Расколотый рай

Несколько секунд Натан молчал.

— Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — ответил Траск.

— Ты действительно убедился, что в случае с папой нет никакого криминала? Ведь все эти годы ты не сомневался, что он был убит…

— Но теперь у меня есть факты.

Натан опять помолчал.

— Я хочу спросить тебя об этой женщине, Алексе. Так, кажется, ее зовут?

— Да, — сказал Траск. — Ее зовут так.

Натан помолчал еще немного.

— Ты с ней спишь? — наконец спросил он неестественно безразличным тоном. Траск не ответил.

— Так, значит, ты с ней спишь, — сказал Натан. Траск молчал.

— Ну что ж, это, наверное, хорошо. — Натан произносил слова очень осторожно. — Может быть, эта связь именно то, что тебе сейчас нужно. Может быть, она подействует исцеляюще.

— Я не нуждаюсь ни в каком исцелении.

— Мне кажется, ты стал таким ранимым, — мягко проговорил Натан.

Траск чуть не швырнул телефон с балкона.

— Ранимым? Откуда ты взял это слово? Во всяком случае, не от меня.

Натан с облегчением улыбнулся:

— Это словечко Сары. И еще я хочу тебе напомнить твои собственные слова.

— Какие же?

— Не надо позволять чувствам, чтобы они правили тобой.

— И когда же ты видел, чтобы я позволял им править?

— Я просто процитировал мудрость своего уважаемого старшего брата.

— Ну пока. Большой привет Саре. — Траск неспешно нажал кнопку разъединения.

Затем через некоторое время вышел на балкон, сел в кресло и стал задумчиво созерцать живописные окрестности.

Сейчас он вовсе не возражал, чтобы им правили чувства.

В четыре тридцать Алекса продала последнюю горгулью в коробке, обворожительно-уродливое маленькое существо с остроконечными ушами и высунутым языком, и прошла в кладовую за новой коробкой. По какой-то странной причине сегодня эти маленькие монстры продавались, как горячие пирожки.

Она выбрала коробку с небольшими горгульями, размером примерно с мужской кулак, принесла и поставила на прилавок.

Раскладывая маленьких уродцев, она все время удивлялась, какие они тяжелые.

Монстры.

Поставив горгулью на прилавок, она медленно прошла в загроможденную коробками заднюю комнату. Остановилась и внимательно посмотрела на коробки с горгульями, сложенные у дальней стены.

Алекса вдруг вспомнила слова Джоанны. А что, если сквозь бред она пыталась ее о чем-то предупредить? О чем-то таком, что связано с монстрами, которых Алекса продает в своем магазине?

Невозможно? Смешно? А может быть, все-таки тут что-то есть?

Конечно, это было полное сумасшествие, но Алекса ничего не могла с собой поделать. Ей хотелось убедиться, что странные слова Джоанны не имели ничего общего с этими маленькими «монстрами»в коробках.

Она протиснулась через ряд крылатых львов, готических драконов и древнеегипетских масок туда, где у стены громоздились коробки с горгульями.

Взяла ближайшую коробку и разорвала скрепляющую ленту. Заглянула внутрь. Из своих гнезд на нее весело смотрели обычные маленькие горгульи.

Она открыла другую коробку. То же самое. Третью. И отсюда они тоже улыбались ей своими похотливыми улыбками.

В торговом зале магазина что-то громко скрипнуло. Алекса почему-то так испугалась, что чуть не уронила коробку.

— Я сейчас выйду! — громко крикнула она.

— Можете не торопиться, дорогая.

Алекса оторопела.

Этот мягкий вкрадчивый голос, как у доброй бабушки, был слишком хорошо знаком. Она поставила тяжелую коробку с горгульями и очень медленно прошла в торговый зал. У прилавка стояла миниатюрная седая дама с искрящимися голубыми глазами.

— Вот это да! — Алекса остановилась. — Вот уж не думала, что вы так скоро объявитесь.

— Какое счастье видеть вас снова, дорогая! — Гарриет Макклелланд светилась радостью. — Как дела?

— Мак, и вы еще спрашиваете, как у меня дела?

Глава 34

— Траск, я решил, что нам нужно поговорить. — Уэбстер устало потер переносицу. — Как говорится, обменяться мнениями. Прошлой ночью вы, рискуя жизнью, спасли Редстоуна и, я думаю, имеете право узнать, что мои бухгалтеры обнаружили в его бумагах.

Траск налил своему неожиданно появившемуся гостю чашку кофе. Уэбстер был в своем фирменном черном одеянии. Бирюзово-серебряные украшения поблескивали так же, как и всегда. Но углы рта были сейчас очерчены резче, и глаза не сияли обычной проницательной благожелательностью. Было очевидно, что в последние сутки он почти не спал.

— Признаюсь, это меня действительно интересует. — Траск протянул Уэбстеру кофе. — Но прежде всего — как себя чувствует Джоанна?

— Почти все время спит. Мы еще ни разу не разговаривали. Врачи утверждают, что, кроме транквилизаторов, она проглотила еще и какой-то галлюциноген.

— Наркотик, который дал ей Люттон?

— Да. Но общее состояние ее организма, слава Богу, достаточно удовлетворительное. — Уэбстер сжал кулаки. — Когда я думаю об этом негодяе Люттоне и о том, что он пытался с ней сделать…

— Вы собирались рассказать о Редстоуне, — напомнил Траск.

Уэбстер тяжело выдохнул.

— В госпитале сказали, что он выкарабкается. Этот хитрый сукин сын ограбил наш фонд на солидную сумму. — Белл сделал глоток из чашки и поморщился. Траск не понял: из-за вкуса кофе или от воспоминаний о Фостере Редстоуне.

— Люттон считал себя ангелом-хранителем «Института», — сказал Траск. — Но «мне удалось выяснить, что до приезда в Авалон его опыт в бизнесе ограничивался торговлей наркотиками. А здесь он содержал небольшое кафе. У, вас есть какие-нибудь соображения, каким образом ему удалось вывести на чистую воду такого опытного мошенника, как Редстоун?

Уэбстер пожал плечами.

— Полагаю, наверняка мы это никогда теперь не узнаем. Могу сказать только, что он добровольно вызывался работать в» Институте «. Причем без всякой оплаты. Некоторое время работал даже в офисе фонда.

— И возможно, случайно наткнулся там на какие-то подозрительные данные?

Уэбстер кивнул.

— Это единственное объяснение. Дело в том, что Редстоуну не нужно было особенно скрывать свои ухищрения. Ведь он распоряжался всеми финансами» Института «.

— Все равно остаются вопросы. А как же бухгалтерия и прочие специалисты по финансам, которые работают в вашем» Институте «? Почему никто из них ничего не заметил, а какой-то бывший торговец наркотиками смог во всем разобраться?

Уэбстер удивленно посмотрел на Траска:

— Вы хотите сказать, что здесь что-то не так?

— Да, именно это я и хочу сказать.

Уэбстер помрачнел еще больше:

— Струд прочитал мне записку, оставленную Люттоном. Там сказано, что, устранив Гатри, Редстоуна и Джоанну, он считает свою миссию законченной.

— Но он ее плохо выполнил. Джоанна жива, и у него не могло быть никакой уверенности, что мертв Редстоун. Единственный, кого он убил до конца, это Гатри. Так зачем же ему кончать жизнь самоубийством?

— Кто знает? — Уэбстер напряг челюсть. — Он сумасшедший. А сумасшедшие совершают безумные поступки. Может быть, он убил себя от отчаяния, что наделал так много ошибок.

Траск подошел к балкону и встал рядом с Уэбстером.

— Все равно торчат еще несколько ниток, которые хочется потянуть за конец.

— Например?

— Например, Лиз Гатри. До сих пор не известно, где она и что с ней.

Уэбстер кивнул:

— Да. Меня тоже это беспокоит. Струд по-прежнему считает, что она уехала из города по делам. К тому же в записке Люттон ее не упоминает.

— Частный детектив, которого я нанял, сейчас усиленно разыскивает ее. Сегодня утром он звонил и сказал, что уже близок к завершению операции. Если повезет, то сегодня он обнаружит ее.

Уэбстер слабо улыбнулся:

— Значит, есть надежда, что она жива. И то слава Богу.

— Мне бы очень хотелось узнать у нее кое-что.

Уэбстер вопросительно вскинул брови.

— Имя персонального гуру, который руководил ее занятиями по медитации. Он был у нее в то утро, когда она внезапно исчезла из города.