Страница 60 из 78
«Смелый» по плану должен был отправиться в тыл противника через неделю, но в связи с предложением Андреева и Иванюты пришлось этот срок сократить до трех дней. С разведчиком ушел на задание Иванюта.
Нелегкая задача стояла перед молодым контрразведчиком. Встретиться в тылу со своими людьми, повидать раненого бойца Лахно и попытаться вывести его к своим. Срок — десять дней. Называя этот срок, Кленов заметил:
— Знаю, что все это непросто и нелегко, но нужно. Времени на выполнение задания даю мало, но больше сам не имею.
Иванюта, прощаясь с Андреевым, пошутил:
— Идя к начальнику с предложением, будь готов его выполнить. Так, кажется, гласит известная поговорка?
— Примерно так, — задумчиво ответил Андреев. — Ты там смотри, проявляй инициативу только разумную, не лезь на рожон…
— Есть, товарищ капитан, — лихо приложил тот руку к старой кроличьей шапке, в которую он облачился.
Иванюте и его спутнику предстояло пройти не один десяток километров по земле, занятой врагом.
Населенные пункты они старались обходить. Двигались в основном ночью, а если днем, то шли лесом, оврагами, балками, подальше от постороннего глаза. Торопились. Времени было в обрез.
На девятый день, рано утром Иванюта вошел в землянку подполковника Кленова, держа под руку Лахно, который не хотел остаться в тылу и умолил старшего лейтенанта взять его с собой. Он еще хромал, да и был очень слаб. Иванюта иногда тащил его буквально на себе.
Лахно опознал Прихожана и подтвердил свой прежний рассказ, уточнив некоторые детали…
Эту ночь она помнила смутно. Узкая, длинная, как вагон, комната с обшарпанными обоями, топчан, табуретка. Врач сделал укол, и ей стало немного легче. Принесли какую-то бурду в металлической миске и кусок хлеба. Она пожевала немного и снова прилегла на топчан. В голову лезли всякие мысли, путались, обрывались и снова появлялись. Перед глазами все время стояли ребята. Строгий Соловьев хмурился, был чем-то недоволен. Неунывающий Головков шутил, пытался обнять, а Якимчук укоризненно качал головой и повторял одну и ту же фразу: «Эх, Галина, Галина… Как же это так получилось?..» Потом она видела мать и отца. Грустные, они стояли на перроне и махали вслед увозившему ее на фронт поезду. Она открывала глаза и всматривалась в темноту. За узким окном шумел в деревьях ветер. Где-то в деревне одиноко выла собака. За обоями шуршали мыши. Страх не покидал ее ни во сне, ни наяву, он сжимал сердце, теснил грудь. Она поворачивалась на бок, клала под щеку ладошку и пыталась уснуть. Но как только закрывала глаза, снова видела ребят. Вот они садятся в лодку и плывут к противоположному берегу. Речка широкая, вода темная, большие волны ударяют в борта лодки… Они идут лесом, ураганный ветер качает деревья и наклоняет их до самой земли… Огромная черная машина, и около машины убитые ребята лежат рядом, как патроны в обойме. Кругом немцы стоят и хохочут. Подводят Афанасия Денисовича: Галина вскрикивает, просыпается. На дворе уже светло. Она подходит к окну. Нет, это не сон. Окно выходит в огород. Галина видит не убранную еще картошку, свеклу, мокрую землю и начинает вспоминать, что ночью шел дождь и громко стучал в окно. За окном стояло пасмурное угрюмое утро.
В городе, куда отвез Галину переводчик утром следующего дня, ее снова допрашивали. Вопросы были похожи на вчерашние: где она жила до войны, кто ее родители, в каких частях служила, кто и как ее готовил к заброске в тыл… Она отвечала по легенде. Ей недавно, перед началом войны, исполнилось двадцать лет. Она единственная дочь у родителей. Отец у нее — бухгалтер, а мать — парикмахерша. После десятилетки хотела поступить учиться в театральное училище в Москве, но провалилась на вступительных экзаменах, тогда поступила в Гомельский педагогический институт. Почему в Гомеле? В Гомеле жила до войны тетка, позвала к себе. Жила у тетки и училась. В первые дни войны их дом разбомбили. Тетка погибла. Она со студентами рыла окопы. Их бомбили. Сначала они шли целой компанией, потом все разбрелись кто куда. Позавчера их было еще трое. Они ночевали в какой-то деревне, в сарае. Утром ее две подруги отказались идти дальше: ноги в кровь растерли. Она пошла дальше одна…
Капитан был приторно вежливый, предупредительный. Он внимательно слушал, кивал и чуть заметно улыбался. Его вежливость и противная улыбка на бледном сухом лице настораживали, и она все время была начеку. Она начинала осваиваться в новой ситуации. Первый, очень сильный удар она выдержала. Шок миновал. И она чувствовала, что полностью контролирует себя, свои мысли, поступки. Она может и должна бороться до конца…
Вечером допрос повторился. Капитан задавал те же вопросы, только, может быть, задавал их не в той последовательности, как днем, по-другому ставил их. Также внимательно выслушивал ответы Галины, кивая при этом головой и улыбаясь. Когда Галина рассказывала о том, что она очень любит театр и в институте участвовала в художественной самодеятельности, капитан жестом руки прервал ее и рассмеялся. Он долго смеялся, потом сказал:
— Это ошень интересно, но об этом потом. Вы ошень хорошая девушка, девушка-романтик. Сейчас вам, девушка-романтик, надо обретать покой и забыть вчера.
Калитку в высоком заборе открыла женщина лет пятидесяти, высокая, худая. Она заговорила с лейтенантом, который привез Галину, по-немецки. В глубине сада виднелся дом, куда вела выложенная плитками дорожка. В окнах дома приветливо горел свет. Поговорив с женщиной — Галина хоть и знала немного немецкий, но из разговора поняла только то, что этот разговор шел о ней, — лейтенант тут же сел в машину и уехал. Женщина повела Галину в дом.
— Меня зовут Анна Карловна, — сказала она.
— Галина.
— Хорошо, Галина. Тут будет твой дом, твоя квартира.
Галина стояла посреди небольшой квадратной комнаты с круглым столом, накрытым белоснежной скатертью. Хозяйка открыла боковую дверь.
— Это будет твоя комната. Но ты будешь сейчас мыться. Там все для тебя приготовлено.
Потом они ужинали. Хозяйка интересовалась, кто она и откуда. Галина не знала, как ей себя вести, и отвечала невнятно. Наконец хозяйка это заметила и сказала:
— Ну, хорошо. Ты, вероятно, устала. Тебе надо отдохнуть, успокоиться.
У дверей лежала огромная овчарка. Положив морду на лапы, она изредка посматривала на Галину. Хозяйка недвусмысленно дала понять, что уйти из дому незамеченной или убежать невозможно. Этому помешают и овчарка и охрана. После ужина она проводила Галину в ее комнату и пожелала спокойной ночи.
Галина проспала почти сутки. Когда на кухне, куда ее позвала хозяйка, Галина попробовала узнать, зачем ее привезли сюда и что она должна будет здесь делать, хозяйка ответила:
— Тебе лучше знать. Мне герр лейтенант сказал, чтобы ты отдохнула и потом будешь помогать мне содержать дом. Это все. — Сказано это было таким тоном, который не допускал продолжения разговора на эту тему.
Поздно вечером приехал капитан. Хозяйка провела Галину на вторую половину дома, где был оборудован кабинет. Капитан пригласил ее сесть и снова приступил к допросу.
— Меня зовут Фурман, а теперь, фрейлейн, расскажите все о себе, как ваша настоящая фамилия, имя, отчество, кто вы и зачем появились в деревне Дайнова? Все подробно и только правду.
— Я уже рассказывала вам, — начала Галина и повторила подробно все то, что она говорила раньше. Фурман сидел молча, курил и внимательно наблюдал за ней. Когда она закончила, он улыбнулся и сказал:
— Надеюсь, фрейлейн, вы не считаете меня наивным или глупым человеком? Неужели вы и в самом деле думаете, что я поверю сказке, которую вы нам рассказываете вот уже, кажется, третий раз? — После паузы он сказал: — Пусть будет так, Галина. В конце концов это может быть и настоящее ваше имя. Все остальное — сказка про белого бычка. Так у вас говорят?
— Но я сказала вам правду.