Страница 37 из 64
Проводить вечера на веранде уже не хотелось. В упоении от жаркой близости Ники Эд совсем не замечал, что стекла-то вставлены косо, а кое-где и вовсе отсутствуют. Теперь же тонкие ветви растущей у дома вишни проникали внутрь и, жалобно барабаня о края стекол, тянулись к стене, осклизлой от влаги. Два хлипких стула, на которых они с Никой любили пить чай, окончательно рассыпались под нитями дождя из пустых рам…
Таинственным образом стали появляться листья - в кухне под столом и в коридоре напротив спальни. Блеклые и пергаментно-ломкие, они шуршали под ногами, рассыпаясь в прах. Вначале Эд не обращал на них внимания, уверенный, что сам притащил этот мусор на обуви. Но (с легкой руки беззаботной хозяйки) кучки продолжали расти. Спустя неделю Эд начал коситься на них с подозрением. И даже замедлять шаг… Пока не увидел, как при очередном порыве ветра между бревнами протиснулись сразу два листка. Он наклонился, заглянул в щель на уровне колен и замер - на него так же настороженно уставилась божья коровка. Эд отодвинулся. Жучок помедлил немного и заполз в дом окончательно, спасаясь от непогоды, рвущей сад…
А однажды Эда разбудило ощущение влаги на лице. Сквозь сон он долго смотрел на свои мокрые пальцы, не в силах понять, откуда капли. Оказалось - из зазора между оконной рамой и стеной. В этот день, потеряв, наконец, терпение, Эд раздраженно поинтересовался у Ники за завтраком, что она обычно со всем этим делает.
Она подняла голову от утренней чашки кофе, посмотрела на него спокойным, рассеянным взглядом и облизнулась.
- Ну не знаю… - ленивым движением склонила голову влево, прочесала рукой спутанные волосы. - А что… разве холодно?
Больше Эд от нее ничего не добился. Поэтому взял и законопатил щели всем, что только подвернулось: старыми газетами, тряпками, щепками и неизвестно с каких пор валявшейся под кроватью ватой в огромных упаковках из хрустящей коричневой бумаги.
И тогда стало тихо. Даже слишком. Лишь со временем Эд догадался, что ему не хватает пения половиц - они сомкнулись, разбухнув от вездесущей влаги.
Ее избыток сильнее всего проявлялся в ванной. Под плачущей (наверное, из солидарности) трубой целый угол затянуло ярко-зеленым ковриком мха. Заметив первую робкую кочку, Эд только приподнял бровь. Но коврик постепенно расширялся. Через месяц его уже приходилось огибать, выходя из расшатанной ванны. И тогда, убедившись в своей полной безнаказанности, мох зацвел - выпустил нежные салатовые стрелки! Эд не выдержал и отодрал все это изумрудное великолепие от половиц, стенавших под его грубыми движениями… Впрочем, не прошло и недели, как мох вырос снова. Еще зеленее и жизнерадостнее.
Однако хуже всего были мыши.
Поначалу, просыпаясь среди ночи, Эд ловил краем уха тихое шуршание. Встревоженно таращил глаза, борясь со сном, а потом, так ничего и не расслышав, сдавался - погружался обратно в сладостный омут видений с последней мыслью: было или почудилось?…
Но вскоре они потеряли всякий страх и начали копошиться по углам ночами напролет, обмениваясь пискливыми замечаниями и совершенно не обращая внимания на тапки, которые Эд периодически бросал наугад в темноту.
Один раз тапок угодил прямо на подоконник в массивный медный горшок, служивший у Ники (естественно!) вазоном. Он опасно закачался на краю, а Эд застыл, холодея от нешуточных опасений: вот сейчас это чудище рухнет, пробьет прогнившие половицы и увлечет за собой кровать! И тогда они с Никой навечно останутся в подземном царстве. Вот только… заметит ли это Ника?
Но горшок передумал падать. Эд облегченно выдохнул, расслабляя напрягшиеся до предела мышцы.
И тут из угла послышался тонкий захлебывающийся (слишком похожий на смех) писк! Обозленный невиданной наглостью, Эд яростно метнул второй тапок в сторону радостной возни. И, похоже, попал - наступила блаженная тишина. Удовлетворенно улыбнувшись, он откинулся на подушку, смыкая веки…
И все же до утра еще не раз слышал сквозь сон это издевательское похихикивание, отмахивался от ужасающе огромных мышей на тонких негнущихся лапах, которые шествовали мимо него с проклятым вазоном в обнимку… Последняя из них оступилась, и внезапно вся пушистая пищащая компания выронила горшок… Он долго катился по полу, громыхал…
Пока его адский скрежет не превратился в звон будильника.
Ника спала рядом, закутавшись в легкую простынь с головой, и только кончик носа, выглядывающий из-под этого сугроба, выдавал ее присутствие. Она впервые не встала раньше него.
Этот факт почему-то изумил Эда. Нет - почти напугал. И серебристая паутина страха уже поползла по спине…
Но Ника шевельнулась. Потянулась к нему с улыбкой, пытаясь на ощупь обнаружить своими сонными губами его - холодные от испуга. И страх сразу же показался глупым. И утро пошло как обычно. Разве что Ника была очаровательно сонной и все никак не могла перестать зевать, что раздражало Эда, который и сам после «мышиных» бдений чувствовал себя не слишком бодрым…
В кухне она растерянно поглядывала на серую пелену туч за стеклом. С приготовлением кофе не клеилось: ложка выскальзывала из рук, коричневый порошок покрывал неряшливыми пятнами столешницу и пол, а Ника все смотрела в окно, то ли крепко задумавшись о чем-то, то ли просто не в силах оторваться от низкого, тяжелого неба…
- Ника.
Никакой реакции.
- Ника!
Застывшие зрачки. Приоткрытый рот обнажил краешки белоснежных резцов.
- Вероника!
Зрачки мгновенно сузились.
- Не называй меня так, - она окатила его взглядом снежной королевы.
Случайный луч, каким-то чудом пробивший свинцовое одеяло неба, коснулся ее, заставил играть янтарными отблесками волосы. И на миг показалось: они единое целое. Показалось, это Ника светит на солнце, а не оно на нее!…
Она выдохнула, качнула головой, будто удивляясь собственной несдержанности. И взялась за уборку - веник запорхал над кофейными россыпями.
Эд, сбитый с толку ее необычным поведением, наблюдал со стороны, как ловко тонкие кисти дирижируют кухонным оркестром. Под полупрозрачной рубашкой ее груди мерно покачивались, напоминая двух любопытных зверьков, поворачивающих мордочки за интересным предметом. Сквозь легкую ткань их темные носики были видны более чем отчетливо. Наконец он не выдержал - подошел к ней и принялся, сопя от удовольствия, ласкать их одной рукой, медленно подтягивая другой цветастый подол… Солнце стыдливо скользнуло за тучи.
- Ну хватит! - ее тон оказался неожиданно властным.
Ника проворно высвободилась из его рук, так что еще секунду Эд обнимал воздух. А затем шумно выдохнул и поплелся варить кофе, раз уж его странная подруга сегодня к этому не расположена…
Кофе пили в комнате со сломанным телевизором. Той самой. Эд не любил ее, ему и сейчас казалось: здесь холодно и пусто. Даже несмотря на обилие зелени и Нику, которая устроилась на подлокотнике дивана и впилась в окно таким завороженным взглядом, что было ясно: что бы она ни увидела в тоскливом сером небе, это все еще ее занимало…
Эд осторожно опустился на диван, с опаской поглядывая на нее - райскую птицу на диковинном винно-красном насесте. Попытался придвинуться, чтобы как всегда окунуть одну руку в струящиеся по ее плечу волосы, перебирать их и поглаживать, пока кофе не будет допит. Но Ника дернула плечом. И Эду волей-неволей пришлось довольствоваться сомнительным вкусом черной жидкости без острой приправы - прикосновения к ней.
За окном пустился скучный, моросящий дождь. Ника сидела все так же - не шевелясь. И только нежная жилка на ее безупречной шее мелко подрагивала, дразня - намекая на долгожданное завершение этого утра.
Непривычная холодность Ники вначале интриговала Эда, выглядя тонкой прелюдией к какой-то новой волнующей игре.
Но время шло. А она молчала. И это начинало злить.
Спокойное выражение ее лица вдруг показалось ему нарочитым, почти насмешливым.
Эд решил покончить с идиотским молчанием и прочистил горло, морщась - чувствуя, как раздражающе царапает ухо этот искусственный до предела звук.