Страница 43 из 64
Татуировки выглядели необыкновенно четкими. Стильными. Их небесталанный автор убил прорву времени!
Взгляд Эда остановился на мастерски выполненной лире на тыльной стороне правой кисти, которой прикрывался гость.
- Кифара - блеск, скажи? - незнакомец смотрел на него из-под пальцев, слегка улыбаясь. Его мальчишески пронзительные ярко-голубые глаза заставили Эда окончательно растеряться. Короткие вьющиеся волосы оказались оттенка спелой ржи.
Красавчик. Эд, как наяву, услышал сотни женских голосов, повторявших это слово - с придыханием, обожанием, обещанием…
Бутылка звякнула о край стакана. Леонид снова отсалютовал им и уничтожил содержимое одним глотком.
Эд неопределенно кивнул. Промычал:
- А-а-а, - и зачем-то отошел к Нике, которая выкладывала на тарелки закуску, - это… кто вообще такой?
Он изо всех сил старался говорить очень тихо и очень спокойно. Хотя ни то, ни другое не удавалось.
Ника схватила его за руку, как бы предупреждая о недопустимости дальнейших расспросов, и еле слышно произнесла:
- Старый друг.
Эд выразительно приподнял бровь. Но в этот момент «старый друг» вдруг начал что-то громко декламировать на незнакомом языке, пьяно картавя и растягивая гласные.
«Латынь? Греческий?» - Эд, пораженный такой переменой в поведении забулдыги, силился, но не мог опознать торжественную речь…
Опрокинув очередную порцию маслянисто-желтой жидкости и полыхнув исподлобья полубезумным взглядом, Леонид подтвердил кивком:
- Древне… мать его… греческий! - и икнул.
Виски все-таки действовал. Высокообразованный гость казался все более рассеянным: голова его то склонялась к груди, то он вздергивал ее, как от удара кнутом, и удивленно озирался по сторонам…
Определить его возраст никак не получалось. В углах глаз - мелкие морщины, совершенно белые на фоне загара. Складка у губ глубока и обветрена. Нет, он не был молод. Но и человеком средних лет не выглядел - отчаянные голубые глаза смотрели так, словно вся его жизнь - впереди!… Против чего, опять же, говорили тюремные наколки.
- Э, человек! Да, ты!
Эд далеко не сразу понял, что обращаются к нему. Но указывающий палец сомнений не оставлял.
- Скажи, человек, - душевно обратился пьяный к Эду (а скорей, наверное, к воображаемому официанту вместо него). Посмотрел в пустой стакан и гадливо скривился. - А… что за отраву я пью?
Эд задохнулся от возмущения. И проревел:
- Мою отраву!!!
Нечеткий взгляд наглеца сфокусировался на нем. Усмехнувшись и картинно подперев одной рукой подбородок, он обратился к Нике с умилением:
- А он с-смелый, да? - для выразительности покрутил в воздухе пальцем вокруг Эда и восхищенно протянул на выдохе: - Ма-ла-де-е-ец! На Тезея похож.
Эда скрутил удушающий приступ ярости - весь этот цирк на глазах у его женщины!
- Не похож только… - разочарованно добавил гость и, окончательно уронив голову на руку, мелодично захрапел.
- Ни хрена себе! - изумился Эд.
Ника опустилась на корточки возле похрапывающего мужчины. Запустила пальцы в его вихры и ласково провела по щеке, словно желая убедиться, что он и правда спит - так мать прикасается к усталому ребенку, уснувшему на стуле за игрой. И это прикосновение - сугубо личное, не оставлявшее свободного места между ними двумя, окончательно взбесило Эда!
Он, не сказав ни слова, порывисто вышел на веранду. Пачка сигарет неизвестно откуда сама прыгнула в руки. И некоторое время он молча курил в открытую дверь, бросая на кухню взгляды, полные жгучей ревности.
Ника что-то тихо шепнула Леониду и… обняла?!
Но тут же Эд с облегчением понял, что она просто помогает гостю подняться. «Наконец этот мудак исчезнет!» - не успел он обрадоваться, как картина вдруг дополнилась неразборчивым гомоном и тихим грудным смехом Ники - на выходе из кухни Леонид ухватился рукой за карниз, нарушив хрупкое равновесие, и в поисках опоры скользнул рукой по ее ягодицам, едва скрытым полупрозрачной тканью платья…
Закусив сигарету, как удила, Эд рванул в дом, отодвинул Нику и забросил мерзавца себе на плечо, с удовлетворением чувствуя, как горящий кончик мазнул того по коже. То ли от боли, то ли от пьяной невменяемости, Леонид начал нести довольно своеобразный бред, спровоцированный алкоголем и излишней начитанностью.
- Коро… Нида… Как… я мог, боги, как я мог… У Хирона… - слезы покатились по его щекам, оставляя дорожки размытой грязи. - Мой сын! Я даже не увидел… Как я мог?! О, боги! Отец! Как я мог?…
Он плакал, изливая проклятия самому себе, опять углубляясь в древнегреческие дебри, поминая мифы и их героев, жалобно поскуливая… А затем горячие речи внезапно прервались. Голос гостя наполнился силой - невероятной для его состояния, и он пропел несколько потрясающе музыкальных, завораживающих фраз!
Несмотря на чудовищное количество выпитого, от него лишь слегка пахло, и то - скорее травами, чем виски.
- Сюда, в комнату, - Ника пронеслась вперед, даже не оглядываясь, уверенная, что ее просьба будет выполнена.
Эд разочарованно хмыкнул. Вздохнул. И все же направил безвольную и на удивление легкую ношу в дверной проем.
Они уже почти добрались до красного диванчика, где Ника торопливо расстилала постель, как вдруг Леонид оттолкнул Эда, а сам, опасно пошатываясь, обвел комнату барским жестом, залихватски воскликнул: «Амброзии!» - и удивительно точным, картинным движением свалился прямо на диван (тот глухо крякнул, но устоял). Потом проворно ухватил Никину руку, накрыл ее беглым поцелуем и, сжав пальцы, тихо сказал, по-собачьи заглядывая ей в глаза:
- А ты все так же хороша, Дафна…
Ника выдернула руку с улыбкой и принялась искать одеяло в шкафу, не замечая, что за ее спиной, пытаясь выдохнуть дым (нет - серый комок шерсти, застрявший в горле), Эд шагнул к Леониду - объяснить (пусть даже лежащему!), что можно себе позволять с чужими женщинами, а что - просто опасно!… Но, когда кулак уже был занесен, безумец слегка оттолкнул его, с мученическим видом пробормотав:
- Я тебя прощаю… Ты чист, - и окончательно погрузился в чуткий и краткий сон алкоголика.
Вмиг превратившись в потустороннее существо.
Влажные соломенные завитки легли на лоб, придавая еще больше мальчишеского его усталому лицу. Свет из окна облил торс серебряным лунным маслом, подчеркивая рельеф, будоража мысли о том, сколько женских губ касалось этой мерцающей, перламутровой кожи (а сколькие мечтали бы коснуться…). Татуировки казались легкими тенями, парящими над ее поверхностью, - прекрасное, но необязательное дополнение к бесподобному телу…
Ника подошла на цыпочках. Приподняв его голову, заботливо устроила на подушке, поправила сбившуюся прядь волос жестом, полным невыносимой нежности. Потом скользнула по его груди, по грязному вороту майки, двинулась дальше… Лаская. Все ниже и ниже. Уже в районе ремня…
Внезапно Эд (во власти неведомых сил, не иначе!) вдохнул сладкий опьяняющий воздух, наполненный яростью и освобождением (сомнения - прочь!). Он уже сделал движение, чтобы отбросить ее от дивана и погрузить в его кровь свои голодные руки!…
Как вдруг заметил блестящий предмет, закрепленный рядом с пряжкой. Ника погладила его, будто прощаясь, распрямилась, совершенно спокойная, и отвернулась от спящего на диване полубога.
- Он нечасто приходит, - ее шепот был тихим, но отчетливым. - Только летом. Думаю, у него просто нет дома. Я бы предложила ему пожить у меня, но он ужасно гордый и откажется, я точно знаю… - она поднесла к лицу руку Эда и чуть слышно коснулась ее губами. - Видишь ли, он убил свою жену… - Эд вздрогнул, но Ника только крепче прижала его ладонь к своей щеке. - Да, за измену. Однажды вернулся домой раньше времени, а она - с другим… Но не это самое страшное. Она была беременна, уже на сносях. Я не спрашиваю его об этом, но он каждый раз сам рассказывает… Только каждый раз по-разному. Я не знаю, что случилось с ребенком. Он то говорит, что сына успели спасти - мол, она умерла в больнице. То долго плачет, что мальчика уже не вернешь, а он бы так хотел быть с ним! Он такой… - ее нижняя губа задрожала. Эд видел это в полумраке. Он увидел бы, даже закрыв глаза.