Черный оазис

— А почему же мы тогда с тобой в парке были? — прищурила она глаза. — И я вовсе даже не маленькая.

— Хочешь, мы вместе пойдем к твоему отцу и я с ним поговорю? — обезоруженно предложил Артем.

— Как только ты уйдешь, он меня накажет, — не задумываясь, парировала Алеся.

— И что ты предлагаешь?

— Пойдем к тебе, чайку попьем, на компьютере поиграем, — предложила девочка.

— Но у меня нет компьютера, — развел руками Горин.

— И чайника? — Алеся наивно захлопала ресницами.

— Ладно, твоя взяла, маленькая шантажистка, — он поднялся и протянул довольной девчонке руку.

По пути домой они заглянули в супермаркет, купили на ужин пирожных и настольную игру «Фараон».

После того, как Алеся восторженно обследовала необычные интерьеры квартиры Горина, они выпили чаю и принялись изучать правила купленной игры. В коробке оказалась куча всевозможных карточек и фишек. Пока Артем вчитывался в описание, девочка начала зевать. Целый день активного отдыха на свежем воздухе не прошел для нее даром.

Из толстого одеяла Горин свил для Алеси гнездышко у стены, а когда вернулся, девочка уже спала, примостившись на краю его ортопедического матраса. Артем осторожно перенес ее в приготовленную постель, ссыпал обратно в коробку причиндалы настольной игры, погасил свет и тоже лег спать.

Уже почти задремав, он почувствовал, как кто-то забирается к нему под одеяло.

— Мне так страшно, дядя Артем. Ты побудешь сегодня моим папой? — Алеся прижалась к нему и сразу расслабилась.

Горин бережно обнял ее одной рукой. Стать отцом он мечтал всю свою сознательную жизнь.

Он медленно погружался, лежа на спине и глядя на удаляющийся овал поверхности колодца. Там, над водой, был яркий солнечный день. Он же медленно двигался ко дну. Поначалу теплая вода становилась все прохладнее, но это совершенно не мешало Ему. Кроме того, становилось темнее, отчего голубоватый овал наверху проявлялся всё контрастнее, при этом, правда, уменьшаясь в размерах. Но темнота тоже Его не беспокоила. Конечностям было очень комфортно в тягучей жидкости. Он, наверное, мог быть счастлив, если бы не покидающие Его размышления о моменте достижения дна. Ибо это станет концом пути. Выбраться обратно наверх Он уже окажется не в состоянии. Ему кажется невозможным даже перевернуться и попытаться определить, сколько еще предстоит вот так медленно падать. Его словно неумолимо засасывало куда-то, а Он так и не мог для себя решить: стоит с этим бороться или правильнее будет не сопротивляться неизбежному…

Горин проснулся от громких ударов в дверь (звонок он уже давно отсоединил) и от того, что перепуганная Алеся его тормошила.

— Это папа! — прошептала она. — Он нашел, где ты живешь…

— Я же сам ему оставил свой адрес, — Артем успокаивающе погладил девочку по волосам. — Не волнуйся, все будет хорошо.

За дверью, однако, оказался не только ее папаша, но и пара милиционеров.

— Ага! — победоносно воскликнул отец Алеси, отталкивая Артема и входя в квартиру. — Я же вам говорил! Что ты с ней делал, сволочь? — кинулся он было к Горину, но затем бросился к дочери и принялся трясти ее за плечи. — Что он тебе говорил? Что вы делали?

— Оставь свою дочь в покое, — спокойно произнес Артем. — И благодари Бога, что он подарил ее тебе, хотя ты и не был этого достоин.

— Вот видите? — воззвал папаша к милиционерам, молча взирающим на все происходящее от дверей. — Это же самый настоящий шизофреник! Посмотрите, какая у него тут обстановочка!

В квартиру вошла женщина и подала знак милиционерам.

— Пройдемте, — флегматично произнес один из них и шагнул в направлении Горина.

Не стоило устраивать здесь побоище в присутствии Алеси. Горин жестом попросил милиционеров обождать и повернулся к девочке:

— Я не прощаюсь с тобой, Алеся, не плачь. Ходи в школу, тебе надо учиться. Обещаешь мне это?

Девочка, утирая со щек слезы, кивнула.

— Еще пообещай мне, что забудешь про дядю Феликса и ему подобных. Это плохие люди, поверь мне, — произнеся это, Артем послушно направился к выходу в сопровождении милиционеров.

— Куда вы его уводите? Дядя Артем! — Алеся бросилась следом, но отец удержал ее.

— Сейчас тебя осмотрит врач, а потом дома у нас будет серьезный разговор! — прошипел он.

— Да, у меня еще есть пара слов для папаши, — обернулся Горин уже у порога. — Заботься о дочери надлежащим образом и не вздумай больше обижать ее. Меньше думай о собственной утробе, твоя обязанность — защитить ребенка от опасностей, подстерегающих его на каждом углу…

— Ты свое уже отпел, воспитатель долбаный! — оборвал его отец Алеси. — Будешь в психушке санитарам втирать про свои гуманные методы. А свою дочь я воспитаю и без советов всяких там педофилов! Моя б воля, я бы таких больных ублюдков сразу кончал на месте! — сотрясал он воздух, когда Горин в сопровождении конвоя уже шествовал по лестничной площадке.

Из квартиры его повезли прямиком на экспертизу в районную психиатрическую больницу. Там Горин не смог пройти ни одного теста из предложенных ему доктором. Он вообще не смог вести себя адекватно. Сотни чужих видений заполняли его сознание, беспорядочные фрагменты воспоминаний толпились в его голове, одни образы, рожденные чьим-то воспаленным воображением, моментально сменялись другими. К такому огромному количеству душевнобольных людей, оказавшихся в непосредственной близости, Артем оказался не готов. Его собственное мироощущение барахталось какое-то время, но вскоре оказалось подавленным и Горин окончательно потерял связь с реальностью. Обследовавший его доктор вынес единственное возможное решение: пациент нуждается в незамедлительном стационарном лечении.

Больше двух месяцев по назначению доктора Горину кололи сильнодействующие препараты, при помощи санитаров он ходил в туалет и душ и ел препротивнейшую кашеобразную смесь, вкуса которой попросту не замечал. Наконец ему удалось прийти в себя. И дело было вовсе не в чудовищных дозах лекарственных препаратов, которые, скорее, сделают дебилом любого обычного человека. Просто новый организм Горина умел ко всему приспосабливаться. Нейтрализуя лекарства, он, тем временем, научился защищать сознание Артема от воздействий извне. Он теперь мог контролировать бурные всплески эмоций окружающих его психов, держать их за пределами своей черепной коробки и впускать в нее лишь по необходимости, в порядке, так сказать, очереди.

Итак, в один прекрасный день Горин обнаружил себя сидящим на кровати, в палате, где в два ряда стояло еще не менее десятка таких же коек. Остальные психи бродили по палате, стояли у зарешеченного окна или спали. Половина из них были вялыми и заторможенными. Остальным, похоже, еще не вкололи дневную дозу успокоительного. Один из них держался за спинку кровати и неистово дергал ее. Кровать при этом не двигалась, так как ножки ее были прикручены к полу. Еще один буйный тряс над головой сложенную шахматную доску, внутри которой гремели фигуры. Кто-то прыгал на кровати, а один из пациентов лежал на полу и крутился на спине, быстро перебирая ногами. При этом он что-то оживленно говорил самому себе.

Артем встал и прошелся до двери. Она, конечно же, оказалась запертой. На него никто не обратил внимания, за исключением лежавшего на кровати изможденного старика с лицом хронического алкоголика. Тот показал на Горина пальцем и громко захохотал, обнажив беззубый рот.

Горин мог бы без труда срезать «шашкой» оконные решетки или выкроить проход в двери, но какое-то очередное «внутреннее понимание» удерживало его от этого. Дело было в этих несчастных больных людях. С этого дня они поступили в его распоряжение…

Явившийся санитар проводил Горина на улицу. Там, в больничном сквере, на лавочке его поджидал Левченко. Уже чувствовалось дыхание осени, и санитар набросил на плечи Горину синюю телогрейку с белым номером на спине.