Страница 3 из 66
Все это напомнило Николасу, что он холостяк, причем холостяк, известный своим умением избегать мышеловки священника, и спрашивается, чего ради он все еще торчит здесь? И куда подевался его треклятый пиджак?
Он наклонился пониже, ощутив сокрушительную боль в голове. Вот оно, его измятое одеяние, валяется под кроватью и служит удобным гнездышком для двух собачек породы корги.
Наташа подобрала ноги, и Николас довольно долго возился с собачками, осторожно отпихивая их в сторону, чтобы вытащить из-под них свой пиджак и при этом не потревожить их сладкую дрему.
Когда он выпрямился, в глаза ему ударил луч слепящего утреннего солнца.
Наташа вскочила с постели и взяла его за руку. Лицо у нее было скорее оживленное, чем сонное.
— Представляю, какие дети родились бы у нас с тобой, если бы мы поженились. Мои волосы. Твои голубые глаза. И у мальчиков такие же милые ямочки на подбородке, как у тебя.
Она притянула его к себе, и Николас стоял, успев натянуть рукав пиджака только на одну руку.
— Я уже упоминал, что не имею намерения жениться и обзаводиться детьми ранее чем через десять, а то и двадцать лет.
Николас был опытным любовником и знал, что ей не грозит опасность произвести на свет детей с черными волосами и голубыми глазами, чьим отцом бы он являлся. Женщины, с которыми он делил любовное ложе, не подозревали, насколько велико его умение сдерживать себя даже в порывах бурной страсти.
Николас окинул взглядом комнату в поисках своей шляпы — и обнаружил ее рядом с еще одним корги, по имени Борис. У собачки не было одного глаза. Увидел Николас и маленькую бутылочку бренди на полу возле постели. И два стаканчика тут же на полу, на дне одного остался желтоватый осадок. Второй — он поднял его с пола и понюхал — остался сухим, из него никто не пил.
Наташа рассмеялась, однако он уловил некоторую неловкость в ее голосе.
— Мужчины с их пристрастием к бренди… Этот напиток превращает их в… — Она оборвала фразу и обратила на Николаса взгляд, в котором светилось веселое лукавство, и он понял, что она размышляет о чувственных играх прошедшего вечера. Или пытается заставить его вспомнить об этом.
Она прижала зубами нижнюю губу.
Николас присел на кровать рядом с Наташей и обхватил пальцами ее тонкие запястья.
— Скажи мне по правде, что произошло, — попросил он.
Голос у него был твердый, но вполне вежливый и даже приятный для человека с больной головой, растущими подозрениями и не полностью удовлетворенного.
Она опустила глаза.
— Наташа!..
— Ну хорошо. — Княгиня подняла голову и ответила с некоторым вызовом: — Этой ночью я позволила себе некоторые вольности. Кое-что добавила в бренди, потому что хотела, чтобы ты остался. Неужели это так скверно, чтобы устраивать мне допрос?
Черт побери, тут явно было чем поинтересоваться.
— И часто ты поступаешь так с мужчинами?
Наташа не ответила.
Он взял ее за подбородок и повернул лицом к себе.
— Отвечай же!
Она передернула плечами.
— У меня такая привычка. Я нахожу это приятно возбуждающим.
Глядя на ее обиженное лицо, Николас подумал, насколько глупо было с его стороны поддаться искушению. Он редко совершал подобные ошибки, неужели ему изменило чутье?
После единственного разговора с ней на прошлой неделе у Гантеров, где он обратил на нее внимание, Николас понял, что ей недоступны проблемы политики и в ней нет ничего от ее знаменитого дяди Ревника или от ее брата-близнеца князя Сергея.
Тем не менее, повстречав ее прошлым вечером на одном из мюзиклов, он увязался за ней в резиденцию лорда и леди Хауэлл и проник к ней в спальню через балкон — просто от скуки.
Николас отпустил руки Наташи и встал.
— Сегодня мы скажем друг другу «прощай»..
Она проговорила со вздохом:
— У тебя нет сердца, Николас.
— Считай большой удачей для себя, что ты обнаружила это таким образом. — Он предупреждающе выгнул бровь. — Пойми, ты ведь могла убить меня или одного из этих драгоценных корги, лизни собачка несколько раз осадок на дне стаканчика.
По тому, как широко раскрылись глаза молодой вдовы, он мог бы убедиться, что ей ничего подобного и в голову не приходило. При всей своей утонченности она не была слишком умной.
— Не тревожься, — успокоил он ее. — Борису и компании сегодня утром ничто не угрожает. Но мой тебе скромный совет: не подсыпай снотворное в вино мужчинам, которых допускаешь к себе в постель. Это дурной поступок. А в твоем случае и дурная политика.
По опыту он знал, что женщинам не нравится, когда мужчина покидает их спальню, весело насвистывая, и закрыл за собой дверь с привычно грустным выражением на лице. На этот раз грусть не была притворной. Ему и в самом деле стало грустно. Он словно бы понес утрату.
Но едва его сапоги с отворотами ступили на тротуар возле городского дома лорда и леди Хауэлл в Мейфэре, Николас вновь обрел хорошее настроение. День стоял великолепный, и Николас уже знал, какую драгоценную безделушку он должен приобрести, чтобы смягчить уязвленную гордость Наташи, а именно — браслет, которым он любовался вчера в одном дорогом магазине.
Не столь уж великая цена за допущенную глупость.
Несколькими часами позже, основательно облегчив кошелек, Николас направился на встречу с Грапом.
Но то был не его поверенный. Отнюдь нет. Грап являлся главным шпионом в тайном подразделении правительства, именуемом секретными службами.
— Ваши обязательства давно уже просрочены, — объявил Николасу Грап своим тонким, гнусавым голосом.
Галстуки у поверенного всегда были отлично завязаны, пиджаки он носил только от Вестона, и эта модная элегантность отвлекала внимание окружающих от его несоразмерно длинного лица и маленьких глаз.
— Вам следует жениться, на благо королю и всей стране, — добавил Грап.
— Благодарю вас, но король психически болен, — возразил Николас. — А я все еще не признаю, что женитьба должна стать для меня неотвратимым приговором судьбы в ближайшее время.
Грап вздернул одну бровь.
— В верхах полагают, что ваш новый титул сделает вас участником нового для вас круга в высшем свете, желанным женихом и, следовательно, объектом внимания соответствующих этому уровню свах.
— Я никому не сообщал о своем новом титуле, за исключением трех самых близких друзей. Только они и кое-кто из государственных чиновников в Уайтхолле осведомлены об этом. Причем последние не имеют тенденции вести разговоры о малоизвестных герцогских домах, не обладающих каким-либо заметным влиянием.
— Тем не менее общество скоро об этом узнает, и никому нет дела до того, что ваш отец не имел особого влияния в городе. Герцог есть герцог.
— Но…
Грап приподнял ладонь, как бы удерживая Николаса от дальнейших возражений.
— Принни явился с новым постановлением. Он сократил срок твоего годичного траура и включил тебя в свой новый союз неисправимых холостяков. Список может стать известным в любой день, и ты с твоим новым титулом там есть.
— Господи, вот уж испытание! Каждая девица и ее мамаша приложат все старания, чтобы завладеть мной, черти бы побрали этого Принни!
— Это и в самом деле то внимание, в котором ты менее всего нуждаешься, — вежливо согласился Грап. — Чтобы избежать преследования, ты должен немедленно заключить самую скучную, добродетельную, респектабельную помолвку. Первый же случай представится тебе сегодня вечером на балу в Грейнджерфорде.
— Сегодня вечером?! — выпалил Николас. — И могу я спросить, кто имеется в виду? Ты же знаешь, я избегаю любого места, где собираются молодые, совершенно пресные дебютантки.
— Не извольте беспокоиться, ваша светлость. Мы уже нашли для вас подходящую кандидатку. Отец девушки нанял одного из агентов нашей службы, который выполняет для него детективную работу в частном порядке. И кажется, этот граф именно вас избрал объектом своего внимания.
— Меня?
— Каждый из отвергнутых его дочерью претендентов на ее руку утверждал, будто она склонна стать вашей нареченной. Разумеется, до тех пор, пока она не упоминала о вашем титуле, ни один из них о нем не слышал, и они не уверены, что вы в курсе дела. Насколько они поняли, леди Поппи бережет свой светильник ради свирепого, загадочного, далекого возлюбленного вот уже три года.