Воин и маг

Подъехав к воротам, обитым слегка заржавевшими листами того, что Учитель с некоторым пафосом (в основном, чтобы произвести впечатление на гостей) именовал сталью, а Корбин с легкой усмешкой хорошо разбирающегося в металловедении человека считал довольно паршивым железом, маг пару раз врезал по ним кулаком. Металл загудел, почти сразу в них открылось маленькое окошечко, и заспанный голос недовольно произнес:

— Мессира Корнелиуса нет дома. Зайдите завтра.

— Дверь открывай, олух, или из старших кого-нибудь позови.

Корбин не был удивлен холодности приема. У Корнелиуса новые ученики появлялись периодически, и в начале обучения на них, как и во всех других школах, что магических, что военных, сваливали самую неблагодарную работу, такую, например, как скучное дежурство у ворот. Естественно, новички могли и не знать Корбина в лицо, поэтому обижаться на таких было глупо — надо было приказать позвать кого-нибудь из старших и чуть-чуть подождать.

Однако на сей раз дежурный попался на редкость упертый. Снова буркнул «завтра зайдите» и захлопнул окошко. Корбин вздохнул: ну рожает же земля дураков, и магические таланты умнее их не делают. Что же, хорошо хоть, что он знает, где здесь какой засов.

В следующий момент незадачливый сторож круглыми от удивления глазами наблюдал, как поднимается тяжелый металлический засов, отходят в стороны задвижки, поворачивается тяжелый ключ в замке. И кульминацией этого открываются сами ворота, которые и вчетвером-то открыть тяжело, и во двор въезжает незнакомый высокий дворянин на отличном коне. Улыбнулся неподкупному стражу и поехал к дому, оставив того стоять с открытым ртом. Ворота между тем закрылись четко в обратном порядке — будто и не было ничего.

Оставив коня на попечение конюха, который Корбина прекрасно знал и никакого удивления не высказал, маг поднялся по невысокой мраморной лестнице, открыл бесшумно повернувшуюся на хорошо смазанных петлях дверь и вошел в дом. Ну а там уж он в первую очередь отправился к Приму — сыну Учителя и его лучшему ученику.

— Здорово, книжный червь! — весело поприветствовал он Прима, без стука вваливаясь к нему в комнату. — Что, все грызешь гранит науки?

Прим удивленно поднял голову от книги, широко заулыбался, вскочил и обнял старого друга. Он был старше Корбина на двадцать семь лет, хоть и выглядел куда моложе, худой, аскетичный, однако при том был счастливым обладателем недюжинной силы, а движения его были точны — сказывался колоссальный опыт работ в лаборатории. Разница в возрасте и в интересах не мешала магам дружить, хотя трудно было представить двух столь непохожих людей.

— Здоров, бродяга! Какими судьбами? Что-то я твой телепорт не почувствовал даже…

— А я ножками, ножками… Конскими. К старику, за консультацией, ну и просто так, соскучился. Веришь?

— Верю, конечно. Есть будешь?

— Нет, сытый пока. Моя комната свободна?

— Разумеется. Кто бы рискнул в нее без спросу войти?

Оба мага переглянулись и дружно рассмеялись — та хохма, которую они устроили, прочно вошла в студенческий фольклор. Корбину тогда надоело, что в его комнату может зайти кто угодно и когда угодно, а он любил уединение. По его просьбе Прим в два счета составил заклинание, которое навешивалось на дверь и вызывало у любого, зашедшего без специального ключа, приступ жесточайшей диареи, сравнимый с ведерной клизмой. Как на беду, первым вошел Учитель… До сих пор среди молодых магов ходили слухи о том, как маг, подобрав полы лабораторного халата, сверкая пятками мчался по направлению к туалету. Корбин никогда в жизни не чистил столько картошки, как после той выходки — из кухонных и прочих нарядов месяц не вылезал…

Самое смешное, что Прим тогда перестарался, и заклинание впаялось в камень косяка наглухо, так что комнату оставили за Корбином навсегда — так, на всякий случай.

— А где Учитель? — спросил Корбин, когда, заскочив в свою комнату, ополоснувшись и переодевшись с дороги, снова зашел к Приму. Тот уже приготовил чай, и теперь друзья прихлебывали ароматный напиток, заедая его вкуснейшими горячими булочками. Прим попытался ответить, но с набитым ртом это было довольно затруднительно, поэтому он лишь махнул рукой, прожевал и наконец выдал:

— К епископу поехал. У них, старперов, какой-то сабантуй намечается. Свалил всех на меня — и свалил. А у него новых учеников толпа, не знаю даже, что на него нашло. Обычно много-то не берет, а тут…

Прим сокрушенно махнул рукой. Корбин покивал сочувствующе, развел руками: мол, понимаю, но помочь ничем не могу, такова твоя доля — смирись. Потом спросил:

— Из старших-то есть кто-нибудь?

— Да есть, конечно, только я всех напряг занятия вести.

— Хорошо, потом зайду, поздороваюсь. В лабораторию пустишь? А то я тут старику одну вещь привез показать…

— Да без проблем, возьмешь ключи — и вперед. Только не пугайся, туда без спроса одна молодая ученица зайти может — я ее напряг там убираться.

— Испугал ежа голым задом… Пускай заходит — главное, чтоб ничего не переставляла.

— Не волнуйся, она на этот счет аккуратная.

— Ну и хорошо. Ладно, давай ключи…

Лабораторию он знал как свои пять пальцев — сам в пору ученичества из нее не вылезал, и многое здесь было сделано его руками. Прим, конечно, гениальный теоретик, но гвоздь забить — это для него уже сложно, вот и пришлось другим за него отдуваться. Впрочем, Корбину нравилось работать руками, он сильно подозревал, что случись ему родиться в крестьянской семье, стал бы он плотником или кузнецом, но уж никак не земледельцем. Однако дальше началось то, что другие называют невезением, а сам Корбин считал собственной глупостью.

В принципе, он даже сделать ничего не успел — достал из экранирующей коробочки амулет, положил на стол — и тот вдруг замигал-запульсировал. Корбин даже не успел понять, что произошло и с каким из амулетов, лежащих на полках, его поделка начала интерферировать — не проверял на совместимость. Ну а амулет, недолго думая, так рванул, что едва стены не вынес. Лабораторию вдребезги разнес, зараза, а главное, здоровенный стеллаж на Корбина упал. Нет, Корбин бы его, конечно, сдвинул, но тут его приложило по затылку чем-то тяжелым, и он провалился в беспамятство.

Пришел он в себя только в своей комнате, где над ним колдовал яростно ругающийся Прим. Увидел, что пришел в себя, обругал и ушел. Потом, правда, вернулся, рассказал, что к чему.

Оказывается, его, Корбина, спасла та самая девочка, что в лаборатории убиралась. Правда, ухитрилась надорваться, пока вытаскивала — Прим ее еле-еле откачал, минимум сутки придется лечить, хотя, конечно, способности к регенерации у нее потрясающие. Корбин отделался легким сотрясением мозга, это на полчаса лечения. Ну и надышались оба всякой дряни — лаборатория-то загорелась. Пришлось извиняться…

— Ну не везет мне с амулетами, не везет, — со вздохом покаялся Корбин в конце рассказа. — Второй раз подряд вляпался.

— Не везет ему, — все еще сердито фыркнул Прим. — Теорию надо было учить, а не по кабакам шляться. Кто же так с нестабильной магией обращается? Совсем жить надоело?

На это оставалось только виновато развести руками — был в свое время такой грех, чего уж там, был. Любил Корбин и выпить, и по бабам… А с другой стороны, когда же еще жить-то, если не в молодости? Оставалось только еще раз извиниться. Ну а потом Прим его в сон погрузил до утра — отдыхать, Учитель все равно только завтра вернется.

Утром Корбин проснулся в отличном расположении духа и, наскоро умывшись, бегом спустился в столовую — как раз приближалось время завтрака, а когда еще можно было увидеть всех и сразу, как не во время приема пищи? Студенты — они ведь вечно голодные…

Его, оказывается, ждали. Из старших учеников, которых Корбин неплохо знал, было пятеро — все, которые на данный момент оказались в поместье. Ну, это было просто замечательно, только Прима пока что-то не было, а то он обещал его той студенточке представить. Надо, надо познакомиться, то, что случилось, — это должок, а долги Корбин привык отдавать, да и просто хотелось посмотреть на чудо, которое его, здоровенного мужика, из горящей лаборатории вытащить ухитрилось. Впрочем, успеется — он ведь уезжать не торопился.