Пасынки фортуны

— Ничего, пусть хоть мхом обрастут. На воле мы живо встряхнемся!

— А че тя наши бока волнуют? Иль дело есть? Так говори враз!

— Может, приметил, где клистоправ спирт прячет?

— Нет, кенты, верно, Дядя лагерную казну решил тряхнуть. Только куда тут с ней денешься? За проволокой-то?

— Свой общак будет, — закряхтел из угла старый медвежатник.

— Хватит скалиться. Не в «малине». Тихо! Слушай, что я скажу!

— А ты что, бугор? — визгнул тощий майданщик сбоку.

— Заткнись! — осадил его Дядя.

— Не надо пугать, — насмешливо пропищал с параши налетчик.

— Послушайте, мужики, не надоело вам отнимать хлеб у засранцев? — указал Аслан на налетчика.

— Ему это на пользу. А нам что ж, по-твоему, сдыхать? — отозвался медвежатник.

— Да нет, кенты, он же вкалывать нам предложит, — грохнул вор в законе с верхних нар.

— Ты что? Скурвился? — надвинулся на Дядю бугор барака — вор в законе, громадный верзила по кличке Пульман.

— Мужики, он же в больнице свихнулся малость. Не слушайте его, — встрял медвежатник.

— Ты давай говори, чего хотел? — подошел вплотную Пульман.

— А ты не гонорись! Не с тобой, с мужиками толковать буду, — Дядя уже понял: драки не миновать.

Пульман замахнулся, но тот, опередив, пустил кровь ударом в переносицу. Воры притихли. Налетчик спешно влез на нары. Там безопаснее. Ведь дерутся законники. Да еще кто? Один — глава «малины», другой — бугор барака. «Что будет?» — думал сявка. «Ну, если верх Дяди — Пульману крышка, придется в другой барак уходить, либо остаться у Дяди в шестерках», — наблюдал за дракой медвежатник.

— Дай ему, Пульман, дай! Будет знать, на кого пасть разинул! Вот так! Выкинем его из барака! Иль в сявки поставим параши выносить! — визжал майданщик, уверенный в победе бугра. Тот потом оценит преданность майданщика после драки. Глядишь, не будет дня два пайки отбирать. Пульман махнул кулаком-кувалдой. Дядя выплюнул несколько зубов. Но продолжал крепко стоять на ногах. Вот он влепил Пульману в скулу. Тот пошатнулся. И тут же ответил. Но… Не в висок, в глаз попал. Аслан на секунду ослеп: фейерверком искры вспыхнули. Сжавшись пружиной, в бешенстве вперед метнулся: одним кулаком в дых, вторым — снизу в челюсть поддел так, что Пульман отлетел, ударился затылком об угол нар, упал на пол. А Дядя, забыв о правиле не бить лежачего, ногой по ребрам со всей силы въехал.

— Убью, стер-р-ва, — терял сознание Пульман.

Сердобольные шестерки, частенько битые ворами, хорошо знавшие, что такое боль, ухватили Пульмана за руки и ноги, понесли обливать водой. Приводить в себя.

— А ну! Оставьте! — крикнул на них Дядя. Шестерки молча опустили Пульмана, повинуясь новому хозяину барака — Живо всем встать и одеться! — приказал Аслан. Мужики вставали нехотя, лениво. Но пара оглушительных оплеух подействовала, как кнут: — Живо за мной, — погнал впереди себя воров Дядя. Подведя их к фундаменту больницы, сказал глухо: — Нынче и всегда так будет: кто не станет вкалывать — жрать не получит. Попробует отнять — кусок из глотки с потрохами вместе выбью. Кто сомневается — хоть сейчас докажу!

— Ты что, Дядя, хочешь, чтобы мы вместе с тобой из закона вылетели? — удивился старик-медвежатник.

— Молчи, мухомор! Я из-за вашего закона здесь вот оказался. Катитесь вы вместе с ним знаешь куда?!..

— Ладно, ладно. Не обо мне речь. Скоро сдыхать. Какая разница, в законе иль без него. Но о других подумай. Ведь мы в зоне не одни…

— Знаю! И что?

— Пришьют всех…

— Один вон меня пришил на ваших глазах. То же и с другими будет. С любым, кто сунется. Понятно?

— А на хрен, скажи ты нам, больница тебе понадобилась? — скривился вор в законе.

— Ты что ль, падла, с меня ответа требуешь? Я отвечу! — подскочил к нему Аслан.

Мужик трусливо отступил. Все неохотно взялись за топоры и пилы. Со злобой поглядывали на Дядю. А тот работал так, будто изголодался. Топор звенел в его руках. И мужики понемногу взялись за работу. Отесывали бревна. Подгоняли их вплотную друг к другу. Крепили прочно. На время забыв, кто они и где находятся.

Аслан искоса наблюдал за каждым из них. Не упускал из вида всех, кто проходил мимо его бригады. Видел их кривые усмешки, ухмылки. Слышал ехидные реплики. Но молчал. Мужики тоже не отвечали. Работали. Но вот и наступило время обеда. Дождавшись своей очереди, бригада Аслана вошла в столовую. Здесь все работяги собрались. Воры в законе дожидались хлеба в бараках и сюда не приходили.

— Послушай, Дядя, мы видели. Вы сегодня на работу вышли? — спросил Аслана пожилой бригадир работяг.

— Вышли. А что?

— Понимаешь, мы слышали, законники зоны тебя хотят… Того… Ну, понимаешь? Может, у нас спать будешь?

— Не надо.

— Так среди ночи…

— А какая им разница? Да и мне. Я их каждую минуту жду. Коль не повезет, где б ни ночевал — достанут, — ответил Дядя.

— Мужики у тебя ненадежные.

— Зря. Теперь вернее собак. Отвечать-то вместе придется. Так что…

— Да, но они все на тебя свалить могут, — хмурился бригадир.

— Посмотрим.

— Жаль мне тебя, Аслан. И все же, если что, пошли к нам кого-нибудь. Мы прибежим. Или сам уйди от этой своры.

— Не надо. Не надо так. Я сам, как они…

Бригада Дяди ела молча. Законники, впервые за несколько месяцев наевшись горячего, не шныряли голодными глазами по чужим пайкам. Всяк ел свое. Медвежатник и сявка сидели рядом. Как родня иль ровня. После обеда, Дядя следил, никто не повернул на отдых в барак. Может, боялись нарваться на воров из других бараков…

До вечера все работали. Никто не артачился, но и не радовался новому, необычному своему положению в лагере.

После ужина все вернулись в барак. Тихо, вполголоса переговаривались. Дядя лежал, закрыв глаза. Слушал. Но вот к нему подошел медвежатник.

— Эй, Дядя, спишь, что ли?

— Чего надо?

— Темно уж.

— Ну и что? — не понял Аслан.

— Двери бы поплотнее закрыть.

— Зачем?

— Не понимаешь? Беда будет.

— Вот и открой дверь. Настежь. Коль войти, запорами не удержишь. В щель пролезут.

— Не шути! Рисково это!

— Открой, тебе говорят, старый ишак!

— Тебя уберечь хотел, безмозглого, — обиделся старик.

Закроемся — поймут, что испугались мы. Откроем — они не полезут. Это, старик, давняя логика. Никогда еще не подводила.

Дверь открыли настежь. Как и велел Дядя. Дверной проем завесили одеялом. Разговоры в бараке стихли. Наступила гнетущая тишина. Медленно тянулось время.

Незаметно стали засыпать мужики. Сначала захрапел медвежатник, за ним налетчик, потом и другие. Дядя приоткрыл окно. Вслушивался в тишину. И вдруг услышал осторожные шаги за бараком. Потом и голоса:

— Кажется, спят.

— Тем лучше. Втихую разделаемся.

— Все этот Дядя, его первого, суку, надо пришить, — приближались шаги. Аслан тронул за плечо мужика, спавшего на соседних нарах. Шепотом попросил тихонько разбудить остальных.

Шаги за бараком утихли. Дядя знал: кенты рассчитывают на внезапность. Разбуженные мужики тихо лежали под одеялами, притворившись спящими. Каждый не сводил взгляд с дверного проема.

Дядя тихо пробрался на нары у самых дверей, потеснив налетчика. Тот дрожал от страха: что ни говори, трудный день сегодня выпал.

— Может, передумали? — размышлял Дядя.

И вдруг упало сорванное кем-то одеяло, загораживающее вход. Брызнула стеклом разбитая камнем тусклая лампочка. Стало темно. И вмиг в барак тенями проскользнули кенты. Захлопнув за собою дверь, метнулись к нарам: