Клевые

— Эти басни вы другому вложите в уши, но не мне! Кто еще мог вот так тонко все рассчитать и обчистить соседей догола? Только вы знаете расположенье комнат, где чего искать надо, когда их дома нет! Посторонние, едва объявись, все бы их приметили сразу. И скрутили б, либо нам сообщили! Тут — все тихо. Значит, свои, те, кто рядом поработали! — глянул на Егора прищурившись и предложил: — Сам вернешь? Или обыск проведем?

— А кого обокрали? Что увели? — спросил Егор вместо ответа.

— Тебе это известно лучше чем мне! Не кривляйся! Решил былое вспомнить? Иль перестало хватать навара с сучек? Я на все глаза закрывал! Терпел ваш притон, покуда не дошло до воровства у соседей! Они прямо на тебя указали! Кого еще подозревать? Выкладывай навар и собирайся! Не мог спокойно жить, пеняй на себя!

— Уж если б захотел иль мог, зачем к соседям возникал бы! Я еще не свихнулся! Да и во двор не выходил. По дому кое-как передвигаюсь. Куда уж к соседям наведаться. Давай, шмонай в доме! Надыбаешь, твоя взяла! Коли нет — линяешь отсюда! — взялось пятнами лицо Егора. Руки его дрожали.

Вскоре в доме появились соседи. Толстуха визжала во все горло, что Егор обокрал ее до нитки, пустил по миру вместе с детьми, что зря его выпустили из тюрьмы, пусть бы он там сидел до конца жизни, зато порядочным людям жилось бы спокойнее.

Оба ее сына стояли молча, хмуро оглядывали Егора.

Двое понятых, взятых из семьи Свиридовых, помогали Вагину проводить обыск. Участковый запретил выходить из дома даже Алешке.

Вскоре в комнате Егора все встало дыбом. Дотошный участковый даже подушки распорол, вывернул вату из матраца. Вытряхнул чемодан, с каким вернулся Егор из зоны. Из шифоньера выскреб вешалки. Но ничего не нашел.

— Где спрятал?! — гремел Вагин, вошедший в азарт, и заторопился в комнату Антонины. Но и там было пусто.

Перевернул комнату Серафимы и Алешки, ворвался к Нинке, выкинул ее из постели. Но тоже безрезультатно. Время давно перевалило за полночь. Понятые валились с ног от усталости и отказались от дальнейшего участия в обыске.

Соседка-толстуха настаивала на его продолжении.

— Кто, кроме него, нас обобрал? Ищите! Вы обязаны помочь! — вопила баба, в ярости распахнув комнату Лидии.

Антошка делал уроки, склонившись над тетрадями. И, увидев чужих людей, встал из-за стола. Вагин грубо вытолкал мальчишку в коридор. Тот подошел к Егору.

— Чего им надо? — спросил тихо.

— Меня забрать хотят! Соседку кто-то обокрал! Теперь вот ищут!

— Тебя забрать? Куда?

— В ментовку, знамо дело! Потом в тюрягу!

— А почему ее не обыскали?

— Пропало у нее! Так говорят.

— Вот оно! Смотрите, где запрятал! — обрадовался Вагин, выволакивая из-под койки узел. В нем было все, что пропало у соседей. Вот только деньги не нашли.

— Думал, не сыщу! — подошел к Егору пропыленный, вспотевший Вагин и, положив узел у ног, коротко размахнулся, поддел Егора в подбородок, тот не удержался на ногах, вылетел в коридор и, ударившись спиной в стену, рухнул на пол.

— Зверюга! Сволочь! — бросилась Серафима к сыну, помогая встать.

— Бандюги! Ворье! Накрылись, сучье семя! — вцепилась соседка в узел, покраснев от радости.

Бледная до синевы, молча стояла у двери Антонина. Губы плотно сжаты, по щекам скупые слезины скатились.

— Не трожьте дядю Егора! Это я взял! Я ее тряхнул! — прозвенело внезапное над головами. И Антон, рванувшись из комнаты, встал перед участковым.

— Уйди отсюда, шкет! Мал еще в такие дела ввязываться! — отодвигал пацана.

Но тот заговорил торопливо:

— Я их наколол! Хотел в Одессу смыться насовсем. Не хочу здесь жить! Тут одни гады приморились повсюду. Хотел загнать барахло. Мне хватило бы добраться. А там устроился бы юнгой на пароход и задышал, как человек!

— Зачем брешешь, сопляк? Выгораживаешь своего бугра? — указал Вагин на Егора, сидевшего на полу.

— Он ничего не знал. Я никому не раскололся. Сам смыться хотел! Один. И даже мамке не проговорился!

— Там не только вещи, а и деньги пропали! Если б ты украл, тебе той суммы с лихвой хватило бы!

— Да вот здесь башли! — вернулся в комнату и достал из печного поддувала тугой сверток в целлофановом мешочке.

— Ну и падла! — выругался Вагин, вырвав сверток из рук Антошки.

— Ты сам в жизни не надыбал бы его! Я отдал! За что обзываешь? Вот эта кучка, — указал на соседку, — чего сюда приперлась, старая баруха? Она у бомжей барахло скупает за бутылку целыми мешками. А потом загоняет на вокзалах за кучерявые бабки. Я сам видел! И у этих соседей с веревок белье тыздила. Тоже толкала на вокзале! Ей можно, а мне нет?! — вопил пацан.

— Ты, змееныш! Выблюдок поганый, как смеешь позорить нас? — бросилась баба к Антону. Но участковый опередил, откинул ее руки.

— Такое доказать надо! — сказал строго.

— И докажу!

— Выкинуть отсюда этот бардак надо! Приютили проституток и шпану! Чего их слушать? Все гнездо сгребсти и в каталажку сунуть! Чтоб людей порядочных не трогали! — кричала толстуха, заглушая Антона.

— Это ты порядочная?! — рассмеялся мальчишка. — С бомжами в метро трахалась, расплачивалась натурой за барахло. До такого в Одессе даже Франция не скатилась. Честно своей трандой бабки заколачивает, потому ее менты не трясут. А барахло ей хахали сами дарят! За бабу держат. А ты и ее не стоишь! Ниже потаскухи дышишь! — сорвался Антон.

Участковый молчал изумленно, пораженный осведомленностью мальчишки в делах взрослых.

— Ты сперла у соседей с веревки китайское покрывало! Голубое, все в розах! Но не сумела загнать. Никто не купил. Оно и теперь у тебя в сумке лежит! — выпалил Антошка задиристо. И добавил: — А я что, задарма у тебя на хвосте висел? Вот и взял! Украденное не воруют, им только делятся!

Вагин, услышав такое, рассмеялся, не выдержал.

— Пошли, проверим! Свиридовы — за мной! Если сопляк сказал правду, целое гнездо воров выявим! — позвал участковый.

И, приказав толстухе не метаться по дому, быстро раскрыл сумку, указанную Антоном, вытащил из нее покрывало Свиридовых, удивляясь, что те не заявили о пропаже.

— Честно говоря, не верили в помощь. Но соседку не подозревали. Думали, бомжи объявились, — отмахнулся старик-профессор. И, потрепав Антошку по плечу, сказал:

— Спасибо тебе, дружок! Только в другой раз, когда в свою Одессу захочешь, вспомни о нас. Постарайся здесь себя найти! И не ругайся матом. Это неприлично! К тому же брань признак скудоумия, чего о тебе не скажешь. Уважай себя!

Толстуха рыдала на всю кухню.

— Нечего выть, Тарасовна! Собирайся! Ночевать будешь в камере! Расколол тебя пацан! Уже не отвертишься! А то брызгала на меня у шефа, что притон прикрываю. Вот и дотрепалась! Живей шевелись. И ты, молодой человек, с нами пойдешь! Там начальник милиции с вами разберется, куда кого определить.

Антонину Вагин попросил прийти утром в райотдел. Та сжалась в испуганный комок.

— За квартирантов ответ держать станешь! — предупредил строго.

— А за мордобой кто ответит? Больного, невинного человека избил! Да еще грозишься? — не выдержала Серафима.

— Прикуси язык! Сама виновата! Приютила сучню в доме и не следишь, чем занимаются! Будешь возникать, себе приключений намотаешь! — обронил злое.

— Хватит вам грызться! Ты, Иван, не обращай внимания на мать, она старая! Мы с тобой сами разберемся. Антошку вот только отпусти!

— Не могу! Крутой сопляк! Сейчас ему рога не скручу, потом мороки не оберемся. Отделайтесь от них! Добром советую! — сказал уходя.

Егор ничего не слышал, не знал. Он лежал в постели, стонал от боли в спине. Ни встать, ни повернуться.

Что творится в доме, где Антон? Но никто не заходил в его комнату, и человек остался один на один со своими переживаниями и болью, не сомкнул глаз всю ночь. Она показалась ему бесконечной.

Всю ночь проплакала Лидия. Не могла дождаться утра. До самого рассвета просидели на кухне Серафима с Тонькой.

Ждали, что даст им грядущий день?