Страница 31 из 64
Его разбудил пронзительный крик ночной птицы. В полной темноте, еще не вырвавшись из сна, он испытал ужасное мгновение дезориентации - казалось, он летит с огромной высоты! Стремясь удержать иллюзию равновесия, он раскинул руки как можно шире. Пальцы разжались, ловя ночной воздух… И бинокль, очертив элегантную дугу и сверкнув напоследок отражением луны из своих призрачных линз, рухнул вниз.
Эд изумленно наблюдал его почти осмысленный полет, почему-то совсем не сожалея о потере этой в общем-то недешевой вещи. А после сплюнул вслед и заковылял вниз по лестнице, отяжелевший и плохо соображающий…
Дома, несмотря на дикое желание свалиться в постель и ни о чем не думать, он прилежно сел к рабочему столу. Но перед глазами вместо цифр и символов ее коралловые влажные губы бесконечно складывались в волшебное «Нас приглашают на пикник»… В конце концов он прекратил маяться дурью, наспех разделся и бросил усталое тело на неразложенный диван. К счастью, обошлось без снов…
И вот теперь, остановившись у ее калитки на совершенно законных основаниях и придирчиво разглядывая гладко выбритое лицо в зеркале заднего вида, Эд пытался взбодрить себя улыбкой. Но отражение в ответ недружелюбно скалило зубы, а на дне глаз легко читался страх…
Он обреченно вздохнул, надвинул поглубже очки и распахнул дверцу в осенние сады.
Погода была удивительной.
На фоне бездонного синего неба умирающая листва давала свой последний концерт - словно оперная дива на склоне лет искусно и печально перебирала оттенки-ноты: от слепящего золота до черного багрянца. А все тепло, накопленное за долгое жаркое лето, покидало землю, аккомпанируя - пронзительно вибрируя скрипкой, завершающей партию…
Эд шагнул во двор не задумываясь. И снова чуть не растянулся из-за перепада уровней.
В первый момент ему показалось, что в ее саду царит темнота - сплошной полог ветвей нависал совсем низко над маленьким двориком. Но стоило глазам немного адаптироваться, и стали видны потоки лучей, прорывавших сплетение крон. Живыми, шевелящимися нитями они рисовали узор на аккуратной лужайке у входа.
А вокруг… Справа, слева, за спиной вдоль забора, у дома и дальше, в таинственных дебрях старого сада, буйствовали хризантемы! Самые разные: белые с острыми иглами лепестков и пушистые желтые помпоны. Аккуратные, похожие на ромашки, и неряхи с растрепанной шевелюрой. Огромные рыжие шапки с атласно-белой подкладкой и мелкие, покрывающие целый куст вспышками красного, осыпающиеся горячими искрами на усталую землю…
Они почти заслонили старый деревянный дом с подслеповатыми окнами.
Все еще не отрывая потрясенного взгляда от охряного моря цветов, затопившего двор, Эд подошел к обшарпанной двери, когда-то давно покрашенной в голубой цвет, и протянул руку.
Но звонка не было, хоть он внимательно осмотрел всю стену вокруг косяка. Прежде чем он успел удивиться и этому, дверь открылась.
В простой красной рубашке, восхитительно оттенявшей горстку крохотных, едва заметных веснушек на носу, Ника улыбнулась ему, ослепляя.
- Привет! Ты раньше.
Все слова, заготовленные Эдом для начала непринужденного разговора, разом куда-то исчезли. Он отвел взгляд и неловко протянул ей букет.
- Привет. Это - тебе.
Но никто не спешил освобождать его от торжественной ноши. Или хотя бы - благодарить. Встревоженный паузой, Эд вернул взгляд на Нику. И похолодел.
Ее глаза были смертельно серьезны.
- Они же… мертвые, - голос опасно дрогнул, замерев на полпути между болью и гневом. Соскальзывая в сторону последнего.
Изящные розовые пальцы потянулись к букету и, помедлив в последний момент (точно боясь ранить еще больше), начали нежно теребить листья, оглаживать шелковые лепестки. Утешая. В полумраке прихожей дикая волна ее волос, алая рубашка и розы слились в одну огненную стихию, озаряющую извечный лик скорбящей мадонны…
Она смотрела прямо на него.
- Не дари мне мертвых цветов. Никогда!… Обещаешь?
Эд сглотнул и еле слышно выдавил:
- Ладно.
А Ника вдруг заметила торт.
- Ух ты! Какой огромный! - громко и искренне восхитилась она, вмиг превратившись в юную легкомысленную девушку. Эд незаметно выдохнул с облегчением: слава богу, что хоть принадлежность торта к миру живых не вызвала у нее сомнений…
Тем временем она прижала букет к груди осторожно, словно больного ребенка, и мягким, прощающим тоном произнесла:
- Ну что ж, попробуем их спасти.
Проскользнула вглубь дома и почти сразу исчезла из виду, оставляя за собой звук тихо шуршащих шагов.
Эд снял очки, прищурился и неуверенно последовал за ней.
Дом был именно таким, каким он его себе и представлял: старость, сырость и явное отсутствие мужской руки. Многочисленные запыленные кружевные салфетки на всех горизонтальных поверхностях, выцветшие безвкусные репродукции на стенах и, конечно же, целая армия растений - в кадках, ведрах, банках из-под краски (и даже в причудливо изогнутых грампластинках!) лишь усиливали отчетливый налет запустения…
Пробираясь по коридору, Эд то и дело цеплялся за зеленых обитателей дома, а на пороге комнаты, откуда доносилось тихое воркование Ники и журчание воды, споткнулся о какой-то совсем уж крохотный экземпляр и едва не упал, пребольно ударившись большим пальцем ноги о дверной косяк. Ругаясь сквозь зубы, он запрыгал в проеме от боли, ловя равновесие и стараясь не испортить торт…
На кухне спиной к нему, ласково приговаривая, Ника обрезала кончики стеблей роз огромными ножницами, а вода лилась в ту самую, хорошо знакомую ему, садовую лейку, стоявшую в раковине. Закончив, Ника тонко улыбнулась.
- Идем.
И повела его через кухню на застекленную веранду, а оттуда - в сад.
У Эда перехватило дыхание. Это был тот же уголок - под покрывалом бархатной травы и в окружении густой лиственной занавеси.
Словно чувствуя его потребность (еще раз увидеть, но уже вблизи), Ника шагнула вперед на полянку, залитую солнцем. И, нестерпимо сияя в лучах, склонилась с лейкой над своими питомцами, застывшими в немом благоговении перед ней - божеством, дарующим жизнь…
Глаза Эда взметнулись вверх - к ажурному плетению ветвей, разыскивая прорезь, благодаря которой он совсем недавно проникал в этот крохотный мирок… и не находя.
- Держи!
Он обалдело уставился на лопату, вдруг очутившуюся в его руках.
А Ника тоном прирожденного диктатора заявила:
- Мне нужно девять маленьких ямок. Вот там. - Небрежный взмах рукой.
Эд растерянно моргнул несколько раз, посмотрел на ее твердо сжатые губы. И покорно принялся за работу.
Когда девять ямок разного размера и глубины выстроились кривым рядом вдоль дорожки (а что еще могло получиться у него, впервые державшего лопату?), Ника опустилась на колени замедленным изящным движением. Разложила цветки по лункам, полила и стала укутывать землей, погружая свои чудесные руки в ее грязную плоть.
Имело ли это занятие какой-то смысл сейчас - на переломе осени?… Эд не решался спросить.
Коричневые комья липли к пальцам, пачкали рукава, но она, казалось, ничего не замечала и только тихонько напевала себе под нос что-то простое, но необыкновенно искреннее, похожее одновременно и на старинную песню, и на детский стишок…
- …в землю пустишь корешок, будешь строен и высок…
Обворожительная улыбка оборвала почти неслышное пение.
- Спасибо, что помог. Теперь они справятся, - без малейшей насмешки произнесла Ника. Резкий запах развороченной земли удивительно гармонично сочетался с ее собственным - цветочно-хмельным.
Эд кивнул, стараясь выглядеть таким же серьезным.
Только теперь Ника бросила взгляд вниз, на свои руки, и раздраженно мотнула головой.
- Ну вот, опять испачкалась! Подожди, я сейчас переоденусь, и мы пойдем.
Она была уже у дома, когда Эд спохватился.
- Куда пойдем?
- Как куда? - засмеялась, обнажая розовые, как леденцы, десны. - На пикник!
- А разве мы не здесь будем? - Эд старался говорить как можно небрежнее, чтобы не выдать себя - не показать, насколько не хочется ему уходить из волшебной страны своей садовой феи!…