ставку, обратилась она къ мужу недоумѣвающе.

Крупье-кассиръ, заслыша ея русскую рѣчь, издали показалъ ей пятифранковикъ.

— Да, да… Видишь, онъ показываетъ тебѣ, что меньше пяти франковъ ставить нельзя, отвѣчалъ Николай Ивановичъ.

— Но ежели я поставлю пять франковъ, то у меня ассигнованнаго на проигрышъ золотаго хватитъ только на четыре ставки.

— Такъ что-жъ изъ этого? По одежкѣ и протягивай ножки.

— Помилуй, какая-же это игра на четыре ставки! Дай мнѣ еще золотой.

— Да ты прежде четыре-то ставки проставь.

Конуринъ стоялъ и бормоталъ:

— Вишь, какъ заигравшись здѣсь, черти! Отъ двухъ франковъ отказываются. Какъ будто два франка и не деньги. Два франка — вѣдь это восемь гривенъ, по нашему. У меня въ Питерѣ въ магазинѣ на эти деньги можно купить четверку чаю хорошаго и два фунта сахару.

— Николай Иванычъ, я поставлю пять франковъ на красное… Ужъ куда ни шло… проговорила Глафира Семеновна.

— Да ставь. Мнѣ-то что! Я вотъ все соображаю, что это значитъ, когда не на номеръ ставятъ, а на полоску между номерами. Вонъ фертикъ съ капулемъ на четыре полоски вокругъ номера сейчасъ поставилъ. Команъ, мосье, вотъ это на полоску?.. Комбьенъ можно получить? обратился Николай Ивановичъ съ стоявшему рядомъ съ нимъ бородачу въ очкахъ, но тотъ не понялъ и, отрицательно покачавъ головой, полѣзъ съ пятифранковикомъ къ номеру.

— Bien ne va plus! воскликнулъ крупье, отстраняя ставку.

— Глаша! Спроси хоть у дамы по французски: что это значитъ на полоску и вокругъ номера, сказалъ Николай Ивановичъ женѣ, но Глафира Семеновна схватила его за руку повыше локтя и радостно шептала:

— Выиграла на красную, пять франковъ выиграла. Я на номеръ поставлю теперь.

— Да вѣдь ты еще не знаешь, сколько здѣсь за угаданный номеръ даютъ.

— И не надо знать. По крайности сюрпризъ будетъ. Неужели-же здѣсь при всей публикѣ надуютъ? Ну, я на семь поставлю. Седьмаго ноября была наша свадьба.

— Понялъ, понялъ, что значитъ на полоску ставить, шепталъ Конуринъ, ударивъ себя по лбу ладонью. — Это значитъ, что ставка на два номера, на номеръ, который на право и на номеръ, который налѣво. Пятакъ серебряный стало быть пополамъ. Поставлю я имъ пятакъ? обратился онъ къ Николаю Ивановичу. — Пятакъ — два рубля, стало быть фунтъ чаю… Ну, да ужъ пусть ихъ сожрутъ фунтъ чаю, гвоздь имъ въ глотку!

Онъ положилъ “пятакъ” между двумя номерами и, дивное дѣло: ему придвинули грудку серебра.

— Каково! Вѣдь выигралъ! воскликнулъ Конуринъ среди тишины, такъ что обратилъ на себя всеобщее вниманіе. — Ну, теперь погоди. Теперь можно ужъ изъ выигрыша ставить. Сколько-же мнѣ это дали?

Онъ хотѣлъ считать.

— Брось… Не считай… Не хорошо… Оставь такъ для счастья — остановилъ его Николай Ивановичъ и самъ полѣзъ со ставкой, ставя ее на полоску.

Играли ужъ всѣ трое.

— Николай Иванычъ, у меня изъ золотаго послѣдній пятакъ поставленъ, дергала мужа за рукавъ Глафира Семеновна. — Дай мнѣ еще золотой… Нельзя здѣсь на грошъ играть. Видишь, большая игра. Лучше ужъ я въ Италіи буду экономить и не куплю себѣ соломенныхъ шляпокъ, о которыхъ говорила. — Ты вотъ что… Ты дай мнѣ два золотыхъ. Даю тебѣ слово, что въ Италіи…

— Да на, на… Не мѣшай только… Видишь, я самъ играю.

Николай Ивановичъ сунулъ женѣ два золотыхъ.

— Смотри, смотри, ты выигралъ, указывала она мужу.

— Да неужели?!

Крупье и съ нему придвигалъ стопку серебра. Николай Ивановичъ просіялъ.

— Скажи на милость, какъ мы съ Конуринымъ удачно… говорилъ онъ. — Конуринъ съ первой-же ставки получилъ, а я со второй… Какъ это хорошо на полоску-то ставить. Глаша! Ставь на полоску. Что тебѣ за охота на цвѣтное ставить, шепнулъ онъ женѣ. — Нѣтъ, здѣсь какъ возможно… Здѣсь игра куда лучше, чѣмъ въ Ниццѣ.