Расплата за жизнь

— Эх, Сашок! За внуков не ручайся! У них своя жизнь и судьба будут! Может, они и слышать не захотят про военку. Будут на земле хозяевать тихо и мирно. Ведь неспроста средь люду молва: мол, генералы в свет печников да пахарей пускают. А вот от доярок да кузнецов адмиралы получаются. Может, и будут твои сыновья–людьми грамотными, но военными не станут, чтоб их дети не ревели во сне от страха за отцов! Чтоб не повторить свое детство! — сказал старик закашлявшись, и пошел в тамбур покурить вместе с сыном.

Проводница вышла следом за ними. И только Леха, спрыгнувший со своей полки, смотрел в окно сухими глазами, но отчего–то безудержно дрожали его плечи…

— Ты прости, коль обидел ненароком. Не хотел. Сказал свое. Но ведь судьбы у всех разные.

— Да, ничего. Просто твой Сумгаит все ж не Афган. И тебе меня не понять. Там вы быстро справились. В считанные дни. Ни крови, ни трупов не видели, никто никого не мучил на ваших глазах. Ты уезжаешь спокойно. Никто не целился в твою спину. А вот мы…

Александр вдавился в полку. Отвернулся от Лехи. Ничего ему не ответил. Знал, у каждого своя память болит. И его не отпускало недавнее.

… В Сумгаите Александр с Люсей прожили не один год. Здесь родилась дочь, какую назвали светло и просто — Аленка. Здесь родился и сын. Все шло спокойно. Жена работала в больнице. Принимала малышей у рожениц, лечила женщин. Работа, заботы о семье, детях съедали все ее время. Но Люся втянулась и не жаловалась на усталость.

Александр возвращался домой поздно. Да оно и понятно. В городе было много химкомбинатов, куда в поисках работы приезжали люди из деревень — за заработками. Иным не повезло: не хватало грамотешки, не было специальностей, а семьи нужно кормить. На учебу не хватало ни времени, ни терпения. Вот тогда и начались недовольства среди приехавших из сел.

— Нам только черную работу дают, с самыми плохими заработками. На них не то семью, самому не прокормиться. Все хорошие места армяне заняли. У них и должности, и заработок. А кто они здесь? Мы — хозяева Сумгаита. Мы — коренные! Нам должно быть все лучшее! Вон армян из Сумгаита и Азербайджана! — послышались разговоры, потом и открытые угрозы, а дальше…

Все вспыхнуло внезапно. И недовольство, копившееся в общежитиях и цехах, выплеснулось на улицы города.

Толпы людей с гулом мчались по улицам громить армян, их семьи. Кто–то по–подлому пометил двери их квартир меловыми крестами.

— Отец! Не тронь! Я люблю его! — вспомнил Александр упавшую перед стариком на колени девушку. Она загораживала от расправы толпы армянского парня. — Убей меня! Его не трогай! — послышался голос дочери старика.

Армянский парень всю жизнь жил по соседству. И только перед смертью узнал, что был любим. Толпа не пощадила ни его, ни девушку, ни старика–отца…

Александр вместе с сослуживцами как могли успокаивали, останавливали ярость толпы.

— Ты уйди с дороги! Не мешай нам навести у себя порядок! Тебя не трогаем. И твоих ребят не задеваем! Чего в наши дела суетесь? Сами разберемся! — кричала в лицо толпа, готовясь смять чекистов.

— Люди! Вы себя убиваете! Одумайтесь! Столько лет жили в соседстве! Сколько свадеб сыграно! Что вы скажете своим детям! На кого подняли руку? С кем вчера делили кусок хлеба, кого называли другом и братом? Где же ваше слово, кавказцы? Или ваши слова — пыль?

— Уйди с пути! Не учи! Ты сам приезжий! У себя указывай! А здесь мы хозяева! — кричали зло.

— Ребята! В цепь! Не пропускать бандитов! — встал Сашка перед толпой и предупредил: — Я просил вас! Теперь требую! Все по домам! Никто не пройдет в армянские дома! Кто попытается — пожалеет о том! Назад! — сделал шаг навстречу толпе.

Кое–кто не выдержал. Отсеялись и, не оглядываясь, ушли по домам. Остались особо обозленные, кому терять было нечего.

Толпа остановилась ненадолго. Сработали не доводы и убежденья, а страх…

Озлобленные люди поворачивали нехотя. Но расходиться по домам не спешили. Свернув с одной улицы, сомкнулись на другой и, подогревая себя невыплеснутым, вновь ринулись на армянские кварталы.

Несколько дней длилась эта вражда. Однажды ночью, возвращаясь домой, увидел тени, шмыгнувшие с дороги к забору. Заподозрил неладное.

— Стоять! — крикнул в темноту. И бросился к людям, вжавшимся в забор.

Свет фонарика вырвал из ночи девчонку–подростка, усиленно прятавшую за спину двоих мальчуганов.

— Дяденька, погасите фонарь. А то завтра меня убьют, — узнала Фариза Александра. И, указав на мальчишек, добавила тихо: — Это Геворг и Ашотик. Я их в нашем подвале спрячу, чтоб не убили, как их отцов. А то скоро учиться и играть не с кем станет.

— И много у тебя в подвале прячется?

— С этими — пятнадцать. Скоро в подвале места мало будет. Тогда мы на чердак других поведем.

— А тебе не страшно, если увидят?

— Я убитых видела. С кем училась вместе. Тогда страшно было. Теперь — нет. Душа поморозилась.

— Дома знают о спрятанных?

— А кто же их кормит? Конечно, знают. Ну, мы пойдем. За себя не боюсь. А вот их — жалко! — указала на мальчуганов и поторопила их.

Дома Люся встретила встревоженно.

— В больницу утром чуть не прорвалась толпа. Требовали открыть палаты…

— Сегодня ночью прибудет подкрепление. Спи спокойно. Завтра все угомонятся, — утешал жену.

— Знаешь, пятеро новых армян на свет родились сегодня. У троих уже нет отцов. Хоть бы детей не тронули, — плакала Люся.

— Теперь уже недолго ждать. Разбуди через часок, — прилег на диван.

А утром в город вошли войска. За считанные часы в Сумгаите наступила тишина. Даже голоса горожан сошли на шепот. Все ждали, что будет дальше.

Пять дней — ни минуты сна и покоя. Пятеро суток постоянного риска. Сколько нужно было иметь выдержки, чтобы нигде не сорваться, не накалить и без того страшную ситуацию в городе. И вот он, отдых. На улицах патруль. В городе введен комендантский час. Зачинщики названы. Они не уйдут от наказания. А значит, можно расслабиться и отдохнуть…

Едва прилег, затрезвонил телефон:

— Это ты! Послушай, что сказать хочу. Мы знаем, где живешь. Знаем и твою белокурую жену–гинеколога. Твоих детей! Обоих. Ты всех их потеряешь в один день. И навсегда! Если назовешь имена наши, если скажешь, что мы в чем–то виноваты. Понял? Всех вам не поймать. Мы не станем ждать, пока нас переловят. Многие уже далеко от Сумгаита. За кордоном, по всей земле. Ты служил, но не родился здесь, а потому не зли нас. Если хоть одного из нас тронут, твоя семья исчезнет в тот же миг.

Сашка тогда не сдержался и обложил говорившего по всем падежам.

— Тебе отказала выдержка. Значит, устал. Уезжай отсюда. Ты слишком много знаешь. А это вредно. Кто много знает, тот мало живет. Подумай над этим и не усердствуй. Не испытывай наше терпенье.

На следующий день, ранним утром, отправил Александр свою семью из Сумгаита. Навсегда с Кавказа, в Россию. Он узнал, что несмотря на кордоны и патруль, минуя все заслоны, из Сумгаита и впрямь скрылась немалая часть зачинщиков резни. Как им это удалось, оставалось лишь предполагать.

— Саша! Береги себя! Мы очень любим тебя и ждем! — говорила Люся перед отъездом. Она знала: муж останется в Сумгаите до конца расследования, пока каждый виновный не получит свое по заслугам.

«Не беспокойтесь! Я живу нормально. Вместе со своими ребятами. Мы много спим и едим. Я изрядно растолстел. Так что приеду отдохнувшим. В городе уже все спокойно. Работают комбинаты. Твои коллеги–врачи передают приветы. Обо мне не тревожься. Честное слово, все прекрасно. Только вас не хватает. Высылаю в подтвержденье своих слов фотографию. Глянь, какие мы сытые. И не беспокойся. Я скоро приеду! Целуй за меня детей», — писал Сашка жене, так и не узнавшей причину своего спешного отъезда из Сумгаита, где Александр Потапов остался еще на три месяца.

Сашка сфотографировался со своими друзьями–сослуживцами у окна в той квартире, где раньше жил с семьей. Теперь все спали на полу неспроста. И простреленное стекло было предусмотрительно закрыто плечами. Даже по улице в одиночку ходить было небезопасно. Случалось всякое. О том Люся не узнает никогда.