Юлий Цезарь

На следующий день посреди сильного смятения все начали свои приготовления к отъезду, но не слишком поспешно, так как еще надеялись, что какое-нибудь неожиданное событие позволит им остаться. Чтобы достать необходимые дял путешествия деньги, многие сенаторы прибегли к помощи Аттика, предоставившего в распоряжение своих друзей крупные суммы, спрятанные в подвалах его дома или хранившиеся в римских храмах.[573] Однако тронуться в путь было трудно, и многие еще продолжали бы свои приготовления, если бы, к счастью для Помпея, 18 января не распространилось ложное известие, что Цезарь уже идет на Рим во главе галльской кавалерии.[574] Это вызвало внезапную панику: консулы, бросив казначейства, немедленно уехали; люди, наиболее замешкавшиеся в своих приготовлениях, в одно мгновение окончили их, и еще днем вся Аппиева дорога была покрыта носилками, рабами, повозками и вьючными животными. Большое число сенаторов, всадников, вольноотпущенников и зажиточных плебеев, все богатое и культурное общество выехали из Рима,[575] оставив своих жен, детей и рабов в городе, на который, как думали, Цезарь готов был нагрянуть со своей галльской кавалерией. Факт странный, но не единственный в революционные эпохи.

Цицерон уехал еще до паники утром 18 января[576] в дурном настроении и очень недовольный Помпеем. Он считал неблагоразумным покидать таким образом Рим[577] и не думал, чтобы Помпей мог быстро, как он хвастался, образовать большую армию в Италии.[578] Его ввиду решительности Цезаря сильно тревожило и то, что Помпей, по его мнению, действовал одновременно и дерзко, и слабо; он сердился на Цезаря, но, в сущности, был более склонен верить в его успех, чем в успех Помпея. События подтвердили зловещие предчувствия, которые были у Цицерона в начале этой войны. Он раскаивался, что принял поручение в Капуе, и теперь, когда Капуя стала передовым постом армии Помпея, хотел отказаться от нее, взяв и обмен надзор за равниной и побережьем Лация.[579] Сильно беспокоясь, он тем не менее был доволен, что его зять Долабелла перешел на сторону Цезаря. Конечно, это было позором для семьи, но выгодно для него; если бы Цезарь одержал победу, Долабелла мог бы заступиться за своего тестя перед победителем.[580]

Цезарь, однако, совершенно не думал идти на Рим, как все полагали. Заняв Анкону и Арреций, он еще 19 января послал Куриона овладеть Игувием (совр. Gubbio), откуда ушел претор Ферм с пятью когортами.[581] Потом он остановился, ожидая подкреплений. Он не мог идти далее с 3000 людей, но скоро вызванные им самим события увлекли его дальше, чем он думал. Обеспокоенный известием, что Помпей, консулы и часть сената покинули Рим, боясь, чтобы Помпей не лишил его возможности вести с сенатом переговоры о справедливом мире и не принудил его к большой войне во всей Империи, которая страшила его, Цезарь тотчас же написал сам и убеждал друзей написать уехавшим сенаторам, в том числе Цицерону, советуя им остаться в Риме.[582]

Но еще большая опасность грозила ему со стороны Авксима, где Акций Вар наскоро вооружал многочисленные когорты и, по слухам, хотел напасть на врага, имевшего всего 3000 человек, рассеянных в большом треугольнике между Аррецием, Анконой и Аримином. Цезарь, имевший с собой только свою маленькую галльскую армию, понимал, что нужно во что бы то ни стало воспрепятствовать врагу набирать войско, ибо несоразмерность сил сделалась бы скоро опасной для него. Поэтому он собрал свой легион на берегу Адриатического моря, может быть, в Анконе, и приказал Куриону и Антонию очистить Игувий и Арреций,[583] в доказательство того, что Арреций был занят только для внушения страха.

В конце января пришел ответ на предложенные им условия мира. Посол Помпея, возвращаясь после свидания с Цезарем, встретил консулов и многих сенаторов в Теане, на дороге в Капую.[584] Большинство их было так удручено своим внезапным отъездом из Рима и опасным приключением, конца которого никто ясно не видел, что было расположено в отсутствие Помпея принять предложения Цезаря. Цезарь хотел мира, и сенат хотел мира: как же можно было его не заключить? Но люди не были более господами событий. Сенаторы, собравшиеся в Теане, действительно прибавили к предложениям Цезаря условие, что он удалится в свою провинцию, чтобы сенат мог совершенно независимо обсудить положение,[585] условие вполне естественное с их стороны, так как они хотели иметь по крайней мере этот залог искренности со стороны Цезаря. К несчастью, Цезарь не мог принять его, потому что понимал, как легко его врагам найти предлог для войны, лишь только они почувствуют себя сильнее его. Действительно, Акций Вар продолжал набирать солдат, и Цезарь был вынужден воспрепятствовать этому набору любой ценой. Таким образом, когда он собрал весь свой легион, т. е., вероятно, 1 февраля, он двинулся на Авксим, разбил Вара, взял город после схватки и привлек на свою сторону большое число солдат Вара, обещав им хорошую плату.[586] Потом он овладел Цингулом (совр. Cingolo) и всем Пиценом,[587] Через несколько дней, может быть, 3 февраля,[588] подкрепленный двенадцатым легионом[589] Цезарь двинулся по направлению к Фирму (совр. Ferno)[590] с намерением идти на Аскул (совр. Ascoli), занятый Лентулом Спинтером с десятью когортами.

Эти военные операции, к которым Цезарь был принужден, чтобы воспрепятствовать набору войск его врагами, уничтожили надежды на мир в тот момент, когда они, казалось, готовы были осуществиться. Судьба увлекала к междоусобной войне тех, кого война наиболее страшила. Силы Цезаря ежедневно возрастали, а силы его врагов уменьшались. Эти первые столь смелые операции, смятение, которое он неожиданно посеял в стане противников, бегство Помпея, занятие части Италии вовлекли армию в гражданскую войну и мало-помалу привели страну к революции. Распространился слух, что Цезарь обещал сделать всадниками всех солдат, следовавших за ним. Надежда на эту награду еще более увеличила прежнее преклонение галльских солдат перед их императором.[591]

С другой стороны, если Помпею и удалось, заставив правительство уйти из Рима, оградить его от влияния Цезаря, он, однако, и сам утратил таковое. Как заставить следовать за собой в деревушки и маленькие города, где невозможно найти себе жилище, этот сенат, который был испуган, недоволен им и чьи противоречивые желания его беспокоили? Поэтому через несколько дней он предоставил сенаторов самим себе и решил отправиться в Луцерию, принять там командование над двумя легионами и сосредоточить в этом городе все войска, набранные на Адриатическом побережье.[592] Сенат тем временем рассеялся по Кампании: консулы были в одном месте, трибуны в другом, отдельные сенаторы всюду понемногу — в уединенных городах, в пустынных и печальных в это время года деревнях. Курьеры не знали, куда и кому относить письма; самые важные известия не доставлялись в одно и то же время Помпею и консулам;[593] приказы также приходили слишком поздно, и им не повиновались. В общем, в стане консерваторов господствовало крайнее смятение; все жаловались, но мало кто действовал, и эти немногие к тому же не слушались Помпея, бывшего их вождем лишь внешне. Наборы проводились медленно, потому что повсюду их встречали с большим неудовольствием.[594] Помпей послал трибуна Гая Кассия из Луцерии в Капую, чтобы отдать консулам приказ отправиться в Рим за казначейством, но консулы отказались повиноваться под предлогом, что дороги небезопасны.[595] Государственное казначейство было, таким образом, оставлено врагу. Приведенные в уныние ходом войны и потерями, причиненными им общей неразберихой, сенаторы делались еще трусливее в уединении деревенских домов и маленьких городов, куда новости приходили поздно в виде слухов из отдаленного мира. Оставление Рима наполнило души почти суеверным страхом. Рим, великий город, метрополия, в первый раз был предоставлен самому себе. Могли ли проявить энергию и энтузиазм в войне люди, столь угнетенные страхом?

573

Corn. Naep., Art., 7.

574

Мне кажется, что рассказ Цезаря, верный в своей основе, но преувеличенный (Caes., В. С, I, 14), можно исправить путем сравнения его с рассказом Диона (XLI, 16). Цезарь, однако, ошибается, говоря, что известие о взятии Авксима (совр. Osimo) породило панику; он же сам утверждает, что паника произошла 18 января, на следующий день после отъезда Помпея, а в тот день Авксим еще не был взят.

575

Dio, XLI, 7.

576

Cicero, Α., VII, 10; Α., IX, 10, 4.

577

Cicero, Α., VII, 11, 3.

578

Ibid., VII, 12, 2.

579

См.: интересные замечания Шмидта (В. W. С, 117) о письмах Цицерона (Α., VII, 1J, 5; Α., VIII, 11, В., 3; Α., VIII, 11, D, 6; F., XVI, 11, 3).

580

Cicero, Α., VII, 13, А, 3.

581

Schmidt, В. W. С, 122; Rh. Mus., XLVII, 261.

582

Cicero, Α., VII, 17, 3; Α., VII, 21, 3.

583

Caesar, В. С, I, 12. По поводу этой концентрации войска см.: Schmidt, В. W. С, 125.

584

Cicero, Α., VII, 14, VI; II, 15, 2. О датах см.: Schmidt, В. W. С, 124.

585

Cicero, Α., VII, 14, 1.

586

Caesar, В. С, I, 13.

587

Ibid., I, 15.

588

Schmidt, В. W. С, 127, пр. 1.

589

Caesar, В. С, I, 15.

590

Шмидт, мне кажется, прав, когда переводит слова Цезаря (В. С, I, 15) «Asculum Picenum proficiscitur» как «он двинулся по направлению к Аскулу». Это позволяет объяснить «recepto Firmo» в В. С, I, 16, без предположения, что Цезарь сперва взял Аскул, а потом двинулся на Фирм, и без исправления текста.

591

Suet, Caes., 33.

592

Cicero, Α., VII, 15, 3.

593

Например, известие о потере Пицена (Cicero, Α., VII, 21, 2).

594

Cicero, Α., VII, 21, 1.

595

Ibid., VII, 21, 2.