Страница 5 из 23
— Летать тем хорошо, что только там, — Алексей Васильевич вскинул руку к небу, — ты на самом деле свободен, Тимоха, сам себе — бог, царь и воинский начальник…
— А радио? — немедленно отреагировал дотошный Тимоша, — Ты же сам говорил — земля командует, земля велит или не велит…
«Надо же, запомнил, — умилился Алексей Васильевич, — такой шпингалет, а размышляет?» И сказал:
— Земля велит, а ты — щелк! выключил рацию и сам с собой остался. Так, конечно, не полагается, но… возможность имеется».
— И ты выключал?
— Был случай. Пришлось. Земля велела: катапультируйся. А я решил — сяду. Одна нога, правда, не вышла… Ну, мне подсказывать стали — как, да чего делать и думать мешали, тогда я передал: «Ответственность за посадку на одну ногу принимаю на себя. Конец связи». И щелкнул тумблером, вырубился в тишину.
— И сел?
— Сел.
— А тогда?
— Тогда меня стали таскать по кабинетам и лечить мозги: почему нарушил, да как посмел уйти со связи, ну, и тэдэ и тэпэ…
Действительно, после той лихой посадки таскали Алексея Васильевича усердно, допрашивали с пристрастием, распекали на все корки, и на каждой следующей ступеньке крутой иерархической лестницы «добавляли» — кто пару суток ареста, кто временное воздержание от присвоения очередного воинского звания, кто снижение в классе. Это продолжалось до тех пор, пока выведенный из терпения Алексей Васильевич не подал рапорт, указав, что по уставу нельзя давать больше одного взыскания за одно нарушение, поэтому он, де, покорнейше просит, наконец, решить, что ему «причитается»? После этого демарша он предстал пред ясными очами командарма. Генерал довольно долго разглядывал Алексея Васильевича, прежде, чем заговорил:
— Обстоятельства чепе мне известны — убрал шасси у самой земли, зацепил встречными щитками колес за полосу… правый щиток деформировался и нога не выпустилась… Приказали катапультироваться, приказание игнорировал… Сел. Про это не говори. Скажи зачем, слышишь, за-а-ачем убирал ноги у самой земли?
Вопрос труднее невозможно было придумать. Как отвечать: виноват — ошибся? Хотел удивить мир? Себя показать? Все в подобных ответах было бы и правдой и… враньем…
— Извините за вольность и позвольте спросить: как перевести с циркового жаргона словечко «кураж»? Все искусство арены держится на этом понятии. Есть кураж, и акробат под куполом цирка творит чудеса и жонглер перешагивает, казалось бы, за пределы человеческих возможностей, и вольтижер держит немыслимый темп, будто подзаряжается энергией от лошади. Есть кураж — есть искусство, а нет — остается только работа…
— Выходит ты — циркач… — и неожиданно генерал пропел вполголоса: «Частица черта в нас заключена подчас…» Ну, а если, положим, я поставлю задачу повторить посадку на одну ногу, ты гарантируешь, что сядешь?
— Виноват, товарищ генерал, но как я смогу выпустить только одну ногу, чтобы другая осталась в куполе?
— Я тебя о чем спрашиваю — сможешь сесть или не сможешь?
Мгновение было критическим. И Алексей Васильевич это почувствовал.
— Сяду. — сказал он, не отводя глаз от лица командарма.
— Очень мне интересно понять, кто ты — самоуверенный нахал, авантюрист, циркач или летчик элитной породы? — И командарм вызвал подполковника Новикова, инспектора по технике пилотирования.
Из последовавшего разговора Алексей Васильевич понял — речь о его судьбе велась в этом кабинете уже прежде.
— Это тот хлыщ, что чесанул колесными щитками по бетону, — сказал генерал, — пожалуйста, проверьте, Николай Николаевич, у него технику пилотирования и доложите — есть у молодого человека что-нибудь за душой, кроме нахального гонора.
На аэродроме инспектор спросил Алексея Васильевича, на каком самолете он предпочитал бы слетать?
— На каком прикажите, товарищ полковник.
— Этим вы хотите сказать, что вам безразлично?..
— Откровенно говоря, конечно, не все равно, но учитывая сложившиеся обстоятельства, я не смею привередничать и должен вам продемонстрировать свою способность летать на любом типе самолета.
— Ну-ну, говоришь красиво, посмотрим, что можешь. Полетим на «МиГе». Задание: взлет, набор высоты. Пилотаж над центром аэродрома — покажете, что умеете. Ниже двухсот метров не спускаться. Время пилотажа — пять минут.
Что такое пять минут? Малость. Однако, когда в эти короткие минуты ты должен втиснуть не один десяток фигур высшего пилотажа, добрая половина из которых выполняется с предельными перегрузками, когда горизонт, словно взбесившись, кувыркается в глазах, когда еле успеваешь следить за землей, появляющейся то справа, то слева, то вовсе над головой, триста секунд могут показаться нескончаемыми.
И легко ли оценить слова: «покажите, что умеете»… ведь это значит, в отведенные пять минут будет решаться его судьба…
Закончив пилотаж тщательно рассчитанным переворотом через крыло, Алексей Васильевич успел выпустить на снижении шасси, посадочные и тормозные щитки и без единого доворота неслышно приземлить машину в полосе точного приземления.
Зарулил. Инспектор не спешил с замечаниями.
— Летать ты, конечно, можешь… Так и доложу командующему, а дальше, как он решит.
Небо было светлым, без единого облачка. Алексей Васильевич сощурился, взглянул мимолетно на солнце и сказал себе: не выгонит меня генерал, нет, не может быть, чтобы выгнал…
Командарм приказал: пять суток ареста за нарушение инструкции по технике пилотирования оставить в силе, дописав: «лишь случайно не окончившееся тяжелыми последствиями». И велел — на этом поставить точку, «дело» закрыть. Человека оставить в покое.
Легко сказать — оставить в покое. Но как это сделать, когда покой нам только снится? Алексей Васильевич служил в ту пору в трех тысячах километрах от ближайшей государственной границы, тем не менее на аэродроме было введено внезапно «боевое дежурство». Противостояние в мире усилилось, и командование приказало — усилить бдительность! Быть готовыми к любым провокациям, что, однако, следовало понимать под этим термином? Дежурные звенья получали задачу — перехват любого нарушителя воздушного пространства, недопущение его к стратегическим объектам. Именно в таком ключе выступали политработники, снова и снова напоминая о святом долге, об усилении чувства ответственности, о повышении сознательности. На очередной политинформации Алексей спросил:
— Допустим, я его перехватил, а он оказался пассажирской машиной… Так? Как мне следует действовать?
— Всеми доступными средствами направлять к аэродрому и…
— Простите, как это понимать — «всеми доступными средствами», какими именно? Замполит проигнорировал вопрос и продолжал свое:
— … и принудить его произвести посадку.
— Допустим, нарушитель на мои сигналы не реагирует, командам не подчиняется, как в таком случае его принуждать? — не унимался Алексей Васильевич.
— Между прочим, на этот счет есть инструкция, вы сдавали зачет, стало быть обязаны знать, как положено действовать.
— Зачет я сдал, как действовать знаю, я хотел от вас услышать — сбивать «пассажира», и кто, если я его завалю, будет отвечать за это?
Кто мог предполагать, что через каких-нибудь двадцать минут, не получив сколько-нибудь разумного ответа на земле, Алексею придется пробить облака, обнаружить самолет-нарушитель на высоте двух тысяч двухсот метров. Нарушителем окажется старый «Дуглас» с опознавательными знаками «Аэрофлота».
Первым делом Алексей попытался вызвать командира «Дугласа» по рации, но «пассажир» работал на другой волне.
— Нарушителя вижу, на мои вызовы он не отвечает, следует курсом сто шестьдесят. Превышение над облаками — сто метров… — передал Алексей земле и подумал: если командир корабля нырнет в облака, уйдет, как миленький…
Он резко снизился, прошел точно под брюхом нарушителя и вздернул свой истребитель под самым его носом. «Дугласа попал в спутную струю атакующей машины, его затрясло, словно в лихорадке. Алексей развернулся и пристроился к Нарушителю. Пришлось выпустить посадочные щитки: держаться крыло в крыло с тихоходной машиной — на это зверьмигарек не был рассчитан. В какой-то момент Алексей разглядел лица пассажиров в иллюминаторах и, обгоняя «пассажира», седоголового командира корабля, тот выразительно стучал кулаком по лбу. Он явно не понимал, что именно этому полоумному военному летчику надо? Командиру корабля оставалось семнадцать минут до посадки в аэропорту назначения, он следовал строго по расписанию, не отклонившись от маршрута ни на копеечку. Земля передала Алексею: