Клаузевиц

Так была заключена при участии Клаузевица знаменитая Таурогенская конвенция, в результате которой прусский король, продолжавший хранить верность Наполеону, потерял половину своей армии.

Клаузевиц мог торжествовать: злейший враг Шарнгорста и реформы, Йорк, приказывавший расстреливать прусских офицеров-эмигрантов, оказался вынужденным пойти по их стопам.

Любопытно проследить, как изменялось в 1812 году настроение офицерства в прусских войсках, действовавших против России. Письма батальонного командира Рудольфи[18], типичного прусского офицера, в августе титулуют русских «бестиями». Последний раз этот эпитет, примененный уже по отношению к казакам, встречается у Рудольфи в начале октября. В конце июля Рудольфи убежден, что бессистемное отступление русской армии ведет Россию к гибели и упрочивает господство Наполеона. В августе русские именуются «ослами», так как они сами виноваты, что прусские войска должны сражаться за Наполеона. Тидеман обзывается неприличными словами, так как он и другие эмигрировавшие прусские офицеры на русской службе не ограничиваются тем, что засыпают прусские войска прокламациями, но при каждом случае выезжают якобы для переговоров и перед строем прусских войск призывают их переходить на сторону русских. Приказ Йорка — стрелять по таким парламентерам, как только они откроют рот — вызывает полное одобрение.

Однако, прусским солдатам создавшееся положение перестало нравиться. В октябре еще со вкусом расписываются успехи в передовых стычках с русскими.

Пожар Москвы оскандалил русских перед всей Европой, а русским и горя мало, лишь бы спасти свою жалкую жизнь. Надежда на скорый мир! По понедельникам пруссаки устраивали попойки, так как понедельник у русских считается тяжелым днем и они активных действий не предпринимают. Отступление Наполеона из Москвы вызывает большие толки. «Часть нашей армии настолько глупа, что радуется этому». Радоваться теперь несчастьям французов так же глупо, как глупо было радоваться несчастьям Австрии в 1800 году, на основании воспоминаний о Семилетней войне. В декабре маршал Макдональд, которому подчинены пруссаки, еще восхваляется, хотя он в резкой ссоре с Йорком. 1 декабря Рудольфи уже уделяет внимание хорошему обращению его солдат с русскими пленными, что прежде не наблюдалось. Только баварцы продолжают по прежнему грабить пленных. Омптеда, представитель англо-русских интересов в Берлине, — дурак. Пример эмигрировавших в Россию офицеров не представляется похвальным — они могли бы вызвать в Пруссии лишь плохенькую революцию.

В момент заключения Таурогенской конвенции Рудольфи находится, в составе шести отделившихся от Йорка прусских батальонов, в Тильзите, вместе с Макдональдом. Настроение Тильзита — на стороне русских. Рудольфи состоит для связи при Макдональде и меняет шкуру. Маленький заговор — и шесть прусских батальонов бегут от Макдональда к Йорку. Встречаются русские, которых радостно приветствуют. Рудольфи не совершил бы — как он говорит — на месте Йорка перелета, но если перелет совершен, то отчего Йорк не нападает сразу на Макдональда? И почему старые женщины, оставшиеся в Берлине, не рвут на куски проезжающих из России во Францию маршалов? Рудольфи никогда не обнажит больше своей сабли против русских. Милые казаки! Они так спокойно разъезжают по дорогам и так безжалостно прокалывают своими пиками всякого отставшего француза с отмороженными конечностями, как будто уничтожают скверное насекомое. Наивные, простые люди! «У меня особая любовь к этим людям, которые так непосредственно выражают свою дружбу или вражду». Рудольфи распоряжается, чтобы его жена возможно скорее сшила его младшим сыновьям казачьи костюмчики — в точности по ходкой гравюре. И так далее… Одетые маленькими «бестиями», сыновья Рудольфи со временем, несомненно, подросли и оставили большое потомство.

Как жалка эта смена ориентации, эти аплодисменты прусской армии после катастрофы, постигшей Наполеона в России! Клаузевиц, взявший эту линию на год раньше, когда Наполеон стоял на вершине своего величия, имел право, ступив на прусскую почву, смотреть несколько сверху вниз на своих соотечественников.

Клаузевиц вместе со Штейном принимает энергичное участие в мобилизации сил Восточной Пруссии, в провинции, последовавшей примеру Йорка, проведшей небольшую революцию, самостоятельно заключившей союз с Россией и начавшей вооружаться вопреки своему королю. Клаузевиц, знакомый с идеями Шарнгорста, набрасывает для провинций Восточной и Западной Пруссии положение о ландвере — ополчении, организуемом провинцией за счет имеющихся у нее средств.

Барклай-де-Толли. С портрета Доу

Прусский офицер генерального штаба и ординарцы различных частей союзной армии в 1815 году. Современная карикатура

Остатки французской армии, отступавшей в 1812 году из России. Зарисовка с натуры Гейслера

Таким образом, понятия ландвера и ландштурма проведены в жизнь впервые Клаузевицем. Каждые 100 жителей должны выставить 2 ландверистов. Вооружение ландвера составляли ружья, а при недостатке их — пики; снаряжение — патронташ и топор; обмундирование — отличительный знак своего батальона на головном уборе. Ландвер сводится в батальоны по 1000 человек и входит в действующую армию. Все остальные годные мужчины входят в ландштурм, назначаемый для партизанских действий или караульной службы в своем районе. Проект Клаузевица был принят и утвержден в феврале земским собранием этой провинции, которое внесло в него, однако, поправку о праве выставлять вместо себя заместителя Клаузевиц полагал, что ландвер должен представлять собой исключительно пехоту. Шарнгорст впоследствии ввел в положение о ландвере дополнение: ландвер должен состоять также из конницы, хотя бы иррегулярного, казачьего типа и может быть призван не только для защиты своей провинции, но и для действий на любом театре войны.

Мария в 1812 году вела жизнь отверженной обществом жены политического эмигранта. Но когда 20 февраля 1813 года первые казаки русского авангарда въехали в Берлин, Мария со своей племянницей, как безумная, носилась по улицам, обращаясь к казакам на непонятном им языке с вопросами о своем муже. Коменданту города пришлось предложить ей отправиться домой. Пруссия официально находилась еще в войне с Россией.

Уехавший в Англию Гнейзенау был любезно принят там. Аудиенция его у принца-регента продолжалась девять часов.

Но из России приходили известия о победном продвижении Наполеона, и интерес англичан к предложениям Гнейзенау упал. К тому же в Англии происходили выборы в парламент, а на это время всякий интерес к мировым событиям аннулировался.

Пожар Москвы пробудил новые надежды у Гнейзенау, отчаявшегося уже в успехе и уехавшего на курорт. Люди, которые жгли свою столицу, как утверждал французский бюллетень, были способны на всякую крайность, и легко могли оказаться победителями над Наполеоном. Гнейзенау, не зная, что русское правительство тут непричем, восклицал: «Маленький Александр и такое великое решение!». Гнейзенау продолжал обивать пороги, чтобы добиться английской интервенции в Германии для поднятия восстания. Англия уже взяла на свой счет содержание русско-германского легиона (из немецких дезертиров наполеоновской армии), но пока дальше не шла. Узнав в январе о переходе прусского контингента Йорка на сторону русских, Гнейзенау не мог ждать больше в Англии и просил перебросить его на военном судне в Кольберг, чтобы взбунтовать в этой крепости прусские войска, которыми он командовал при осаде в 1807 году и на которые твердо мог положиться. Немедленно в распоряжение Гнейзенау был назначен фрегат. 25 февраля 1813 года население Кольберга устроило Гнейзенау торжественную встречу.

18

См. библиографию, стр. 265.