Страница 14 из 22
– Знаю я ваши разговоры! У вас диктофон в сумке. Ляпну что-нибудь, потом запись к делу приложите, и тю-тю. Таня Трушина попала.
– Тебе есть что скрывать? – поинтересовалась Елена Петровна, положив на стол диктофон и включив кнопку. – Да, я собираюсь записывать наш разговор. Мне для работы это необходимо. Если тебе нечего скрывать, то и беспокоиться не о чем. В любом случае в качестве доказательства запись использовать нельзя.
– Всем есть что скрывать! – выпалила Таня и буркнула, с опаской косясь на диктофон: – Ладно, что вы хотите узнать? Хотя я сама знаю, что вы спрашивать будете.
– Интересно, что же?
– Почему я Вероничке тумаки раздавала, что же еще?
– Ты очень проницательная девушка. Да, мне Яков Сергеевич говорил, что у тебя с Вероникой постоянно были стычки. Я также знаю, что с твоей подачи девочки два раза избили Колесниченко в душевой. На какой почве разборки возникали?
Таня закусила нижнюю губу. Помолчала немного, хмуро глядя на Елену Петровну.
– Про мертвых плохо не говорят, конечно. Честно – я в шоке, что Веронику убили. Но она такой гадиной была! Грех морду не набить!
– Поэтому ты решила взять на себя миссию правосудия?
– Да какая там миссия! – махнула худенькой ручкой Трушина. – Ну просто… Просто вы не знали Веронику. Она такая… – Трушина на минуту задумалась, подбирая нужное определение. – Вы, к примеру, как к соплям относитесь?
– В каком смысле? – не поняла Зотова.
– В прямом! К зеленым скользким мерзким соплям. Так вот, Вероника была как сопля. Противная и скользкая. Она нарочно всех провоцировала на конфликт, чтобы потом Василиса Прекрасная ее жалела, а нас наказывала. Главное, у нее получалось отлично! Нас потом муштруют, а Вероничка стоит – глазки в пол, изображает из себя сироту казанскую. Ну сама невинность! Ой… – испугалась Таня. – Кажется, я что-то все-таки брякнула. Вы, пожалуйста, не говорите Василисе Андреевне ничего.
– О чем?
– Ни о чем! Ни о чем не надо ей говорить. Накажет.
– Да ты вроде ничего такого не сказала, за что можно наказывать.
– Вы просто не знаете, – затараторила Таня. – Я сама не знаю. Короче, не надо. Я все буду отрицать.
– Не волнуйся, я не собираюсь ничего рассказывать Василисе Андреевне. Давай вернемся к нашему разговору. Если человек кому-то неприятен, это ведь не повод, чтобы его убивать.
– Чтобы убивать – не повод. Я ведь и не убивала Веронику! А чтобы морду набить – повод вполне подходящий, – обстоятельно заявила Трушина, и Елена Петровна в душе была с ней полностью согласна. Несмотря на злость, которая бурлила у Трушиной в крови, Таня ей неожиданно понравилась своей прямотой. С первого взгляда балерина казалась искренней. Однако вычеркивать девушку из списка подозреваемых было рано. Смерть Вероники Колесниченко освободила Трушиной дорогу на место лучшей ученицы. Возможно, Таня сама к убийству руку не приложила, но кто-то мог ей в этом помочь. Например, влиятельный отец, которому надоело видеть любимую дочку на вторых ролях. Или горячий поклонник. Или киллер, которого Трушина вполне могла нанять, сэкономив на карманных расходах.
– Таня, давай ты на минутку забудешь, какой плохой была Вероника. Какой бы она ни была, талантливой или бездарной, злой или доброй, ей было всего шестнадцать лет. У нее были мечты и надежды, такие же, как у тебя, – добиться успеха в балете, стать примой, блистать на сцене. А ее убили с особой жестокостью.
– С жестокостью? – робко уточнила Таня.
– Да, а прежде чем убить, морили голодом, не давали несколько дней пить, издевались. Согласись, Вероника не заслуживала подобной участи. Никто такой участи не заслуживает.
Глаза Трушиной неожиданно наполнились слезами, она шмыгнула носом, закрыла ладошками лицо и зарыдала. Елена Петровна не ожидала подобной реакции. Истерика Трушиной с каждой минутой усиливалась. Зотова поискала воду, нашла на подоконнике бутылку минералки, налила в стаканчик и дала Тане.
Трушина немного успокоилась, от рыданий ее лицо порозовело и казалось детским и наивным. Перед ней сидел ребенок, который в силу обстоятельств должен быть сильным и отвоевывать кулаками у мира свой кусок счастья.
– Я не понимаю, что вы от меня хотите? – шмыгнула носом балерина. – Почему вы мне это рассказываете? Я не хочу ничего знать. Мне страшно.
– Тебе кто-то угрожает? – напряглась Зотова.
– Нет, – удивилась Таня. – Я так просто сказала… Все эти подробности… Я не хочу их знать.
– Танечка, дело очень серьезное. Если вдруг ты заметишь что-то необычное, обязательно мне позвони. Я визитку оставлю. Или Якову Сергеевичу сообщи. Понимаешь, человек, который убил Веронику Колесниченко, либо пристально следил за ней, либо был знаком с ней лично. Не исключено, что убийца где-то рядом и подбирает себе новую жертву. Пока мы не поняли мотива, но очевидно то, что убийцу мало интересуют обычные девушки. Он выбрал лучшую.
– Боже мой, скоро я буду лучшей! И меня тоже убьют? – Таня закрыла ладошкой рот.
– В стенах школы, я думаю, тебе ничего не угрожает. Да и повода для беспокойства пока нет. Это только мои предположения, ничем не подкрепленные. Может быть, ты поделишься со мной своими подозрениями? Ты кого-нибудь подозреваешь в убийстве Вероники Колесниченко?
– Нет, – помотала головой Таня. – Веронику никто не любил, но чтобы убить… Нет…
– Может быть, ты замечала какие-то странности за Вероникой в последнее время? Что-то необычное в ее поведении?
– Да нет вроде. Хотя… В последнее время у нее совсем башню снесло на почве звездной болезни. Она такая противная стала! Еще бы, танцевать на сцене Большого – это круто.
– Колесниченко брали в Большой театр? – удивилась Зотова.
– Ну да, Василиса Андреевна постаралась. Колесниченко сразу после Нового года должна была подписать контракт на одну из ведущих партий в балете «Лебединое озеро».
– Умер лебедь… – тихо сказала Елена Петровна.
– Что вы сказали?
– С кем из девочек у Вероники были близкие отношения? – проигнорировала вопрос Зотова.
– Ни с кем. Она никого к себе не подпускала. Вероника даже жила в отдельной комнате. Сначала они вместе с Юлей жили. После ее отчисления Василиса Андреевна к Веронике других девочек подселяла, но ни с кем наша звезда не уживалась. После нескольких ужасных склок между соседками Василиса Андреевна плюнула и оставила комнату за ней. Как королевна жила, короче.
– А с девочкой, которую из школы отчислили, Вероника продолжала общаться? – спросила Зотова. Зеленые глаза Тани стали большими, как блюдца. Некоторое время она сидела тихо, вытянувшись в струнку, осмысливала вопрос.
– С Юлькой Дербеневой? Нет, не общались они, – глухо отозвалась Таня и снова притихла, глядя на Зотову испуганными глазами. Вскоре внезапный страх Трушиной прояснился. – Скандал такой был, мама не горюй, – вздохнула Таня. – Юлька в ногах у Василисы валялась, просила простить. А что прощать-то? Валяйся не валяйся, а дело сделано. Сама виновата. Предохраняться надо было. Так вот ваша Вероника первая от Юльки отвернулась! Подруга, блин, закадычная называется. Боялась, видно, что Василиса ее взашей тоже выгонит за компанию. Они в одной комнате жили и погуливали вместе. – Тяня в упор посмотрела на Елену Петровну злыми глазами и скрестила худые ручки на груди.
– У тебя координаты Дербеневой не остались?
Таня отрицательно покачала головой:
– Был номер мобильника. Я пыталась звонить, но Юля номер сменила. Я даже ходила к ней с девчонками, поддержать ее хотели. Она сама из Питера. Родители в Москве квартиру снимали, чтобы быть рядом с дочерью все время. Короче, приперлись мы к ней с девками, а в квартире другие люди живут. Наверное, Юля с предками в Питер вернулись. Жаль, что так все вышло! Юлька танцевала, как дышала. Надо же такой дурой быть! Сделала бы аборт, как Василиса предлагала. Нет, уперлась, и все. Вот такая се ля ви, – вздохнула Таня.
– Василиса Андреевна хотела, чтобы Юля сделала аборт? – переспросила с недоумением Зотова.