Бернард Шоу

Не подумайте только, что сказанное изобличает в Шоу процветающего благодаря своей смекалке и изворотливости бизнесмена. Шоу утверждал, что потерял златые горы из-за того, что целиком отдавался литературной и общественной деятельности, а деловой стороной вплотную интересовался лишь в самых неотложных случаях: «Мне бы нужно завести себе делового напарника, который знает толк в рекламе. Люди говорят, что я занят бесконечной саморекламой. На деле я окружен сотнями дураков, которые стряпают позорящие меня идиотские бредни. Поэтому все только обо мне и говорят, но никто меня не читает».

Действительно, постоянный доход Шоу, которого бесспорно хватало для обеспечения ему прочного места среди профессионалов, облагавшихся самым высоким налогом, и который пополнялся за счет немалых средств его супруги, все же не сделал из него миллионера, а миллионером его считали все. Я как-то допытывался у него, во что реально выливались такие случаи феноменального везения, как успех «Пигмалиона» в кино, принесший ему, по подсчетам прессы, около пятидесяти пяти тысяч фунтов. Он принялся анатомировать эту цифру: «Для начала разделим все на четыре — так будет ближе к истине. Теперь вычтем английские и американские налоги. Банковские операции — еще 2,5 процента долой. Проценты на капитал облагаются налогом — вычтем по двенадцать шиллингов из каждого фунта. Что осталось? Пустая сахарница! Девять десятых нашего населения понятия не имеют о денежных знаках, превышающих однозначные числа. У них просто-напросто нет таких знаков. Что же говорить о том, какую пищу их фантазии дают четырех- или пятизначные цифры?!» В январе 1942 года он писал мне: «Экранизация «Пигмалиона» принесла мне 29 000 дохода и была обложена 50 000 военного налога. Да спасут Вас боги от такого успеха. Еще один успех — и я разорен!»

Репутация баснословного богача могла, по его словам, иной раз сослужить недурную службу. Но для этого ей должна сопутствовать обеляющая богача репутация скряги и подлеца. Последнюю он раздувал себе сам. Вот, получив телеграмму с оплаченным ответом, он посылает ответ не телеграммой, а открыткой. Его просят вернуть неизрасходованный телеграфный бланк, и он сокрушается: «Меня вынуждают вернуть бланк. Я протестую. Оплаченные ответы — мой бизнес. Я всегда отвечаю по почте, и телеграммы мне обходятся бесплатно». Он ссудил 30000 фунтов шахтерам Дарема на постройку дешевых жилых домов и в ответ на удивленные взгляды говорил: «Шесть процентов!»

Если бы он и вправду был таким скупцом, каким ему хотелось выглядеть в глазах окружающих, он не забросил бы театр на три года ради «Справочника по социализму для образованной женщины». Только что он узнал на театре самый большой кассовый успех — и вот засел за книгу, призванную вобрать в себя все, что касалось предмета, над которым Шоу раздумывал и о котором пекся вот уже сорок лет. «Справочник» отличают ясность и убедительность, неслыханные для публицистических сочинений такого рода.

Шоу посвятил меня в то, как у него возник замысел этой книги: «В самом начале нынешнего века я выпалил из крупнокалиберного оружия, заявив, что простой человек всегда прав. За это меня назвали революционером. Простой человек понимал социализм как равенство доходов, и я ошеломил всех, целиком согласившись с простым человеком. Этим, по чести сказать, исчерпывается мой вклад в социалистическую мысль. Я потратил четыре года на изучение экономики ради того только, чтобы обнаружить полное невежество тех, кто занимался ею до меня. Узнав, что вся капиталистическая система — один грабеж, я усмотрел свободу гражданского выбора лишь в том, по какому поводу один сосед перегрызает глотку другому. Вот грубый, но всем понятный пример. Если А — обладатель трех с половиной фунтов, а у Б два с половиной фунта, то первое, что приходит в голову Б, это перегрызть глотку А. Со своей стороны, А одержим точно таким же стремлением. Я не могу себе представить, как можно определить в звонкой монете истинную цену личности. Как справедливо распределять богатство? Никто не берется на это ответить. Единственный способ покончить с резней — равное распределение богатства между всеми. У меня есть два приятеля: настоятель собора Св. Павла Индж и боксер Джин Танни. На каком аукционе я смогу узнать, сколько «весит» тот и другой в фунтах или в долларах? Но сегодня Танни может купить десять докторов Инджей, не исчерпав своего банковского кредита. Справедливо ли такое распределение благ?!»

В противоположность многим и многим социалистам, Шоу не верил в то, что обладание материальными средствами способно само по себе устранить все проблемы, заботящие современное человечество: «Всякий мыслящий человек согласится с тем, что счастье и несчастье соотносятся с природой человека, а не с тем, сколько у него денег. Деньги уберегают от голода. Они не спасают от несчастья. Пища питает тело, а не душу».

Не будучи, таким образом, материалистом, Шоу черпал свою веру из иных, чем у большинства утопистов, источников: «Добро рождается из чувства собственного достоинства, которое мы приобретаем неисповедимыми путями. Человек человечен в той мере, в какой он обладает этим чувством… В нас помещается таинственная штука, называемая душой; сознательно творимое зло ее убивает; без нее же никаким материальным благам не сделать жизнь сносной…

Один здравый смысл добру не научит. Ему учит божественный инстинкт, витающий за пределами здравого смысла. Здравомыслие лишь находит кратчайший путь к цели, сама цель ему неведома».

Его сердце наполняла радостью вера в то, что люди, сознательно или бессознательно, стремятся ввысь, к божественному трону. Этой верой питалась его удивительная терпимость к людским недостаткам. Так появился на свет Инквизитор из «Святой Иоанны», окруженный ореолом святости. С таким же успехом можно было изобразить любящего свое дело палача с кроткой душой, прирожденного головореза с золотым сердцем или, если уж на то пошло, судью с наклонностями Христа Спасителя. Своей вере Шоу обязан и тем, как часто приходилось ему перекладывать вину с человека на внешние обстоятельства: «Нищий араб — порождение трущоб, а не первородного греха… Тот, кто собрался преобразить себя, обязан сперва преобразовать общество». Но не проблема ли это курицы и яйца, ибо откуда взялись трущобы? «Изучайте рикардовскую теорию ренты, которую у нас никто не понимает», — гласил ответ Шоу. Тут можно было бы возразить, что рикардовская теория придумана ведь тоже не богами, но разве Шоу переспоришь?! На это целой жизни не хватит.

Главным врагом человечества Шоу считал невежество, а не злодейство. Он убеждал меня: «Наш хитроумный демон это не шекспировская «злая обезьяна», облеченная «минутным, кратковременным величьем», но бездушная теория Рикардо — pons asinorum[162] политической науки. Если бы только удалось вдолбить ее людям так же основательно, как апостольскую веру, они бы прозрели, — как Генри Джордж, как Карл Маркс, как Сидней Уэбб или Ваш покорный слуга».

Человек раскрывает себя до конца в своих мечтах и надеждах. Шоу верил во всемирное братство, путь к которому открывал коммунизм. Может статься, что сам Шоу был бы счастлив в обществе, где преобладает распределение благ поровну. Деньги для него были только средством обезопасить себя от мелочного деспотизма обстоятельств. Ведь к деньгам липли сонмы паразитов, их облепляла ненависть. Шоу терпеть не мог покровительствовать и заниматься филантропией: «Когда мне приходится выручать людей из затруднительного финансового положения, ненависть, которую я к ним питаю, может сравниться лишь с ненавистью, которую они питают ко мне». Те, кто смутно представляли себе социализм царством, где одни поминутно раздаривают другим всю свою собственность, укоряли Шоу за то, что он не пустил на ветер свое добро. Но, по мнению Шоу, позволить себе жить в своей маленькой утопии может разве что сумасшедший. Если богатые растрясут все свое богатство, то подберут его не бедные, а кто половчее.

Шоу напомнили: Иисус велел богачу продать имение и раздать деньги нищим. Шоу тоже напомнил: «У Иисуса не было никакой собственности. Всю деловую сторону он взвалил на плечи Иуды. Иисус не понимал, о чем говорит. Ему бы убедить богатого юношу, что в римское правление не найти лучшего применения своим деньгам, чем вложив их в земельную собственность или переведя в ценные бумаги. А что может — пожалуйста, пусть подбросит Иуде в суму. Если молодой богач заинтересуется христианством, это будет для него и полезнее и приятнее, чем тратить деньги попусту на колесницы и распутство». (Своим советом Шоу, наверно, угодил бы богачу. Но Христос-то был озабочен личным спасением каждого, а не всеобщим благосостоянием.)

162

Букв.: ослиный мост (латин. Х. Простейшая теорема геометрии Евклида. Выражение употребляется в значении: простейшая, общеизвестная истина.