Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 64 из 88

Бух, бух, бух…

Лаврушин встряхнул головой. Подушка была мокрая от пота. Он лежал все на той же постели. Но на нем было скомканное одеяло – то самое, которое пропало в чреве «Филипса». В дверь настойчиво колотили.

Степан тоже проснулся, глаза его были расширены.

– Фрэдди? – только и произнес Лаврушин.

Степан молча кивнул.

Лаврушин оделся и пошел открывать.

За дверью стоял мужчина со щеткой под мышкой и с охапкой продуктов. Он бесцеремонно шагнул в прихожую.

– Я сейчас все покажу, – уведомил он, как само собой разумеющееся.

Бац – диетические яйца вдребезги, расплываются желто‑белым содержимым на ковре. Буль – кетчуп на них, красный, острый. Сверху лучка и малинового сиропа. Еще чуток маслица. Готово!

– Чудо щетка. Я на ваших глазах съем все это, если она не уберет дочиста, – заявил пришелец.

– Ты не представляешь, как мы тебя рады видеть, – воскликнул Степан.

– Ага, – обрадовался продавец и начал собирать чудо‑щетку.

Он был занят своей работой. И не обращал внимания на постояльцев.

– Что делать, что делать? – бубнил Лаврушин.

– Теперь все ясно. Крюгер и «черный» работают в одной связке.

– Факт.

– Кроме того, Крюгер скачет из измерения в измерение, как кузнечик. Теперь не поспишь, – вздохнул Степан, который любил хорошенько поспать – не меньше чем со вкусом почревоугодничать.

– Спать будем по очереди, – выдвинул идею Лаврушин.

– Они засекли наше местоположение. Не получилось с нами во сне, заявятся наяву, – Степан подошел к окну, поглядел вниз. И застыл.

– Что ты там, тень покойного Ельцина увидел? – спросил Лаврушин.

– Посмотри!

Внизу перед входом в здание стоял на стоянке длинный лимузин. А к отелю шел черный человек в сопровождении своей псины.

– Нашел он нас, Лаврушин! Надо уматывать из измерения.

– Я не готов.

– Не вопрос. Значит, нас сожрут.

– Бежим из номера.

– Без толку! Они унюхали нас.

– Итак, господа, эта щетка… – зудил гость, не обращая внимания на кипящие вокруг страсти.

– Вот что, Рихтер наш ненаглядный. Бери свою штуковину и наяривай, – Степан сунул в руки Лаврушину «пианино».

Тот сел в кресло. Взял инструмент. Пальцы дрожали и не слушались.

– Ну же, – прикрикнул Степан, прислушиваясь к шуму в холле.

Лаврушин тронул одну клавишу. И в воздухе будто натянулась тонкая струна. Одно неосторожное движение – она удавкой захлестнет горло присутствующих, бритвой рассечет их.

Лаврушин отдернул палец.

Степан нервно тер руки. Он присматривал тяжелые предметы, которыми можно встретить гостей.

Не обращая внимания на посторонние страсти, хозяин щетки начал тереть ковер, попутно уведомляя:

– А в разобранном виде чудо‑щетка может служить для нарезки фруктов и приготовления коктейлей…

В холле послышалось, как раздвигаются двери лифта.

– Они здесь, – прошептал Степан.

– Не мешай, – отмахнулся Лаврушин.

Он тронул еще одну клавишу. И послышался отдаленный гром, будто проснулась весенняя первая гроза.

– Давай, Лаврушин, давай.

– Я сейчас устрою тут такую катастрофу, если будешь под руку орать.

Степан прислонился ухом к входной двери. Услышал шаркающие шаги. Отскочил, когда на дверь надавили:





– Ну же, Лаврушин!

Еще одна клавиша. Тут даже хозяин чудо‑щетки очухался. Он удивленно посмотрел на постояльцев и начал испуганно вжиматься в стеночку, понимая, что здесь сейчас что‑то начнется.

Еще одна клавиша.

Ветер по комнате…

С треском вылетела дверь номера. Ввалилась собака. Огляделась. Прыгнула на Лаврушина.

И тот нажал сразу три клавиши…

– Успели, – только и прошептал он…

* * *

– Дон Хуан, подлый обманщик, как мог ты истоптать мою душу?!

– Хуанита! Я с детства любил одну тебя. Я страдал. Я не видел отклика в тебе. И моя черная душа озарилась адским пламенем злобного томления.

– Что сделала я тебе, о, притворщик?

– Я хочу овладеть тобой. Не только телом, но и чувствами. Я хочу, чтобы ты ползала у моих ног.

– Нет, нет, нет!

– Тогда ты никогда не узнаешь судьбу твоего отца.

– Так это ты, коварный, похитил его?

– И не узнаешь, кто была твоя мать.

– Ах, мне незачем жить.

Брык – дама грохнулась в обморок – прямо на охапку прелых листьев, рядом с которой весело журчал ручеек.

Одетый в темное сухощавый, жилистый усатый негодяй лет тридцати зловеще захохотал и подхватил обмякшее тело.

– Я бы скормил тебя собакам, если бы не любил так пламенно, – воскликнул он.

Разговор был на испанском.

Взвалив тело на плечо, негодяй пошел в лесную чащу.

– Э, брат, куда девушку поволок? – спросил Степан по‑испански.

Тут он не выдержал. Невмешательству есть какие‑то пределы. Память прошлой жизни взыграла. Вспомнил институтскую добровольную народную дружину. Засучил рукава. И приготовился въехать искусителю в ухо так, что тот не встанет. А в ухо Степан бить умел. Ладонь – что лапа медвежья.

– А? – обернулся к нему злодей. – О, Хуанита моя! Я мечтал об этом сладостном миге всю жизнь. И я не дам никому встать на пути к своей темной мечте.

Он вытащил из кармана револьвер и выстрелил.

Степан едва успел нырнуть за голый, с неопрятно свисающей корой ствол дерева. Полетели кусочки древесины, выбитые пулей.

– Ха‑ха‑ха, – гнусно засмеялся злодей, и скрылся в тропических зарослях.

Лаврушин потер спину – он хорошо врезался ей о корягу, когда очутился в этом мире. Поднялся. Огляделся.

– Это еще что за Муромские леса? – спросил он.

Вокруг был густой лес. Чуть в стороне шла узкая дорога, больше походившая на тропу, но со следами шин.

– Латинская Америка, – предположил Степан, вспоминая широкополую шляпу на злодее Хуане.

– Пошли по дороге. Куда‑нибудь да придем.

И действительно пришли. До городка оказалось не так далеко.

Латиноамериканский городишко был занюхан, грязен. В нем были небольшие каменные домишки с покосившимися заборами или ветхие, из соплей и мусора слепленные строения. Рядом плескался океан. У пирса покачивались на волнах рыбацкие лодки. На песке лежали лодки. Поодаль торчали мачты из воды – это были затонувшие лодки.

На улицах было немало народу. Люди на самом деле походили на латиноамериканцев – ощущалась дикая смесь испанских, индейских, английских и еще черте каких кровей. На пришельцев почти никто не обращал внимания, жители были слишком заняты улаживанием собственных проблем. Два загорелых рослых парня вцепились друг другу в шею и орали благим матом:

– Я думал, ты мой брат.

– А я думал, что ты мой брат.

– Ты обманщик.

– Нет, ты первым обманул меня…