Страница 39 из 64
Эд медленно поднялся и побрел, покачиваясь, к двери. Ноги слушались плохо, суставы ломило. Соображать получалось, лишь преодолевая усилие - как после длительной и интенсивной попойки.
«Что за черт… - он, морщась, потер виски. - Я же хрен знает сколько не пил…»
В коридоре, пропетляв от стены к стене, он с размаху влетел в косяк, вмиг проснулся и смачно выругался в пугливую темень ванной. «…ать!» - послушно повторило короткое, но ясное эхо, и Эда внезапно охватила волна бессмысленной жалкой ярости ко всему окружающему…
На кухне он некоторое время тупо смотрел на горящий огонь под туркой - уже почти выкипевшей. Пока не понял: вот что за запах был в доме. А ведь совсем отвык…
Ежась от леденящих прикосновений ветерка, Эд потянулся прикрыть распахнутое настежь окно и застыл посреди движения - в грязном стекле отразился его размытый состаренный портрет: густая щетина, отросшие волосы (и когда? недавно же стригся!).
Все еще удивленно ощупывая щеки, он толкнул дверь в гостиную… Но, разумеется, напрочь забыл о пороге и снова впечатал в него со всего размаху большой палец ноги!
Из глаз посыпались искры. Потом слезы.
Он, шипя и ругаясь, запрыгал на одной ноге, сжимая другую, окончательно влетел в комнату… запоздало осознавая, что Ника, изумленно глядящая на него поверх праздничной чашки, одета в какое-то особенное платье и что рядом с ней, осторожно держа кофейник двумя пальчиками, восседает та самая старушка, с которой он имел несчастье почти познакомиться в свой первый день на Садовой.
Последней промелькнула мысль о том, что одеться он так и не успел. Совсем.
Нога как-то сразу отошла на второй план. Прикрывшись ладонями, Эд неуклюже попятился обратно в спасительный полумрак коридора, попутно пытаясь соблюсти хоть какую-то видимость приличия - бормоча:
- Извините…
Но старушка (ничуть не шокированная!) качнула страусиными перьями на шляпе в его сторону, алчно усмехнулась и со значением склонила голову к Нике: «Одобряю, детка. Прекрасный выбор!», продолжая бесстыдно его рассматривать.
Звякнувшая о край блюдечка парадная чашка звонко с ней согласилась… А сама Ника улыбнулась в ответ тонкой, многозначительной улыбкой и кивнула с достоинством, глядя Эду прямо на…
Его глаза потрясенно округлились.
Но тут многострадальная нога уперлась во что-то (к счастью!) мягкое и теплое, и за спиной раздался пронзительный собачий визг.
Эд разом пришел в себя, пробормотал еще раз «извините», развернулся и ринулся в спальню (как ему показалось) со скоростью реактивного самолета!…
Он долго массировал ногу и выдыхал испуг, слушая захлебывающееся заботой причитание, доносившееся из гостиной:
- С тобой точно все нормально? Арчи, ну скажи, где болит?!
Эд поморщился. Наверное, нужно одеться и пойти извиниться повторно - под ее неодобрительным взглядом, естественно. И не исключено, что она все-таки припомнит обстоятельства их несостоявшегося знакомства. Черт! Как же все глупо вышло! Ведь точно придется выкручиваться!
Эд раздраженно мотнул головой… и краем глаза уловил рыжий сполох в дверном проеме. Ника стояла, отчетливо выделяясь на темном фоне - растрепавшаяся копна ее волос играла с солнечным потоком из окна, лучилась… Нижняя губа подрагивала, а вся поза казалась до предела напряженной.
- Ну извини. Я же не знал, что она тут… - начал Эд, морально готовый к долгим и почти искренним объяснениям.
Но, похоже, его слов никто не слышал - с тем же потерянным выражением лица Ника сделала шаг. И опять застыла.
- Ник?
Дрожащими пальцами она потянула пояс. Он не поддался. Тогда она рванула свое лучшее платье (ткань жалобно треснула) и отбросила в сторону! Шелковый мотылек спланировал на комод и беспомощно обвис, рассмотрев в темном лаке отражение тела, сочащегося розовым теплом. Совершенно обнаженного тела!
Ника снова замерла, не сводя с Эда лихорадочно горящего взгляда. Его член мгновенно затвердел.
Где-то на задворках сознания промелькнуло: «Ни фига себе оделась к завтраку с соседкой…», а потом она жестко толкнула его во взметнувшуюся облаком постель и одним плавным кошачьим прыжком оседлала его грудь, еле слышно урча.
Оказалось, что до этого дня он не знал, что такое огонь… Она была вся из огня! Длинные рыжие пряди упали ему на лицо, опаляя… Отрезая от мира, где осталось лишь ее горячее тело, взявшее его в плен ног… В этом подсвеченном солнцем куполе было видно, как язычок быстро обежал яркие губы, и она усмехнулась незнакомой предвкушающей усмешкой. Глаза - неистовые и беспощадные - ощутимо жгли кожу, не оставляя сомнений: она пришла взять все. Без остатка!
На какую-то долю секунды ему стало страшно.
Но сильные пальцы вонзились в волосы, повлекли, властно указывая путь. И Эд сдался на милость стихии…
Ника спала. Ее лицо не сохранило и следа страсти, внушившей ему, зрелому мужчине с богатым опытом, почти суеверный страх. А он, неудобно приподняв голову, все смотрел на нее, не шевелясь - боясь сделать лишнее движение и вернуть к жизни этот огнедышащий вулкан.
Пряди вились медными змейками, заключая ее в живой, сияющий кокон… Она была прекрасна - с ладошкой, подпирающей по-детски округлую щеку и солнечным лучом, затерявшимся в густых ресницах… И никто не смог бы поверить, что этот золотой ребенок, будто одержимый демонами, без конца терзал его бедное тело всего пару минут назад…
Священную тишину вдруг нарушил громкий и протяжный скрип за окном. Как ужаленный, Эд подпрыгнул в постели и тут же замер, испуганно оглянувшись на Нику. Но та дышала по-прежнему легко.
Калитка глухо стукнула, завершив привычную песню, и еле различимые, но явственно шаркающие шаги затихли за забором.
Эд наконец вспомнил про открытую дверь. И вздрогнул.
Проклятая сумасшедшая старуха! Она что же - провела здесь все время?! Пока они стонали, кричали, падали с кровати и возвращались вновь в нее, обмениваясь отрывистыми, но предельно четкими комментариями на вечную тему: что, куда и как, насколько сильно и насколько глубоко?!.
В голове помутилось от злости. Нет, не зря он так невзлюбил ее с первой же встречи! Догнать и придушить. Немедленно! Ну хотя бы ее мерзкого пса!
Однако неожиданная мысль спасла Арчибальда от расправы.
А Ника-то… Ника! Она же знала, что гости в доме… И все равно забыла о двери! Черт, да она позабыла обо всем - так его хотела!…
Эд посмотрел на нее, свернувшуюся калачиком в постели, и самодовольно ухмыльнулся: а ведь именно он - причина расцвета этой девочки! Он и никто другой - причина ее превращения в страстную, полную огня женщину!…
Позабыв о самом существовании старушки и ее любимца, Эд снова нырнул к Нике под одеяло, мурлыкая что-то бравурное под нос и теша свое мужское самолюбие этой бесконечно наивной сказкой…
Ему снилось звонкое пение. Чей-то голосок старательно выводил:
- Вёсна, вёсночка, весна, нам ты солнце принесла!…
Он соперничал пронзительностью с криками синиц, не позволяя держать веки закрытыми, будоража, приглашая взглянуть на певунью…
Нашарив пустое место Ники, Эд открыл глаза. Зевнул, потянулся до смачного хруста и откинул одеяло.
Вначале за белым от слепящего солнца стеклом ничего не было видно, но, прищурившись, он все-таки различил между деревьями хрупкую фигурку, и его рука замерла на оконной раме.
Она стояла в паре десятков метров от дома и пристально рассматривала ветки, притянув пучок к себе пониже.
«Одевалась, должно быть, еще во сне», - хмыкнул про себя Эд - цветастая ночнушка, ее любимая, развевалась под пронизывающим ветром, обнажая полосы сияющей кожи над резиновыми сапогами. Темно-зеленые изначально, они превращались в хаки на глазах - от несусветной жидкой грязи, а последний снег лип к ним робкими комочками, наверное, надеясь на спасение от неумолимого солнца, затопившего сад…
В коротенькой синей курточке, наброшенной прямо на ночнушку, Ника казалась здесь первой перелетной птицей.