Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 104



Дядя остался во дворе под присмотром стремача. Остальные вошли в дом и вскоре оттуда послышался условный кашель.

Хозяина не было. Видно, ушел в гости к знакомым или родне, да и заночевал там.

— Повезло старому черту, иначе справляли бы сегодня утром поминки по нему мусора, — хохотнул Кляп. И, указав фонарем на сейф, сказал властно Григорию: —Давай, не мешкай.

Дядя торопился. Ему так хотелось скорее вскрыть бронированный ящик! Ведь старик может вернуться с минуты на минуту. И тогда его встретит стремач…

Отмычка впервые попала в работу и никак не нащупывала грани скважины. Срывалась, скользила. Но, наконец, встала твердо, словно поняв, что ее упорство — ничто в сравнении с Дядиным.

Едва Григорий открыл сейф, Кляп откинул его в сторону и кинулся к содержимому.

Не глядя, не рассматривая, выгреб в чемоданчик все, что имелось в утробе сейфа. И, махнув всем рукой, позвал из квартиры.

В горсаду, при блеклом свете наступающего утра, разглядывали фартовые добычу.

Нумизмат и вправду был богатым человеком…

Фартовые, пересчитывая золотые, платиновые и серебряные монеты, памятные медали, кряхтели от жадности. Тряслись руки. Не верилось, что такое богатство далось столь легко.

Дяде Кляп выделил двадцать три золотых и восемнадцать серебряных монет царской чеканки. Потом, подумав, забрал их себе. И сказал веско:

— Станешь загонять их, кто-то опознает. Через тебя и нас могут замести. Да и зачем тебе это? Получишь купюрами. Не обижу.

И действительно шепнул что-то кенту. Тот, с трудом оторвав взгляд от монет, сиганул куда-то и вскоре, запыхавшись, примчался обратно.

— Держи, тут десять кусков.

Григорий, аккуратно распределив деньги по карманам, встал:

— Отваливаю я.

— Обмыть не хочешь? — удивился Кляп.

— Стар я для гудежа. Приберегу. Как знать, когда еще такая лафа перепадет, — набивался Дядя на продолжение знакомства.

— Мы сегодня смываемся денька на три. А вернемся — найдем. Без дела не заскучаешь. Но в поездке ты нам не нужен. Сами справимся. Сиди дома. Пошли бабу за коньяком. Обмой удачу. Но помни: только со мною работать будешь. Скурвишься — сразу же гроб заказывай, — пообещал Кляп.

Григорий шел домой торопливо. Переживал. Хоть бы теперь никто не встретился, не остановил, не помешал.

«Как же быть с деньгами? Спрятать дома? Но от кого? От Анны? Она от него не имела секретов. Кормила, обувала,

одевала. Да и чего бояться? Скажу, что забрал старый должок у приятеля. За невинную отсидку, мол, взыскал. Велю помалкивать о том», — думал Григорий, открывая дверь.

Бледная перепуганная насмерть женщина, увидев Григория, девчонкой на шее повисла:

— Родной мой! Жив. Целехонек. Где ж тебя всю ночь носило?

Войдя в комнату, велел запереть дверь. И, усадив перед собой Анну, Дядя впервые заговорил с нею уверенно:

— Должок я взыскал с одного прохвоста. Давний. Он мне с десяток лет был обязан. Теперь у нас куча денег. Вот гляди. Но о том молчок, толпе, сама знаешь, не объяснишь. Всякие слухи пойдут, — вытаскивал Дядя деньги.

Анна смотрела на них, на мужа, все больше бледнея, сжавшись в комок обиженным ребенком. Подбородок ее дрожал.

— Ты чего, дуреха?

— Гриш, ты брешешь. Не надо мне этого. Кто ж долги через десять лет возвращает? Да еще так много. Мне соседка трояк и то уж два месяца не отдает. Напоминать надоело. А тут — тыщи… Опять с ворами связался?

— Да ты что? — изумился Дядя простому, житейскому доводу, с каким никогда не приходилось сталкиваться.

— Не злись. У меня всю ночь душа была не на месте из-за тебя. Знаю, стряслось что-то. Да ты не скажешь. Дело твое, Гриша. Только хочется мне с тобой спокойно до смерти своей дожить. Чтоб не кричал ты во сне страшные слова.

— Прибери деньги, — угасла радость у Дяди.

Анна сложила пачки в наволочку, понесла в шифоньер.

— Туда не прячь. Фартовые, да и домушники, первым делом шкапы трясут. Там всегда все самое ценное, — вырвалось у Григория.

— Уже и этих нужно бояться? — дрогнула баба спиной.



— Я на всякий случай сказал.

— А куда их денем?

— Трать. Купи все, что надо.

— Мне тебя надо. И покой, чтоб ночами спать без страха. Другого не хочу.

— Что ж, по-твоему, я должен теперь пойти и отдать их обратно? Свое! — начинал злиться Дядя.

— Тебе видней…

Григорий молча попил чаю. Лег спать. А проснувшись, застал Анну в слезах.

— Что стряслось?

— Сегодня ночью… Учителем он моим был. Собирал старинные монеты всю жизнь. Пошел в гости к своему бывшему ученику, А его за это время обокрали. Он и повесился…

— Ну, а ты чего ревешь? Ты при чем? Может, этот, кто пригласил, навел на старика воров. Не знаю, чего было вешаться старику? — понял все Дядя.

— А ты у него не был?

— У кого?

— У учителя? Ведь именно сегодня его обворовали и ты деньги принес.

— Так у него же монеты! А я — деньги, купюры принес. Нет бы радовалась, так еще в следователи лезешь. Попрекаешь прошлым. Плохо то, что знаешь о нем. Верно, ничего вам, бабам, говорить нельзя, — обиделся Дядя.

— Прости, Гриш. А ведь и вправду, денег учитель никогда не имел. Все на коллекцию тратил. До копейки. От него из-за этого жена ушла. Так и остался он один под старость.

— Ну, а я при чем?

— Не обижайся. Ты и впрямь не при чем. Просто жаль человека. Об этом сейчас вся Оха говорит.

— Делать вам, бабам, нечего. Только и умеете языки чесать, — досадовал теперь Дядя, что так неосмотрительно доверил Анне деньги.

Дядя решил для себя твердо — никому денег не отдавать, и не рассказывать о них. Ни Яровому, ни Привидению.

Да и попробуй, скажи! Яровой, это уж несомненно, потребует вернуть все деньги государству. Но что ж останется Дяде? Опять перейти на рисовую молочную кашу и уху из консервов? И до самого снега ходить в стоптанных сандалиях, курить махорку, чтобы хоть как-то сводить концы с концами на тощую Анютину зарплату.

«Нет, нынче честность не кормит. Впрочем, как и всегда. Вот, положим, скажи Привидению о сегодняшнем деле? Тут же половину барыша стребует себе. И это лишь за то, что нумизмат этот жил на территории Привидения. Ему, как собственные штаны, со всеми своими монетами принадлежал. А сам, сволочь, в деле не был. Ох, верно, сходит теперь с ума, прослышав о фарте Кляпа? Верно, места себе не находит. Бесится от чужой удачи», — думал Григорий.

«Теперь пришлет кентов своих, чтоб об этом рассказать. Торопить начнут, чтоб знакомился скорее. Так вот, гад, за живца лишь пять кусков обещает. А Кляп — десять отвалил и не дрогнул. И это за несколько минут работы. Нет, шалишь, Привидение! Я с тобой нынче несогласный. Разные у нас тропинки. И не тебе указывать, какую с них я себе выберу», — размышлял Григорий,

В это время в дверь позвонили. Анна, на ходу оглянувшись, пошла открыть.

— Хозяин дома? — послышался голос из прихожей.

— Где ж ему быть? Да только вам что от пего надо? Отдыхает еще.

— Смелов, вас вызывают к Яровому! — грохнул посыльный бодрым голосом.

Анна, едва за ним закрылась дверь, зашлась в слезах.

— Да успокойся. Не реви. Ничего не пугайся. Я скоро приду, — обещал Дядя. Но на душе от чего-то свербило.

Аркадий поздоровался, но руки не протянул.

«Все равно про деньги не скажу. Дружба дружбой, а табачок врозь», — решил Дядя и неуверенно топтался у двери.

— Садись, Григорий. Теперь тебе торопиться некуда, — невесело обронил Аркадий и добавил: — Вот уж не ожидал, что вернешься к фартовым. Ведь обещал завязать. А сам сегодня ночью старика обокрал. А заодно — и государство… Ведь коллекция эта — не только музейная, а и валютная ценность.

— На пугу берете, Аркадий Федорович. Так это — для пацанов. Я для таких шуток староват, — заставил себя улыбнуться Григорий.

— Ничуть не па пугу. Изволь сам убедиться. Сейфы эти, японской работы, с врезными замками, вскрывать умели лишь трое. И это по всему Приморью и Сахалину. Один из медвежатников умер два года назад. Второй — в Архангельске срок отбывает. Третий — ты. Заметь, никто из воров не может подобрать бородки отмычки столь быстро, как ты. Да еще не повредив скважину. Обычно пользуются фомкой — как ломом. И только ты, а я знаю твой почерк не первый год, умеешь работать чисто. Но и это лишь первое доказательство. Есть и другие. Продолжим? Иль хватит в прятки играть? — спросил Яровой.