Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 46

Довольно скоро командование военного округа вынуждено было констатировать, что в позиции и поведении высших руководителей СА ничего не изменилось. Наоборот, обстановка в нашей зоне ответственности продолжала обостряться, о чем можно было судить по непрерывно поступающим сообщениям о тайных поставках вооружения в штурмовые отряды и других приготовлениях СА к активным действиям. Эти сведения поступали из настолько надежных источников, что по крайней мере генерал фон Райхенау, правая рука Бломберга, начал прислушиваться к ним. Он получал аналогичную информацию из других источников, в том числе от самих штурмовиков.

В конце июня мы с Вицлебеном несколько дней провели на стрельбище Путлос у берегов Балтийского моря. Сообщения из штаба нашего военного округа о все более резком обострении обстановки заставили нас немедленно вернуться в столицу рейха. К нашему приезду ситуация явно обострилась до предела. После того, как, в частности, было установлено, что в расположенном напротив штаба здании разместились штурмовики и что по ночам туда доставляются пулеметы, была усилена охрана штаба. Войскам также был отдан приказ о принятии дополнительных мер безопасности в казармах и военных городках на случай внезапного нападения. Из разных мест, в том числе от полицай-президента Потсдама графа Хельдорфа[8] и от сотрудников штаба вышеупомянутого обер-группенфюрера СА Крюгера, поступали сообщения о подготовке руководством СА военного переворота. 29 июня к нам прибыл начальник организационно-мобилизационного отдела из Франкфурта-на-Одере, будущий генерал-полковник Хазе. Он охарактеризовал обстановку в Ней- марке как чрезвычайно напряженную и высказал предположение о возможности в самое ближайшее время путча СА, для предотвращения которого нужно было, по его мнению, арестовать высших руководителей штурмовиков.

Вицлебен не мог дать своего согласия на такие действия. Между тем угрожающие сообщения поступали и из Силезии. В Берлине обстановка была настолько напряженной, что я, проживавший в то время не вблизи штаба, расположенного в центре города, а на окраине, в районе Лихтерфельде, каждую ночь, вплоть до 30 июня, опасался ареста мятежными штурмовиками. Сейчас я уже точно не помню, имелся ли к тому времени в нашем распоряжении список фамилий лиц, подлежащих аресту, или он попал к нам позднее. Очень подозрительным показалось нам также внезапное исчезновение берлинского руководителя СА Эрнста. Как известно, он был арестован 30 июня в Бремене при попытке сесть на корабль, на котором он собирался отправиться в отпуск. Отданное Ремом незадолго до этого распоряжение об отпусках для своих подчиненных представляло собой отвлекающий маневр.

Меры, предпринятые Гитлером против руководства штурмовиков 30 июня, оказались для нас полной неожиданностью. Еще утром этого дня мы проводили совещание с командирами о дальнейшем усилении мер безопасности. Первое сообщение об этом, которое, если мне не изменяет память, мы получили из военного министерства, гласило, что Гитлер лично арестовал Рема в Бад- Висзее и исключил его из СА. Такая же участь ожидала и других высших руководителей штурмовиков. В тогдашней напряженной обстановке оно принесло нам такое же облегчение, какое испытывает при первых каплях дождя человек, измученный духотой от приближающейся грозы. Получив это известие, мы тогда еще не могли представить себе, какие кровавые события последуют за этим. Довольно скоро стало известно об убийстве супругов фон Шлейхер и генерала фон Бредова, а также самого Рема и его ближайших соратников. Затем мы узнали, что на территории бывшего кадетского корпуса в Лихтерфельде, где теперь размещались части и подразделения войск СС, также проводились расстрелы штурмовиков, в числе которых был и обер-группенфюрер СА Эрнст. Точных сведений о количестве и поименном составе казненных не было. В сообщениях об этом, поступавших со всех концов страны, достоверные факты были перемешаны с информацией, основанной на слухах. Некоторые из тех, кто числился среди казненных, оказывались живыми и здоровыми, и наоборот, известия о расстреле ряда других штурмовиков поступили лишь по прошествии значительного времени. Так, например, мы очень долго ничего не знали о судьбе бывшего баварского государственного комиссара фон Кара, который, как оказалось, тоже был убит. Неясно было также, была ли эта расправа совершена по распоряжению Гитлера, или это были самовольные действия Геринга, Гиммлера и глав исполнительной власти на местах. Впрочем, уже тогда мы не сомневались в том, что ответственность за все эти действия несет Гитлер как имперский канцлер и вождь партии.

Остается спорным и вопрос о том, действительно ли существовала в то время непосредственная угроза путча высших руководителей СА. Однако, независимо от приводимых сейчас, через много лет, аргументов, подтверждающих или опровергающих версию о подготовке путча, можно с уверенностью утверждать, что в июне 1934 года те инстанции, которые тщательно отслеживали обстановку в рядах СА, не без основания считали возможным и реальным бунт штурмовиков. Даже если предположить, что в конце июня Рем еще колебался, то и в этом случае можно считать, что его наиболее радикально настроенные единомышленники все равно вынудили бы своего лидера довести дело до конца. Было очевидно, что руководство С А не смирится с отведенной штурмовикам ролью нелегальной полиции и что оно прежде всего рвалось к власти и рассматривало своих подчиненных в качестве передового отряда, необходимого для продолжения революции. Не случайно многие из ближайших соратников Рема довольно цинично заявляли о приближающейся «ночи длинных ножей» и «второй революции».

Непонятно было, почему Гитлер так долго безучастно наблюдал за весьма подозрительной активностью наиболее одиозных фигур из числа руководителей СА. Стоило ему вмешаться раньше, и тогда, вероятно, удалось бы избежать чрезмерного кровопролития.

Нужно сказать еще несколько слов о том, как был воспринят разгром штурмовиков в народе и в армии. На этот счет существует довольно распространенное мнение, что 30 июня 1934 года третий рейх перестал быть правовым государством. В подтверждение этого обычно приводятся многочисленные факты беззакония и произвола, имевшие место на протяжении всего периода правления национал-социалистов. Однако, несмотря на безусловную правильность такого вывода с точки зрения сегодняшнего дня, хотелось бы отметить, что, как будет показано ниже, данное утверждение в тот период, когда происходили описываемые события, было далеко не столь очевидным для подавляющего большинства немцев.

Разумеется, уже летом 1934 года почти всем было ясно, что массовые казни штурмовиков представляли собой доселе невиданный для Германии акт произвола властей. И пусть в других странах, во время других революций и по совсем другим поводам уже не раз происходили подобные кровавые драмы, — германская история такого еще не знала! И даже подготовленный позднее правительством и утвержденный рейхстагом «Закон о защите государства в чрезвычайной ситуации» ничего не меняет в том, что кровавая расправа над штурмовиками явилась вопиющим актом беззакония. Однако те, кто были очевидцами этих событий, смогут подтвердить, что подавляющее большинство немцев в то время не воспринимали их как первое звено в цепи беззаконий, совершенных нацистским режимом. Более того, многими решительные действия по отношению к штурмовикам расценивались тогда как вполне оправданная попытка положить конец беззаконию и навести порядок в стране. И только теперь, по прошествии многих лет, мы понимаем, как велико было заблуждение, в плену которого мы все оказались в те годы.

Возмущение, переходящее в ненависть, и озабоченность, превращающаяся в страх, — плохие советчики. Они способны притупить интуицию и заглушить чувство справедливости. Мы, немцы, с лихвой испытали и то и другое, причем не только при Гитлере, но и в послевоенное время. В этом и заключается, по-моему, разгадка того, почему народ, всегда славившийся обостренным чувством справедливости и законности, смирился с вопиющим беззаконием. Во всяком случае, одними законами морали и нравственности объяснить случившееся с нами невозможно.

8

Граф Хельдорф, хотя и принадлежал к СА, понял губительность курса, проводимого Ремом. Он был назначен полицай-президентом Берлина, затем присоединился к участникам покушения на Гитлера 20 июля 1944 года и был казнен. — Прим. автора.