Страница 32 из 110
Глава десятая
Пока Карл Зитар со своими товарищами очищал степь от остатков белогвардейских банд, в Бренгулях произошли некоторые знаменательные перемены. Волостного старшину Шамшурина во время переворота застрелили. Точно такая же судьба постигла бы и Симана Бренгулиса, если бы он заблаговременно не спрятался у сапожника Зилума и не переждал там, пока на местах создадутся органы молодой Советской власти. По заданию Бренгулиса Зилум ежедневно отправлялся на разведку в село и ближайшие деревни, чтобы узнать о распоряжениях Советской власти, о местных событиях.
Скоро стало ясно, что новая власть твердой рукой устанавливает порядок на освобожденной земле и беспощадно борется против всякого самоуправства на местах. Один чересчур ретивый представитель местных органов власти, не пожелавший считаться с законами и спешивший свести кое-какие давнишние личные счеты, обжегся на этом и попал под суд.
Когда стало известно, что в ближайшее время повсюду будут происходить выборы Советов, Бренгулис сказал Зилуму:
— Настало время тебе возглавить жизнь нашего села. Ты, Зилум, должен стать председателем.
— Но как же я могу это сделать? — усомнился Зилум. — Председателем будет тот, кого выберут.
— Надо сделать так, чтобы избрали тебя и никого другого, — продолжал Бренгулис. — Теперь основная сила — бедняки. А разве ты недостаточно беден? Да ты настоящий пролетарий. Говорить ты умеешь как никто. Если ты сейчас начнешь действовать, проявишь нужную сноровку и смелость, на тебя обратят внимание и обязательно изберут. Ты понимаешь: это необходимо нам с тобой, как хлеб и вода. Нельзя допустить, чтобы власть попала в руки какого-нибудь голодранца с гари. Тогда с меня первого сдерут десять шкур; такими налогами обложат, что не вздохнешь. Откуда ты возьмешь бадейки с маслом и свиные окорока, если меня разорят? А если ты будешь у власти, всякий раз при распределении налогов ты сначала посоветуешься со мной, и мы устроим так, чтобы те с гари тоже что-нибудь давали Советской власти, если уж она им так дорога. Двери моей клети всегда открыты для тебя — ты будешь есть и пить на мой счет сколько влезет. Только позаботься о том, чтобы в этой клети что-нибудь было. Не будет у меня — не будет и у тебя. Что, стоящее дело?
— Конечно, — согласился Зилум. — Если бы только можно было все сделать по-вашему.
— Старайся, не зевай, и все будет в порядке. Здесь, в лесу, есть кто-нибудь, кто тебя давно знает?
— Нет, никого нет.
— Значит, все будет хорошо. Ты можешь со спокойной совестью выдать себя за давнишнего борца, за пострадавшего и героя. Ври сколько влезет. Наговори всяких чудес, чтобы выглядеть в глазах большевиков героем. Все равно никто не сможет проверить правильности твоих слов.
— Гм… — Зилум задумался. Предложение Бренгулиса все больше начинало нравиться ему. — Можно попытаться.
— Правильно, Зилум. А теперь слушай внимательно. Я хочу тебе дать несколько добрых советов.
Зилум подсел ближе к Бренгулису. Целый час учил его хозяин села, как себя вести, начиняя голову Зилума кулацкой мудростью.
Ученик оказался достойным своего учителя. Вскоре в селе Бренгули и даже на небосклоне всей волости засияла звезда Зилума. Раньше даже и ближайшие соседи не имели представления о способностях и заслугах этого человека. Теперь вдруг всем стало ясно, что среди них незаметно жил один из героических борцов за дело трудящихся и выдающийся оратор.
Зилум первый явился на выборное собрание и говорил за семерых. Это он предложил охарактеризовать перед собранием жизненный путь и прошлую деятельность каждого кандидата. Несомненно, это было ценным предложением, ведь избиратели обязаны знать, с кем они имеют дело. Они очень мало знали друг друга. Каждый кандидат рассказал о себе. И только теперь жители села узнали, что за человек Зилум. Если верить его рассказам, он революционер чуть ли не с 1905 года; работал в партийном подполье, подвергался преследованиям, сидел в царских тюрьмах и даже ссылался в Сибирь. Конечно, у него были все преимущества и права стать во главе села. Может быть, кое-кто и не верил рассказам Зилума, но каких доказательств можно было требовать от него? У подпольщиков ведь не было ни партийного билета, ни других документов. Приходилось верить на слово.
И Зилум стал председателем сельского Совета. Больше того, его послали делегатом от села на волостное собрание по выборам в волостной Совет. Там он снова рассказал свою биографию и успешно прошел при голосовании в волостной Совет. Из волости его послали на выборы уездного Совета, и новоиспеченный борец уже мечтал о высоком посту в Бийском уездном исполнительном комитете. Но на сей раз он просчитался: не помог ему ни хитрый трюк с биографией, ни получасовая речь на выборном собрании. В Бийске нашлись люди, которые томились на каторге и не только сами помнили о своих заслугах, но которых знал весь город и уезд. Зилума это ничуть не смутило: полный энергии, он вернулся домой и стал блистать во всем своем великолепии — революционнейший из всех революционеров. Что из того, что его революционность всего двухнедельной давности, — другие, может быть, не имели и того.
Когда после долгих месяцев борьбы вернулся Карл Зитар, все уже было сделано: Зилум сидел в сельском Совете и управлял жизнью села по своему и Бренгулиса усмотрению.
Чем же занимался Зилум?
Он вытаскивал людей из задымленных землянок, устраивал собрания, организовал хор и сам учил молодежь русским и латышским песням. После собраний у Зилума обычно собирались домашние вечеринки. Под его благосклонным покровительством по всему лесу пышно развилось самогонокурение. Беженцы стали более зажиточными. Перебравшись из темных землянок в светлые дома, они обзавелись скотиной и имели свой хлеб. Заботы о завтрашнем дне отодвинулись, вернулась прежняя жизнерадостность. Сыновья и дочери беженцев вспомнили, что они молоды и что в мире, кроме забот и работы, существуют веселье и развлечения.
Человеку, пользующемуся всеми удобствами культурной жизни, трудно себе представить, каким важным событием становятся для лесных жителей эти беззаботные вечеринки, когда в скудно освещенной комнате пиликают гармонь и скрипка, молодежь играет и танцует, робко и лукаво блестят глаза девушек; как радостно, что они слетелись наконец вместе, словно стая птиц, долго летавших в одиночку. Все, и старые, и молодые, с нетерпением ждут наступления такого вечера. Откладывается в сторону всякая работа, и по лесным тропинкам шагают люди. Сегодня они собираются у одного, завтра у другого. Повсюду любят веселые песни и танцы. В каждом из этих домов находится глоток крепкого, хмельного напитка. И люди думают: после пережитых страхов и горя пришла, наконец, светлая пора.
Янка Зитар долго не посещал эти вечера. Все ходили: родители, братья, сестры, а он оставался дома. Никто не мог его расшевелить. Ему было неполных восемнадцать лет. Пока другие наслаждались жизнью, он мечтал, и ему казалось: это даже прекраснее, чем жить. Но вот в один из вечеров, кончив писать свою первую поэму — о девушке, живущей в горах, — он тоже вышел в этот странный мир, совершенно незнакомый ему. Ничего особенного он там не встретил — обычная домашняя суматошная вечеринка. Однако в этот вечер Янка обрел друзей среди молодых парней, с которыми до тех пор даже не был знаком. И не только друзей…
Одинокого мечтателя захватило жизнерадостное настроение окружающих. Он со всей стремительностью закружился в вихре зимних развлечений, и, словно во сне, пролетели несколько месяцев — прекрасное, сумасбродное время.
Это началось у Силиней. В тот вечер там собралась очередная вечеринка. Когда Янка вошел в комнату, где танцевали, его охватила робость. Здесь он был чужой, его мало кто знал. И только сейчас Янка увидел, сколько молодых парней и девушек живет в тайге. Так же как все, он разделся в сенях и в большой комнате остановился в темном углу недалеко от дверей.