Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 115



— Набрав подспорья, сворачивал мерина к дому в конце села. Там сын жил с женой и детьми. Их дед любил больше жизни. Без всего мог обойтись старик Тимофей, но поглядеть на внуков, навестить их, привести каждому гостинцы — приезжал всякую неделю. Уж чего им не тащил, баловал, радовал и грелся, слушая их смех.

Все мальчишки, кровь от крови, копия — в сына удались. Резвые, смышленые, работящие. В лес к деду приедут, минуты без дела не посидят. Свой пескаревский участок знали не хуже дома. И помогали леснику управляться и в лесу, и в огороде, и в зимовье. Оно и на невестку обидеться было грех. Глафира никогда свекра не обижала. Слова поперек не вымолвила. Ее, хохотушку и трудягу, полюбил Алексей смолоду. И указав на нее родителям, упросил сосватать побыстрее. Покуда кто другой не опередил. Глашка поначалу робела в доме Пескарей. Но быстро обвыклась. Полюбила родителей мужа. И они ее своей признали. Никогда не называли невесткой. Только дочерью. За все годы ни одной ссоры, никакого спора в доме не было.

Одного за другим, родила она Алешке троих сыновей. Без больницы обошлась. Свекровь, известная селу повитуха, сама своих внучат приняла, тихо и спокойно. А на другой день Глашка уже по дому управлялась, а свекровь — с детьми, внучатами, Пескарями… Этот дом в селе, пожалуй, единственный, обходили стороною все беды. Пескарей не задела коллективизация. В селе все согласились, что коровы, кабана и десятка кур для семерых душ совсем немного.

Дед Тимофей работал лесником смолоду. И хотя грамоте не обучался, не умел читать и писать, считал лучше колхозного счетовода. И поднатужившись, попотев, умел проставить в ведомости свою фамилию. Это был предел его умения. Ставить подпись научил его сельский дьячок. А считать — сама жизнь. Лесником его поставили за добросовестность и терпение. Доверив, как хозяину — молодому, сильному, заботливому. И Тимофей гордился. Хоть и неграмотный, а в начальство выбился, в самые что ни на есть лесники. В хозяева. При форме в лесу ходил, чтоб даже зверье знало, с кем дело имеет. Не всякому такую должность доверило бы государство.

Единственное, что не устраивало и удручало Тимофея еще тогда, это — смехотворное жалованье. На него не то одеть и обуть семью, даже прокормиться было бы невозможно одному, не говоря о жене и сыне. Но жалкий заработок с лихвой компенсировал лес и человечье трудолюбие Пескаря.

Тимофей поставил на своем участке, неподалеку от зимовья, два десятка ульев. Разработал землю под огород. Посадил подальше от завистливых глаз сельчан молодые яблони и сливы. Завел в зимовье полсотни кур, пяток коз, свиней, а Глафира продавала излишки в городе, собирая копейку к копейке на черный день.

Может потому миновали Пескарей голод и нужда. В лихолетье, когда сельчане пухли от голода и умирали семьями, сбывая за буханку хлеба припасенные гробовые копейки, царские золотые, отрезы, венчальные кольца, семья Тимофея не бедствовала. Мука, соль, сахар, масло не переводились в закромах. Да и других харчей не занимать. Тимофей даже братьям своим помогал выжить и лихую годину. А когда она кончилась, родня забыла его. Прошел голод. И сытые животы не хотели плохое помнить.

И когда умерла жена лесника, не пришли даже проститься с нею. Пескариха отошла под утро. Вечером, словно почуяв близкую кончину, позвала всех. Глашку попросила Тимофея присматривать, заботиться о нем. Внучат благословила. Сыну наказала схоронить ее не на деревенском погосте, а рядом с зимовьем, чтоб всегда вместе быть.

Так и сделали. Все выполнили. И Тимофей, даже через годы не чувствовал себя одиноким. Скучать ему не давали внуки. На все лето приходили к деду. И звенел участок их голосами. Раз в неделю Глашка приходила. Уборку да постирушки справляла. Отмыкала детей, избу, сараи и скотину. Баловала борщом и жареной картошкой, пельменями и котлетами и снова в село уходила. Алексей, что ни говори, шофером работал на полуторке. Уважаемый на нею деревню человек. К нему все с поклоном, даже старики. Что-то привезти иль отвезти в город — его просили. Алексей не отказывался. И сельчане уважали его за трезвый, ровный нрав, за покладистость и трудолюбие. Глафира работала в колхозе на птицеферме. Росли мальчишки. Старший сын уже второй класс закончил, когда началась война.

Алексея разбудили среди ночи. На сборы отвели полчаса. И наскоро покидав в чемодан смену белья, растерянно перецеловал домашних. Жалел, что с отцом проститься не сумел. Сел в маши-ну, забитую до отказа мобилизованными на войну сельчанами, и уехал, подняв пыльный хвост по дороге.

Глафира в тот день не успела испугаться. Ждала, что Алешка успеет вернуться домой до осени, и успеют собрать картошку с огорода вместе, как было всегда.

А через неделю, среди ночи, въехали в село первые немецкие части.





Их удивленно встретили бабы и детвора. Не испугались. Не шарахались на чердаки и в погреба. С любопытством глазели на чужих.

В этом селе, испокон веку не было голозадых, пьяниц и бездельников. Всяк имел ремесло и кормился им. Здесь жили хозяева крепкие. И хотя, с новой властью Советов не враждовали, всегда помнили, что раньше они жили сытней и зажиточней. Без собраний знали когда сеять и убирать. В селе почитали Бога и старших.

Новая власть сюда не часто наведывалась со своими лозунгами и призывами. В деревне молодых почти не осталось. Все они уезжали в науку, города, искали лучшую долю, полегче и посытней. Боялись повторения голода и держались подальше от глуши села, застрявшего в самом сердце брянского леса.

Может потому, не испугались люди немцев. Ведь и мужиков из села мобилизовали на фронт принудительно. Добровольно кто под смерть свою голову подставит? У каждого жизнь одна. И ее все хотели прожить спокойно. В селе всякий умел работать. От стариков до детворы. Иначе не прокормиться. А потому на колхозные собрания новая власть заманивала, сельский люд бесплатным кинофильмом о чужой любви, о подвигах Чапаева, защищавшем людей непонятно от чего, от кого. Здесь все хорошо знали, что бедными бывают лишь лодыри, пьяницы и дураки. Защищать, а тем более гибнуть за них, считалось дурным занятием.

Немцы не задержались в селе. Оглядев крепкие дома, не заметив вражды в лицах людей, вскоре покинули деревню. Оставили здесь пятерых своих человек в щегольских мундирах. Они не знали языка сельчан. И вскоре привезли переводчика. Когда тот поговорил с людьми, немцы и вовсе успокоились.

Тимофей, ничего не знавший о войне (к нему в глухомань и советская власть не добиралась) в конце лета отправил внуков домой. Единственное, что удивляло его — долгое отсутствие Глафиры. Но по-своему поразмыслив, решил, что хватает ей дел и дома. Устала. Вот и не навещает. А и ему было недосуг. Пока мальчишек домой отправил, насолил, насушил грибов, наварил варенья, убрал огород, не до села было. Всякий день валился с ног от усталости, понимая, что мальчишки теперь в школу пошли. И им нынче не до его забот.

Покуда дети — заботы малые у них. А Глашке с Лехой поприбавилось хлопот. Накорми, проводи, встреть, постирай. За каждым угляди. Да помоги одолеть науку. Она тоже нелегкая, не во всякие мозги лезет. А ну- ка запомни все буквы, прочти цельную газету, которая размером с простынь. Мозги наизнанку вывернутся. Тут без подсобленья не осилишь. Хотя, а кто подсобит? Алеха так и остался в малограмотных, а Глашка, получившись у церковного дьячка, кое-как по слогам читала. Да и то лишь текст, какой печатными буквами написан был. Иное одолеть ей было не под силу.

Управившись с урожаем, припасами на зиму, сложил в аккуратные поленницы дрова, заготовленные внуками, и решил сходить в село, подкупить пороха, махорки, соли, заодно и своих навестить.

Но едва вышел из леса, его остановили. Потом долго водили от дома к дому, показывая Пескаря всякой бабе и старухе. Спрашивая, знают ли его? Кто он и чей будет? Почему по лесу шляется блудным псом? Уж не коммунист ли он? Что ему в селе понадобилось?

Бабы признали Пескаря враз. Обрадовались, что власти, забыв о нем второпях, на фронт не забрали вместе со всеми и рассказывали деду, что случилось в селе, куда все мужики подевались.