Страница 50 из 82
Насколько хорошо информированы германский МИД и Генеральный штаб о событиях в Петербурге, видно из внутреннего секретного сообщения МИДа, сделанного в мае 1916 года:
«То, что Григорий Распутин сейчас самый сильный человек в России, я уже упоминал. С одной стороны, он относится к наиболее ненавистным людям, с другой стороны, у него большая и преданная свита, состоящая из более чем сомнительных личностей, которые ему обязаны должностями и званиями, правительственными заказами и заказами на поставки, защитой от наказаний или еще чем-то. Как придворное общество, так и политические партии только к тому и стремятся, чтобы убрать его, но до сих пор безрезультатно (…) Тайная полиция и ее агенты охраняют его с той же тщательностью, что и императора. Бесконечная любовь императорской четы к болезненному наследнику престола служит Распутину средством укрепления и сохранения своей власти (…) Его влияние в первую очередь держится на умело поддерживаемой им выдумке воздействия на состояние здоровья престолонаследника. Его масть распространяется на все гражданские ведомства, на военные, пожалуй, только в экономических вопросах, возможно, еще при повышении по службе отдельных личностей (…) Особенно те личности, которые имели шансы на высокие назначения в военном министерстве, искали протекции Распутина за определенную плату ему..»
Вероятно, здесь имеется в виду военный министр Сухомлинов, который был снят с должности и арестован не только из-за недостаточного снабжения в армии, но и по обвинению в коррупции. Это мог быть еще и банкир Дмитрий Рубинштейн. «Митя», как его все называли, был юристом, директором двух горнодобывающих предприятий, страхового общества, Русско-Французского банка, биржевым маклером и многим другим. С помощью Распутина он протаскивает «своих» кандидатов на министерские посты. С помощью своего пакета акций оказывает влияние и на прессу. В середине 1916 года его арестовывают по подозрению в нелегальном бизнесе с Германией, в том числе в купле-продаже акций через нейтральные скандинавские страны Германии, а также в валютных спекуляциях…
Распутину выгодно поработать на Рубинштейна: он не только финансирует его широкий образ жизни, но и вкладывает личное состояние Распутина в свой собственный бизнес. Так, Распутин с его помощью, — возможно, даже не зная этого, — владеет акциями на каучук и металл в тех фирмах, торговлей товарами которых занимается Парвус, оплачивая доходами от этого революционное движение.
Рубинштейн находится в заключении недолго. Банкир тайно передает Распутину 300 000 рублей, чтобы он нашел подходящие аргументы для вмешательства в его дело царицы. «Просто отправь его в ссылку в Сибирь без особого шума!» — вскоре после этого рекомендует Александра в письме Николаю. Царь против подобных вмешательств — особенно, если личность подозревается в измене Родине. И все-таки Рубинштейна освобождают под залог, разумеется, после этого он должен сразу же выехать из столицы (правда, не в Сибирь, а только в провинцию). Впрочем, ему удается с помошью Распутина, на всякий случай, «протолкнуть» назначение нового министра юстиции Николая Добровольского, выбранного Рубинштейном. Но до его вступления на должность Распутину не суждено было дожить.
Без сомнений германская разведка уже давно открыла для себя ценность продажного именитого крестьянина и засылала агентов в его окружение. Именно это и были те «друзья», которые во время дружеской пирушки подсказывали жизнерадостному мужику имена якобы пригодных для военной карьеры людей или задавали ему вопросы, ответы на которые Распутин при первом удобном случае должен был «вытянуть» у царицы. Некоторые из агентов через посредников также состояли в контакте с Парвусом.
Контакты между оплачиваемыми Германией агентами и Распутиным, информатором и интриганом, устанавливаются также с помощью женщин. Так, время от времени баронесса Уэксквелл гостит у Распутина и принимает участие в его легендарных чаепитиях. Ее супруг, Эдгар Уэксвелл, по поручению германского МИДа курсирует между Швецией и Петроградом. Это именно тот человек, который при случае привозит в Россию взятки, например, для депутатов Думы и министра внутренних дел Протопопова, чтобы ускорить революционное развитие или склонить некоторых личностей, находящихся на официальных должностях, к переговорам о заключении сепаратного мира.
Сам Распутин вряд ли является немецким наемником — он уже давно дисквалифицирован как агент из-за недостатка сдержанности и дисциплины. Кроме того, он, как известно, до середины 1916 года решительно возражал против войны; но вдруг — примерно ко времени возобновления немецких усилий по проведению мирных переговоров — он выступает перед царицей за продолжение войны «любой ценой». «Вероятно, он продался англичанам», — такое предположение высказывается в берлинском МИДе в одном секретном меморандуме.
При этом Распутин, даже не будучи никем купленным, наживается на войне: он держит акции фирмы «Дойче Кригсметалл-АГ», из которой Парвус в обход запрета на вывоз (и закона об ограничении русско-немецкой торговли во время войны) получает сырье и перевозит его через Скандинавию в Россию. И все-таки Парвус не смел бы и пожелать себе более полезного катализатора для хаотических отношений, создающих благодатную почву для революционной деятельности и агитации. Для правительства Германии и для Парвуса Распутин бесценен, поэтому неудивительно, что тайком оговаривают, будто сибиряка в Петрограде не только Раня ют, чтобы контролировать его действия, но и защищают — причем с разных сторон, заинтересованных в сохранении его жизни и благополучия.
Зима 1916/17 года ознаменовалась обострением политического кризиса в столице, усиливающегося еще и за счет материального. Царица Александра, во всяком случае, заботится о том, чтобы держать в узде назначенную на декабрь министром внутренних дел — протеже Распутина — Думу. Это именно Александра добивается у царя не предоставлять парламенту требуемой им неограниченной законодательной власти и отклонить их требование о формировании подотчетного Думе правительства. Корона, которую Александра подобным образом хочет сохранить «невредимой» для престолонаследника Алексея, тем самым, однако, вообще находится под угрозой потери.
Между правительством, сформированным по указанию царицы и Распутина (другие члены или отказались, или вынуждены были уйти из-за интриг), и Думой, бессильной прекратить скандальные интриги власти Распутина с царицей, поддающейся его внушениям и, очевидно, потерявшей разум, образовалась непреодолимая пропасть.
В январе 1917 года в Петроград направлена миссия союзников, Франции, Англии и Италии, чтобы получить представление о своем русском союзнике — точнее, о ее способности вести войну. Несмотря на роскошный банкет, на который способен только Петроград, и блестящие приемы, они обеспокоены положением дел. Если верить записям французской военной миссии, Лорд Милнер, возглавляющий британскую делегацию, несмотря на соглашение Антанты, поручил лорду Буханану по возможности поддержать повстанцев в случае возникновения беспорядков, как было решено в Лондоне в сентябре прошлого года.
Глава парламента приходит к царю и пытается предупредить его. Чтобы выйти из опасной кризисной ситуации, он советует незамедлительно назначить новое ответственное перед парламентом правительство. Царь потрясен этим ничем не приукрашенным сообщением чиновника. Помолчав несколько мгновений, он закрывает лицо руками и тихо произносит: «Я двадцать два года старался, чтобы все было лучше, неужели я ошибался двадцать два года?»
Затем вновь приходит в себя и говорит, что после окончания войны надо полностью взять в свои руки «все необходимое», от реорганизации правительства до преобразования системы самодержавия, даже при наличии Думы не де юре, а де факто. «Только не теперь, не во время войны, — добавляет он почти умоляюще, — не надо показывать своей слабости немецкому врагу…»
Наконец, Николая предупреждает один близкий ему родственник: Александр Михайлович, «Сандро». Если он, царь, немедленно не отстранит супругу от правительственных дел, произойдет катастрофа — для царской семьи, династии и для всей страны — это вопрос ближайшего будущего. Но Александра, присутствовавшая во время беседы, остается непреклонной и с возмущением выпроваживает «Сандро».