Страница 46 из 78
— Если это солидный человек и если он действительно желает тебе помочь… как тебе сказать?.. Я хотела бы в этом убедиться.
— Я увижу его завтра.
— Где?
— В «Ам Цоо».
Дорис поморщилась:
— Там слишком много народу. А нельзя встретиться здесь?
— Конечно, можно. Приведу его сюда.
— Я ведь могу освободиться только в семь.
— Ну, а мы будем ждать тебя в восемь.
В этот вечер они так и не напились по-настоящему…
Иштван, выдававший себя перед Дорис Шерер за бывшего русского заводчика, а ныне биржевого дельца Путилова, произвел на нее приятное впечатление. Сухой, немногословный, но умеющий быть любезным и предупредительным, одетый в темный костюм от дорогого портного, он вполне отвечал ее представлениям о том, каким должен быть финансовый делец. Путилов сжато и четко растолковал ей суть биржевых манипуляций с акциями. Она спросила, какие данные и о каких предприятиях его интересуют. Он сказал, что полезно было бы знать, например, ближайшие и более отдаленные планы авиационных заводов. Тогда Дорис прямо поставила вопрос: если она доставит такие данные, гарантирует ли Путилов полную тайну? Разумеется, он отвечал за это головой. И лучшей гарантией в подобных делах служит то, что такие сведения имеют цену лишь до тех пор, пока их никто другой не знает. Разглашать их — значит рубить сук, на котором сидишь.
Дорис обещала что-нибудь придумать и действительно придумала. Через неделю в квартире у Ганри она передала Путилову скатанный в тугую трубочку узкий листок чертежной кальки, на котором тушью были аккуратно выведены две колонки чисел. Это были данные, касающиеся производственных планов заводов Юнкерса и Мессершмитта. Дорис зашифровала их самым элементарным способом. Она объяснила Путилову принцип шифровки. Они договорились, что прибыль от операций на бирже будут делить на троих, равными частями.
Дорис, с самого начала подошла к этому союзу по-деловому. Она и вообще не склонна была драматизировать собственные поступки, а когда речь шла о заработке законным путем — игра на бирже считалась в их семье почтенным занятием, не доступным простым смертным, вроде ее отца, — то она сочла бы глупцом всякого, кто упустил бы такой удобный случай. Конечно, она позволяла себе при этом известное злоупотребление своим служебным положением, но картотека, откуда Дорис брала интересовавшие Путилова цифры, не принадлежала к разряду совершенно секретных. По сравнению с другими ящичками, бывшими в ее распоряжении, эти — невинные детские игрушки. Вполне понятно, что человек, привыкший курить на бочке с порохом, не считает особенно огнеопасным какой-нибудь там склад пиломатериалов.
Фрица беспокоил один вопрос: если гестаповцы отметят появление Путилова в жизни Дорис Шерер и графа ван Гойена, у них может возникнуть желание проверить, чем оно объясняется. Необходимо было чем-то оправдать нечастые посещения Путиловым квартиры Ганри. Поэтому Путилову-Иштвану пришлось съездить в Голландию. Оттуда он привез целую кипу документации, которая свидетельствовала о том, что Путилов выступает перед различными банками и строительно-ремонтными фирмами как доверенное лицо, занимающееся приведением в порядок родового имения графа ван Гойена. Некоторые из документов Ганри по забывчивости оставил у Дорис дома в маленьком книжном шкафу, так что в случае, если гестаповцы захотят негласно кое-что проверить, им эти бумажки окажут известную помощь.
Вскоре Путилов вновь увиделся с Дорис на квартире у Ганри. Сухие цифры, полученные от нее в прошлый раз, он обратил в три пачки банкнот — одну из них получила Дорис. А Путилов унес новый столбик цифр.
Дорис завела тогда разговор насчет того, что Ганри не очень-то торопится с женитьбой. Сделав так легко предложение, он как будто вовсе о нем забыл. Но Ганри вдруг проявил не свойственное ему здравомыслие, которое даже порадовало ее. Он сказал, что хочет построить их совместное существование на прочной основе, а для этого необходимо привести в порядок имение, расплатиться с кредиторами и наладить расстроившиеся отношения с родственниками в Соединенных Штатах, которые еще могут им пригодиться в трудную минуту. Доводы были разумные, и Дорис решила не торопить событий. В конце концов, все у нее шло хорошо. Подавленное честолюбие могло торжествовать: она добилась любви аристократа, и у нее были деньги, пока небольшие, правда, но она может их увеличить по своему желанию.
Ее высокое жизнеощущение последних месяцев было еще более поднято новой беседой с майором Цорном. На этот раз он говорил без обиняков.
— Вы не забыли нашего последнего разговора? — спросил майор, справившись перед этим о здоровье.
— Никак нет!
— Очень хорошо. Речь опять пойдет о вашем знакомом. — Майор вдруг шутливо-досадливо взмахнул рукой: — Нет, что я говорю! О вашем женихе. Вы же помолвлены!
Дорис молчала.
— Как идут ваши дела?
— Нормально.
— Гм… Я буду с вами абсолютно откровенен. И надеюсь на откровенность с вашей стороны.
— Можете не сомневаться, — быстро ответила она.
— Так вот, есть намерение послать графа в Англию, Он может сослужить нам полезную службу. Как вы думаете, он согласится?
— Не знаю. — Дорис действительно не знала, что сказать. Во-первых, это был слишком резкий оборот дела, а во-вторых, она не могла предугадать, как отнесется Ганри к подобному предложению. Безусловно, он был и легкомыслен, и податлив как воск, и, если на то пошло, мог казаться тряпкой, но его характер заключал в себе массу неожиданностей, разобраться в которых ей пока не удалось.
Видимо, майор Цорн правильно понял, что́ затрудняет ее.
— Я хочу вас попросить именно о том, чтобы узнать, согласится он или нет. Вы понимаете, что несолидно было бы делать предложение человеку без уверенности в его согласии.
— Да, я понимаю.
— Вы должны также иметь в виду, что людям этого сорта свойственна некоторая щепетильность в отношении… — Майор не мог сразу подыскать подходящего выражения. — Ну, в общем, они настороженно относятся ко всему, что в их понятиях как-то связано с осведомительской работой. Вы должны употреблять в разговорах с графом другие термины. Скажем, служба информации. Тем более что и на самом-то деле речь идет об исследовании общественного мнения.
Дорис слушала предельно внимательно, время от времени согласно кивая головой. Майор продолжал:
— Но и лукавить с ним не следует. Не надо заставлять его думать, будто его считают слепой марионеткой.
— Но что конкретно можно ему сказать?
Майор на секунду задумался.
— Очень просто. Скажите так. Отдел исследований одного крупного концерна желает иметь в Англии своего корреспондента. Он должен завести побольше знакомств в высшем лондонском кругу, пошире общаться, почаще беседовать с людьми на злободневные темы и иногда составлять обзоры своих бесед и наблюдений. Как видите, обязанности необременительные. А содержание, которое графу будет обеспечено, позволит ему жить в полное свое удовольствие… — Майор опять секунду помолчал. — Короче говоря, вы можете передать ему всю нашу с вами беседу, не называя, разумеется, моего имени. Так вам будет легче — не понадобится ничего выдумывать.
— Понимаю, — сказала Дорис уже не так убежденно. Ее что-то заботило, и глаз майора Цорна незамедлительно это отметил.
— Вас что-нибудь смущает? — спросил он дружеским тоном.
Дорис очень хотела спросить, отпустят ли ее в Англию вместе с Ганри, а задала глупейший вопрос:
— Но как будет с нашей помолвкой?
Однако майор Цорн опять все разгадал правильно.
— Я обещал полную откровенность, поэтому не обижайтесь. Пока вы не поженитесь, ни о каком вашем выезде из Германии не может быть и мысли. Характер вашей службы не позволяет этого. Другое дело, когда вы выйдете замуж. Никто, конечно, не будет разлучать мужа с женой. Так что все зависит от вас.
Дорис передала все Ганри в том духе, как велел майор Цорн. Она не скрывала, что ей хочется поехать в Англию. Ганри ради нее готов был пожертвовать своей вольной жизнью на континенте, но его пугала всякая необходимость числиться у кого-нибудь на службе и отчитываться в чем бы то ни было.