Страница 37 из 55
Розовощекий мальчик выключил телевизор и, краснея, бочком приблизился к камину.
— Садитесь, — пригласил Аллейн. — Я не отниму у вас много времени.
Все сели, и Аллейн воспользовался возможностью как следует разглядеть всю пятерку. Вот Катберт, бывший старший официант, зарезавший любовника жены в те времена, когда за подобные деяния грозила смертная казнь, и чудом избежавший петли; смуглый, толстеющий и лысеющий, он казался солидным и основательным. Затем черноволосый, бледный Мервин, тот, что когда-то расписывал вывески и необыкновенно ловко мастерил ловушки; сейчас он сгорбился и смотрел куда-то вбок. На губах Уилфреда, по прозвищу Котеночек, блуждала усмешка; он обожал кошек и забил охранника до смерти. Прохвост и Щеголь крепко спали, пригревшись у него на коленях. Почти альбинос Найджел с мучнистым цветом лица, в прошлом религиозный маньяк, замочивший некую порочную женщину. И наконец, Винсент. Аллейн впервые увидел его в Холбердсе и немедленно узнал, поскольку сам его арестовывал, когда Винсент, служивший садовником, запер сварливую хозяйку в теплице, обильно политой мышьяковым раствором. Защита, построенная на том, что из-за финиковой пальмы хозяйку нельзя было разглядеть и садовник не ведал о ее присутствии, оказалась успешной, и Винсента освободили. Тогда Аллейн был скорее рад такому исходу дела. У Винсента были натруженные узловатые пальцы, а лицом он напоминал хорька.
На Аллейна никто не смотрел.
— Прежде всего я хочу сказать вам следующее, — начал Аллейн. — Вам известно, что я знаю, кто вы такие, и что вы сидели, и по каким обвинениям. Вы, — обернулся он к Винсенту, — могли бы заявить, что отличаетесь от остальных, поскольку с вас обвинение сняли, но по отношению к нынешнему делу и на данном этапе расследования никтоиз вас ни в чем не обвиняется. Это означает, что ваши прошлые досье меня совершенно не интересуют и не будут интересовать впредь, если только вновь возникшие обстоятельства не заставят меня думать иначе. Исчез человек. Мы не знаем почему, как, когда и где, и мы должны его найти, как говорится, живым или мертвым. Если я выражаю надежду, что кто-либо из вас или все вы сможете помочь нам, то не имею в виду — повторяю, вовсене имею в виду, — что кто-либо или все вы подозреваетесь в причастности к его исчезновению. Я говорю чистую правду: я пришел сюда, чтобы узнать, нет ли у вас каких-либо предположений, пусть даже самых банальных, которые могли бы дать нам зацепку, пусть даже самую пустяковую. Для меня как следователя вы находитесь в равном положении с остальными обитателями дома. Вы поняли?
Последовало столь долгое молчание, что Аллейн засомневался, дождется ли вообще ответа. Наконец Катберт произнес:
— Поняли, сэр, полагаю, все поняли.
— Но не обязательно поверили. Так?
На сей раз молчание никто не нарушил.
— Ладно, — продолжал Аллейн, — не могу вас винить. Естественная реакция. Я лишь надеюсь, что вы уважите мою просьбу.
Он обернулся к мальчику, с настороженным видом стоявшему в стороне.
— Ты из местных? — спросил Аллейн.
Не без труда он вытянул из мальчика, что зовут его Томас Эплби, отец у него фермер и наняли его в Холбердс только на праздники. Мальчик никогда не разговаривал с Молтом, вместе с другими слугами пришел в гостиную на елку, понятия не имел, кто изображал Друида, а получив подарок, вернулся к своим обязанностям на кухне сразу после окончания церемонии. Никакой иной информации поваренок предоставить не смог. Аллейн отправил его спать, чему тот явно обрадовался.
Когда мальчик ушел, Аллейн рассказал слугам, что он узнал о их поведении во время рождественского праздника: они тоже видели Друида, не распознали его, получили подарки и вернулись к своим обязанностям.
— Как я понял, мистер шеф-повар, — продолжал Аллейн, — вы вместе со специально нанятыми помощницами заканчивали приготовление ужина для детей и видели мисс Тоттенхэм, возвращавшуюся в гостиную, но Молта вы не видели. Верно?
— Да, верно. — На щеках толстяка заиграли ямочки. — Я занимался своим делом, понимаете ли, сэр, и вряд ли мог куда-нибудь отлучиться.
— Хорошо. А вы, — Аллейн обернулся к Винсенту, — делали то, что должны были делать согласно распорядку праздника. В полвосьмого вы заняли позицию за углом западного крыла. Так?
Винсент кивнул.
— Скажите, пока вы стояли там, открывал ли кто-нибудь окно и выглядывал ли из него? Не припоминаете?
— Само собой, припоминаю, — отозвался Винсент. Слова он выговаривал немного странно, а голос звучал простуженно. — Он и выглядывал. Посмотреть, на месте ли я. В полвосьмого.
— Полковник? Или Молт?
— Почем я знаю? Я принял его за полковника, потому что выглянуть должен был полковник. Ясно?
— Он был в бороде?
— Не разглядел. В окне горел свет, и он был черный как уголь.
— Он вам помахал или подал какой-либо другой сигнал?
— Я помахал, как было договорено, чтобы он спускался вниз. Ведь такой был уговор. Все уже сошлись в гостиной. Ну и он помахал, а я завернул за угол и пошел к крыльцу. Все, как было договорено.
— Хорошо. Далее, зайдя за угол, вы взяли санки и потащили их через двор, где встретились с Молтом, которого приняли за полковника Форестера. Где именно вы встретились?
Выяснилось, что у надгробия, сооруженного Найджелом. Там Винсент освободил Друида от зонта и вручил ему веревку санок, там же он дожидался возвращения Друида.
— Значит, вы пропустили самое интересное? — заметил Аллейн.
— Больно надо было, — пробурчал садовник.
— Вы дождались, когда он выйдет, затем забрали у него санки, и он рванул к крыльцу, а потом скрылся в раздевальне. Правильно?
— Так я сказал мистеру Билл-Тасману и любому, кто станет допытываться, скажу то же самое.
— Вы отдали ему зонт?
— Не-а. Он чесанул как заяц.
— Где именно вы были, когда увидели, как он входит в раздевальню?
— Где я был? А где я мог быть? На чертовом морозе, где ж еще.
— Позади надгробия?
— Эй! — взъярился Винсент. — Вы что, издеваетесь? Мартышку из меня делаете? А кто говорил, что все будет чисто, без передергиваний?
— У меня и в мыслях не было издеваться над вами. Я всего лишь хочу восстановить картину происшедшего.
— Как же я мог видеть его, ежели стоял позади этой гребаной статуи?
— Выбирай выражения, — прогудел Катберт, а Котеночек подхватил: "Не ругайся!"
— Вы могли выглянуть из-за угла или даже смотреть поверх надгробия, — предположил Аллейн.
В конце концов сотрясаемый гневом Винсент признался, что заметил Молта у двери в раздевальню, когда сам он, Винсент, как раз заворачивал за угол западного крыла, чтобы спрятать санки.
Аллейн осведомился, когда разобрали елку, и Катберт ответил, что елкой занимались Винсент, Найджел и поваренок во время праздничного ужина. Насытившихся детей вместе с подарками отправили играть в библиотеку. С елки сняли игрушки и упаковали в коробки, а саму елку, стоявшую на подвижной подставке, откатили к застекленной двери и прикрыли занавесками.
— И там она некоторое время находилась. Когда ее убрали?
Снова воцарилось молчание.
— Ведь сейчас ее там нет, — весело продолжал Аллейн. — Она валяется за углом, неподалеку от окон кабинета. Кто ее там бросил? Вы, Винсент?
Винсент набычился, но в конце концов признал, что он отвез елку.
— Когда? — спросил Аллейн, припоминая наблюдение, сделанное Трой в полночь из окна ее спальни.
Винсент не смог точно указать время. Выяснилось, что, убрав в столовой, перемыв монбланы посуды и выполнив другие утомительные обязанности, прислуга в компании с временными помощниками уселась за поздний ужин. Винсент, у которого на лбу заблестела тонкая полоска Пота, объяснил, что убрать елку мистер Билл-Тасман поручил ему (видимо, затем, сообразил Аллейн, чтобы вид ее постыдной наготы не помешал гостям веселиться). В суматохе Винсент забыл о приказании и вспомнил, только когда ложился в постель.
Он нацепил клеенчатый плащ, выкатил тачку из дровяного сарая и отвез на ней елку к развалинам старой оранжереи, где и бросил.