Подкидыш

— Раку — по сраку, воробью — по яйцы! — добавила Наташка и, спохватившись, покраснела до корней волос.

— Ну, ты тоже научилась у невестки, разговариваешь как блатная! — посуровела Арпик.

— Это не новое, старое выражение, из вашей молодости заимствовано! — ответила Натка.

— Как вы тут жили? — прервал спор Николай.

— Да разве это жизнь? Злому врагу такого не пожелаешь. Поверишь, бывало даже сахар к чаю не на что купить. Хлеб и кипяток. Сами — ладно,

детей жаль. А тут ты прислал… Ожили. Когда посылку получила, глазам не поверила! Настоящий праздник устроили! Копченая колбаса! Конфеты! А какое печенье! Ветчина в банках! Мы всю неделю по крохам делили детям! Ты для нас Дедом Морозом стал! — смеялась Арпик.

— Вот видишь, а ты меня уже отпела! Может, еще на что-то сгожусь! Но не теперь. Сейчас я сам пустой, как барабан, — вздохнул трудно.

— Ничего! Зато мы на ногах! Та ситуация прошла! — ободрила Наташка.

— Чем заняться собираешься? Какие у тебя планы? — полюбопытствовала Арпик.

— Пока не решил. Оглядеться надо. Очень многое изменилось. Сначала сориентируюсь, чтоб не лечь плашмя.

— Теперь, прежде чем на работу устроиться, надо узнать, получают ли там зарплату? А уж потом обдумать, стоит устраиваться или нет. Не верь начальству. Поговори сначала с рабочими! Вон, Павлик так сделал. И решил, лучше свое дело иметь, самого себя кормить. А то ведь многие погорели. Устроились, а работали задарма! — рассказывала Арпик. — Мы тут нахватались бед. Теперь опытными стали. Не суемся в петлю головой. За лозунги не работаем. Прошло время дураков. О внуках думаем. Я вон сколько лет врачом работала! А вышла на пенсию, жить стало не на что. Моей пенсии не хватало и на одну неделю. Досталось мне! Пришлось хлебнуть горя! Хорошо, что сын с дочерью пропасть не дали. Иначе жила б не знаю как. Давно бы на погост ушла.

— Ну, я тоже не собираюсь прохлаждаться. Дня два, три и все! Найду что-нибудь, — обронил Николай.

Едва они вышли из-за стола, позвонил Павел. Трубку подняла Арпик. И поздоровавшись, сказала:

— Послушай, сынок, ты знаешь, кто к нам приехал? Отец! Как чей? Твой отец! Он жив. Произошло недоразумение. И слава Богу! Вот он, дома! Живой, относительно здоровый. Насовсем ли? Ну, этого не знаю. Хочу верить — образумился под старость!

— Выходит, дураком меня считали? — вспыхнул Николай.

— Ну зачем злишься? Сын спрашивает, насовсем ты или опять на фуру? — прикрыла рукой трубку.

— Будет видно! — снова запел в памяти петух Варвары. «Эта такого не скажет. Не обидит. Не унизит», — подумалось человеку. Он не без труда гасил вскипевшую обиду и долго присматривался, вслушивался, как его воспринимают в своей семье, куда он вернулся помимо воли родных — воскресшим из живых…

«Но стоило ли?» — задавал себе этот вопрос человек, ловя слова, взгляды.

— Павлик обещает приехать после работы. Хочет с тобой повидаться, познакомиться! Ведь вы столько лет не встречались. Считай, все заново, — рассмеялась скрипуче.

Николай кивнул головой, обрадовавшись намерению сына.

Павел пришел уже под вечер, усталый, измотанный. Отдал матери пакет с лекарствами, Натке — сумку с продуктами и подошел к Николаю.

— Здравствуй, отец! — протянул руку и, заглянув в глаза, что-то понял, обнял за плечи. Прижался щекой к щеке: — А мы живы! Верно? И никакому рэкету нас не убить! — сверкнула озорная улыбка.

— Как ты вырос! Как изменился, сынок! Трудно тебе?

— Теперь уж терпимо. Было невыносимо. Но тут ты здорово помог. Когда деньги высылал матери с трасс. Мы все на них жили. Если б не это, не знаю, что было бы с нами… Уж очень кстати. А теперь — на ногах. Стал обычным береговым

человеком. С судна списался. Сам подал рапорт. Да и не только я. Многие уволились.

— Не скучаешь по морю?

— Поначалу невыносимо было. Даже срывался, — щелкнул по горлу. — Но потом легче стало. Дети! Они перевесили морское притяжение. Сам понимаешь, когда они голодают, ничто не радует. А и надежд на улучшенье нет никаких. Все рушится, валится. И я не жалею, что ушел. Сын теперь делом занят. Не бездельничает, после школы — ко мне. Помогает. И дочка тоже. К делу приучаем.

— Какие хоть они? Взглянуть бы! Ни разу не видел. Лишь по телефону говорил с внуком. Он тоже хотел увидеться…

— В воскресенье привезу. Еще надоедят. Они у меня бойкие. За словом в карман не полезут. Ну да расскажи о себе! Как жил? Что с тобою случилось?

Николай рассказывал о себе, словно о человеке со стороны. Павел слушал не перебивая, молча. И только когда вспомнил встречи с рэкетом, как приходилось отбиваться, защищая водителей, фуру, груз и себя, сын вытащил пачку сигарет. Закурил. Лоб перерезала глубокая складка.

— И тебя не обошло! — вздохнул тяжело.

Николай умолк на секунду:

— Ты тоже с ними встречался? —

насторожился, напрягся внутренне.

— А как же? Они никого не оставят в покое. И меня! Едва открыли фирму, тут же появились головорезы. И с ножами к горлу. Гони баксы! Иначе размажем самого и весь выводок… Понял? Я не был готов к этой встрече. И сказал, что нет у меня доходов пока. Дайте на ноги встать! Но какой там? Дали два дня. Пришлось сказать компаньонам. Те поначалу поговорили меж собой. И сказали, что хотят встретиться с рэкетом сами. Я их отговаривал. Но они настояли. И через два дня пришли бандюги. Конечно, за свое. Спросили, готов ли я доиться? Кивнул на партнеров. Те так с улыбкой подошли, спросили, в чем дело, за что требуют деньги? Рэкетиры за ножи и на горло давят. Сами себя заводят. А китайцы, их двое было, закрыли двери, мол, зачем шум на улицу выносить? Позвали троих рэкетиров в заднюю комнату, чтобы там продолжить разговор. Меня попросили остаться на месте. А минут через пять вынесли всех троих. Калеками остались навсегда. Потом еще наезжали. Уже другие. То же самое. Один раз меня в подъезде прижали, выследили. Соседи выручили. По дороге пытались притормозить, но я ушел. Грозили сжечь, взорвать. Партнеры поставили свою охрану, и не обломилось нас тряхнуть. Хотя детвору без присмотра не отпускаю. Мало ли что! Эти ворюги так просто не отстанут.

— А они-то за что с вас хотят?

— Не понимаешь? Все торговые фирмы, киоски, магазины под их лапой. Никому жизни нет. Да и то верно, довели людей до разбоя. Вынудили. Посмотри, сколько безработных вокруг. А у всех семьи. Кормить их надо. Вот и пустились во все тяжкие.

— Я на трассах с таким столкнулся, что вспоминать не хочется. Дети бандитствуют. А под Брянском что случилось? Век не подумаешь! Старуха яблоки продавала у дороги. И домашние пирожки. Нам есть хотелось. Остановились. Накупили пирожков. И только собрались пожрать, рэкет из овражка. Человек пять. Прямо из-за спины той бабуси. Они все из одной деревни. И старуха, как на живца, срабатывала. Стали махаться, а бандюги ей орут: «Леонтьевна, сматывайся покуда!» Старая бегом в деревню припустилась. Пятки на уши. Она свое дело обстряпала. Ну, да нас хоть и трое, с теми справились. Двоим хребты сломали «разлукой». Уж и не знаю, выжили ль они? А и тем троим вломили неплохо. Зубы из задницы доставать будут. Жаль, бабку упустили. Уж я бы ей, старой пердунье, костыли из задницы повыдергивал. Чтоб и на том свете каяться пришлось за свои грехи!

— Когда этот беспредел кончится? — вздохнул Павел.

— Он всегда у нас был. Не зря Россию считают страной дураков! Ну, вот возьми меня. Все судимости ни за хрен! А что я могу? Кому на кого жаловаться за то, что жизнь отнята? А разве только у меня? А из-за того и ты, и мать страдали. Зато когда выборы были, и вы голосовали! За тех, кто и мою, и ваши жизни искалечил. Да разве вы одни такие?

— Не сразу во всем разберешься, отец! Время потребовалось. Втолковать, разъяснить некому стало. Верили верхушке. А в ней вся гниль, как в нарыве, собралась.

— Гниль, говоришь? Пока самого не клюнуло, меня не понимал! Так оно всегда! Болит только своя шишка! А если бы сам не выстрадал, и теперь бы слепцом жил! Разве не прав?