Страница 31 из 32
— Я не просил делать меня королем, — сказал король хрипло. — Я умолял оставить меня в покое. А вам был нужен не король, а болванчик на троне… Но вы избрали короля! Теперь у вас есть король! Или все это чудовищная шутка, очередной французский анекдот?!
Делегаты, прокашливаясь, протирали очки.
— Я прекрасно понимаю, как и вы, — сказал Пипин, успокаиваясь, — что время королей прошло. Монархи вымерли, их сменили советы директоров. Я попытался помочь вам, ведь сегодня вы ни то ни се. Сейчас я покидаю вас. Совещайтесь. Вы слышали мои повеления. Подчиниться им или нет — дело ваше. Но попытайтесь быть достойными нашей прекрасной страны.
Король слегка поклонился и повернулся, чтобы сойти с трибуны и направиться к двери, но на краешке его пурпурной мантии стоял разинув рот окаменевший от изумления паж. Мантия с треском сорвалась с королевских плеч и упала, взгляду присутствующих предстал ряд булавок на королевской спине и болтающийся меж колен гульфик.
Накопившееся напряжение как у детей, так и у взрослых могут снять либо слезы, либо смех. Булавки на монаршей спине решили дело.
По передним рядам пробежал смешок, перешедший в хихиканье, а потом в истерический, гомерический хохот. Делегаты корчились, хватались за животы и молотили кулаками по спинам впередисидящих. Гоготали, ревели и утирали катящиеся из глаз слезы, забыв про вызванные королевскими словами ужас и чувство вины.
Пипин слышал раскаты хохота сквозь закрытые двери. Король снял мешковатые брюки и повесил на стул. Надел свой темно-синий в полоску костюм, повязал черный шелковый галстук.
Спокойно вышел через черный ход, обогнул здание, постоял немного в толпе, собравшейся у отделанного мрамором парадного входа. Люди, волнуясь, спрашивали: «Что за шум? Что там такое?»
Король не спеша пошел по улице, заглядывая в окна. Купил в музыкальном магазине дешевую губную гармонику и, пряча ее в ладонь, стал извлекать из нее обрывочные звуки. Дойдя до набережной Сены, остановился посмотреть на непременных в любое время дня и ночи рыбаков с удочками и наживкой из хлебного мякиша.
А потом — уже стало смеркаться — купил билет на версальский автобус и вернулся во дворец, в пустые королевские, апартаменты.
Король выключил свет, придвинул кресло к окну. Вынул гармонику из кармана и, глядя в сад. неуверенно поднес ее к губам. За час он освоил гамму. За два — правда, медленно и сбиваясь, «И мой сурок со мною».
Король улыбался, сидя в темноте. Во дворце было тихо. Король медленно, но почти без ошибок сыграл от начала до конца «Патер Жак». В пруду громко плескались карпы.
А в это время телеграф, радио и международные телефоны захлебывались потоками срочных известий.
В канцелярии и министерства спешили люди в темных костюмах. Все линии, и частные, и государственные, работали без перерыва. Госдепартамент США заморозил все французские активы в американских банках.
Люксембург объявил о всеобщей мобилизации.
Монако закрыло свои границы и объявило боевую тревогу.
Вблизи Сан-Франциско была запеленгована советская подводная лодка.
Эскадра советских эсминцев заставила американскую подлодку ретироваться из Финского залива.
Швеция и Швейцария привычно объявили нейтралитет и выдвинули войска на оборонительные рубежи.
Британцы, потирая руки от удовольствия, предложили королевской семье традиционное убежище в Лондоне.
Париж бушевал. Студенты Сорбонны забрались на Эйфелеву башню, содрали королевский штандарт и водрузили среди анемометров республиканский триколор.
В Сюз-сю-Кюр население под предводительством начальника полиции сожгло мэрию, после чего то же самое население, но уже под предводительством мэра, сожгло полицейское управление.
В Нормандии, в Фале, посадили под стражу всех иностранцев и приезжих.
В Ле-Пюи разожгли на башнях костры.
В Марселе народ лениво бунтовал и помаленьку грабил магазины.
Папа Римский предложил свои услуги в качестве арбитра.
Парижские жандармы помогали бунтующей толпе строить баррикады.
Склады у набережной Сены разгромили, и по булыжной мостовой загрохотали винные бочки.
Взбунтовавшиеся горожане возбужденно улюлюкали, выражая протест. Правые центристы расклеивали повсюду плакаты «Вперед, на Бастилию!».
Американский посол осудил революцию.
Кремль и его союзники, а также Пекин и Египет прислали телеграммы с поздравлениями героическому народу Республики Франция.
А в темной, спокойной комнате Пипин попытался сыграть «Мемфисский блюз», но обнаружил, что из гармоники нельзя извлечь ни диезов, ни бемолей, а потому переключился на «Дом на лугу», для которого ни того ни другого не требовалось. Король так увлекся, что не услышал, как в дверь осторожно постучали.
Сестра Гиацинта открыла дверь и увидела силуэт короля на фоне окна. Ее смешок заставил короля обернуться и, сощурясь, вглядеться в сумрак. Окутанная тенью фигура монахини у стены показалась ему похожей на большую черную птицу.
— Всегда полезно иметь профессию про запас, — сказала она.
Король неуклюже встал и постучал гармоникой о ладонь, вытряхивая влагу.
— Я не слышал, как вы вошли, сестра.
— Вы были слишком заняты, сир.
— Иногда приятно заняться глупостями, — сказал он принужденно.
— Возможно, не такими уж и глупостями. Подчас мы находим утешение в очень странных занятиях. Я не знала, что вы здесь. Все уехали.
— Куда?
— Некоторые испугались и удрали, но большинство отправилось в Париж посмотреть на фейерверки. Шум и суета привлекают их, как свет мотыльков. Мне тоже нужно уезжать, сир. Настоятельница приказала мне возвращаться. Боюсь, ваше правление, сир, оказалось слишком коротким. Говорят, взбунтовалась вся страна.
— Этого следовало ожидать — после моего провала.
— Провала? Я бы так не сказала. Я читала ваши предложения конвенту. Смелые предложения, сир. Да, лично для вас это был провал, но ваши слова возымели действие. Я подумала о том, кто тоже потерпел поражение, но чьи слова теперь святы для нас.
Она положила на стол возле короля небольшой сверток.
— Это подарок для вас, сир. Освященная временем традиция.
— Что это?
— Одежда монахини. Вряд ли стоит дожидаться распятия или чаши с цикутой.
— Неужели все так безнадежно? Они действительно вне себя?
— Не знаю, — сказала сестра Гиацинта. — Вы указали им на их ошибки. Им будет очень трудно простить вас. Ваши слова останутся упреком любому правительству. И они это чувствуют.
— Мне нужно разыскать Мари. Я думал, она захочет приехать за мной.
— Может быть. Но вряд ли у нее получится. В Париже бунт. А когда Париж надоест бунтовщикам, они явятся сюда. Если вы собираетесь покинуть Версаль, лучше сделать это немедленно.
— Без Мари? Без Клотильды?
— Сир, в опасности сейчас не они, а вы. Наденьте платье, и мы покинем Версаль вместе. В монастыре вы сможете переждать, а потом уедете за границу.
— Я не хочу за границу. Вряд ли для них так важно меня казнить.
— Ваше Величество, они боятся друг друга. Каждая из партий боится, что вы присоединитесь к ее противникам.
— Ерунда. Королевства не было. Не было и короля. Был король-болванчик. Просто анекдот. Мы ведь гордимся своим чувством юмора. Вряд ли они захотят превращать фарс в трагедию.
— Не уверена, — сказала сестра Гиацинта. — Совсем не уверена.
— Мой побег только подтвердит, что я персона, подходящая для гильотины. Я часто задавал себе вопрос: что если бы Людовик Шестнадцатый не пытался бежать? Если бы вышел безоружным, без охраны навстречу бунтовщикам?
— Вы храбрый человек, сир.
— Нет, сестра. Я не храбрый. Скорее глупый, только не храбрый. Я не хочу мученичества. Я хочу назад в свой маленький дом, к жене и телескопу. Ничего больше. Если бы меня не вынудили стать королем, я бы ни за что им не стал. Одна ошибка повлекла за собой другую.
— Мне так хочется, чтобы вы оказались в безопасности, сир. Но мне нужно идти. Знаете, а тот надутый маленький брюзга все-таки вылечил мои ноги. Никогда ему этого не прощу… Так вы не поедете со мной?