Справедливость-это женщина

– Надо же!

Теперь Майк громко ухмыльнулся и, откинувшись головой на спинку кресла, медленно проговорил:

– Ты сегодня прямо в ударе. Но теперь что касается этого случая. Да, я читал об этом и, как ни странно, согласен с тобой, но лишь в какой-то мере. – Теперь улыбка сошла с его лица. – По моему мнению, – и думаю, ты его слышала, – мужчина, если он в своем уме, не должен жениться на женщине более образованной, чем он сам. Пусть он будет образованнее и поднимет ее до своего уровня; и это будет правильно; чтобы мужчина оставался мужчиной, надо, чтобы его уважали. Но если женщина, тем более жена, превосходит его, это затрагивает его гордость и подрывает его мужское начало. Я знаю, что говорю, так как делаю это на основании собственного опыта.

Бетти поднялась и, сняв с тумбочки его чашку и блюдце, поставила их на поднос и тихо произнесла:

– Извините.

– Не извиняйся. Не извиняйся, девочка, лучше дай-ка мне назад мою чашку; я не допил.

Она не возвратила ему полупустую чашку, а налила новую и когда передавала ему ее в руки, он нежно взглянул на нее и проговорил:

– У нас с тобой целая неделя; давай воспользуемся ею получше, девочка.

Бетти улыбнулась ему, затем подошла к камину и с помощью щипцов подбросила в огонь уголь из ведерка, и, когда она смахивала с рук пыль, Ремингтон спросил:

– Тебе говорил Джо, куда хочет повести завтра сына?

– Да. Да, говорил.

– Ты веришь в этот гипноз?

Она повернулась к нему, но несколько секунд задумчиво смотрела мимо, а затем ответила:

– Трудно сказать. Я мало об этом знаю, фактически ничего не знаю, но мне известно, что брат мистера Леви – очень хороший доктор и уже не в первый раз он применяет эту форму лечения в особых случаях.

– Да, у меня тоже такое же понимание. Какое-то подозрительное дело – проникать в человеческий разум. И тем не менее, раз человек может облегчить недуг парня, я целиком и полностью за. Я целиком и полностью за все, что может положить конец этим припадкам, сопровождаемым криками. Каждый раз, когда я их слышу, цепенею от ужаса. Но я боюсь одного. – Он посмотрел на Бетти и медленно кивнул. – Боюсь, что он вернется в еще худшем состоянии, чем до этого; на данный момент он не может вспомнить, что сделал, но что будет, если он вспомнит?

– Я думаю об этом, и Джо думает об этом, но, очевидно, насколько я понимаю, гипноз в состоянии подавить память.

– «Подавить память»? – Майк покачал головой. – Звучит как Божий акт, а я всегда с подозрением отношусь к тем, кто пытается совершить такое. Но посмотрим, что из этого выйдет… Интересно, что скажет мадам Элен, когда вернется? Знаю лишь одно: если бы она была здесь, то ни за что не разрешила бы отводить сына к гипнотизеру. А как ты считаешь?

Бетти не ответила, но в душе согласилась с Майком: если бы Элен была здесь, никакому гипнотизеру не было бы разрешено заниматься мальчиком.

3

Всю ночь беспрерывно шел снег, и Джо, ведя автомобиль по безлюдной дороге из горняцкого поселка в город, взглянул на Мартина и, ухмыльнувшись, сказал:

– Да, хорошенькое начало, держу пари на полкроны, что я не сумею вести машину назад; придется усадить тебя за руль.

– Взгляни на эти сугробы. – Мартин указал на окно. – Они достигают четырех футов высоты.

– У тебя плохой глазомер. К тому же это не сугробы, а, скорее всего, снежные наносы по краям дороги.

– Ты заговоришь по-другому, когда тебе придется заплатить мне полкроны.

Теперь они улыбались друг другу. Немного погодя мальчик сказал:

– Думаешь, доктор Леви сможет положить конец моим кошмарам?

– Очень постарается.

– В чем это будет выражаться?

– Да просто поговорит с тобой.

– Но ведь и доктор Пирс говорил со мной, но они не прекратились.

– Но есть разные врачи: когда тебе нужно рвать зубы, ты ведь не идешь к окулисту, верно? А если нужны очки, не идешь к зубному; на все – свои врачи.

Он был прав. На все – свои врачи, и Джо надеялся, что поступил правильно, разрешив этому доктору проникнуть в разум ребенка. Он провел бессонную ночь, вновь и вновь обдумывая ситуацию и размышляя, прав ли он.

Он объяснил доктору Леви, что мальчик случайно убил свою маленькую сестру; он не сказал – сестру-урода. Теперь он просил его об одном – стереть воспоминание об этом из памяти мальчика. Гипноз, в его понимании, основан на внушении, и если доктор сможет внушить Мартину забыть об этом инциденте, то перед мальчиком откроется нормальное будущее. Он даже сможет поступить в университет, так как у него хорошие способности; но при существующем положении такого будущего не может быть.

Если эксперимент пройдет успешно, он возьмет на себя ответственность за то, что не послушался совета Маркуса раньше, так как прошло почти четыре года, с тех пор как Маркус предложил показать мальчика брату на предмет лечения гипнозом. Но в то время сам этот термин попахивал халтурой; теперь же, как Джо полагал, гипнозу можно подвергать при соответствующих условиях любых нормальных людей, да и не только нормальных.

Доктор Леви говорил о подсознательном умозаключении, то есть стадии, при достижении которой больной делается настолько восприимчивым к внушению, что его можно заставить воспроизвести конкретный инцидент или инциденты, которые его беспокоят.

Разумеется, он не хочет, чтобы сын снова пережил события той ночи, но если это нужно для вычеркивания из памяти, то мальчику придется выдержать это.

– Он же не оставит меня у себя, как в больнице?

– Нет, конечно нет.

– А что он будет делать?

– Просто поговорит с тобой, как я уже сказал, и склонит тебя к разговору…

«Именно это и происходит», – думал несколько позже Джо, удобно расположившись в глубоком кресле в комфортабельной комнате и слушая беседу доктора Леви и Мартина. Среди прочего они говорили и о футболе, о шансах «Ньюкасл юнайтед». Создавалось впечатление, что доктор Леви болеет за «Сандерленд», и Мартин смеясь сказал:

– Как же так? Ведь вы живете в Ньюкасле, доктор.

– Знаю, что так быть не должно, – ответил тот, – но никому не говори об этом. – И оба снова рассмеялись.

– Теперь ложись в кресло. Так… смотри прямо на меня… у тебя прекрасные глаза… Теперь, когда я досчитаю до шести, ты заснешь.

– Один… два… три… четыре… пять… шесть.

Джо наблюдал, как глаза мальчика закрылись, а тело глубже осело в кресло; затем он услышал голос доктора.

– Тебя что-нибудь пугает, Мартин?

Наступила пауза, а затем пришел ответ:

– Да… сон о… о леди в черном.

– Леди в черном? Что же она такого сделала, чтобы испугать тебя?

– Не… не знаю; это было давно.

– Как давно? Когда ты был ребенком?

Мартин не отвечал, и доктор сказал:

– Вернись, Мартин, в то время, когда ты впервые увидел леди в черном.

– Нет, нет! Нет, нет. – Голова мальчика качалась из стороны в сторону; все его тело сотрясалось. Но голос Леви звучал спокойно:

– Что она делает? Скажи мне, Мартин, что делает леди в черном?

– О нет, нет! Нет, нет. – Теперь мальчик прикрыл лицо рукой, растопырив пальцы.

– Что ты видишь сквозь пальцы, Мартин?

– Леди… леди в черном. Леди в черном.

– Что она делает?

– О… она… она. О, нет, нет. Не нужно! Приподнимает… приподнимает матрац. Бедная малышка. Бедная малышка! О, нет. Нет, не нужно. Пожалуйста, не нужно! – Проснись! Проснись, малышка! Бедная малышка! Проснись, малышка! – Затем он вновь закрыл лицо рукой, но на сей раз его рот широко раскрылся, и он издал затяжной пронзительный крик, а затем еще и еще.

Голос доктора врезался в этот душераздирающий звук спокойной констатацией:

– Все кончено, Мартин. Все кончено, лежи спокойно.

Когда мальчик затих, врач продолжал:

– Леди в черном ушла. Она ушла далеко, далеко, далеко и не будет больше беспокоить тебя. Она никогда больше не приснится тебе. Это инцидент останется как нечто такое, чего ты не сможешь вспомнить… Теперь поспи минут десять, и пусть тебе приснится, что ты на матче «Ньюкасл юнайтед».