Изгои

Люба сидела, разинув рот. Она никак не ожидала от Катьки такой жесткой отповеди, сурового логичного расклада и онемела, не зная, что и ответить? Она была уверена, дочь с радостью и благодарностью пойдет к ней, расстанется с улицей и воровством, будет учиться заново нормальной семейной жизни. А дочь видела жизнь уже по-своему.

Выходит, не подошла я тебе, в матери не гожусь по бедности своей, — опустились плечи женщины.

Не надо меня на мокроту брать! Я всякое видела и прошла много! Только ты уже теткой была, а я — девчонкой. Чего теперь скулишь и заходишься? Вот ты тут обсирала отца. Он — негодяй, сволочь, прохвост, кобель — сделал тебя падлой! А ты что сделала, чтоб в человеки вернуться? Держалась за его портки? Какой ни засранец, а мужик! Знала: говно, не человек, — зачем жила? Хныкать и вешать сопли все умеют. Теперь за это в рыло бьют. Не ищи свободные уши! Сама на ногах не стоишь и меня затянуть хочешь! Ну, уж хрен! Я и без тебя наголодалась. Не хочу! Ты — не баба, коль не сумела вылезти из слизняков. Когда нет башлей, это дело поправимое, а вот если нет характера, живучести и ума, это надолго! Такое не выправить. Ты только и умеешь — сморкаться и винить во всем кого-то. Даже размазать не смогла отца! Тебя выпихнули из квартиры, с работы, из матерей, заменили шлюхой, ты молча проглотила все! Значит, согласилась. Выходит и впрямь дура! — отвернулась Катька.

Что же сделаю, если слабохарактерной родилась? Теперь не переделаюсь. Да и что изменю в судьбе? Воровать не умею, таскаться — старая! А как еще нынче деньги заработать? Тебя хотела взять к себе, чтоб жить вдвоем тихо и спокойно. Пусть бедно, зато никто не плевал бы нам ни в лицо, ни вслед. Крутых теперь хватает. Мало доброго осталось в людях. Но ты, как вижу, хлебнула через край и быстро выскочила из детства. Конечно, тяжко может было б у меня с деньгами, но зато тихо! — глянула на дочь с надеждой.

Тихо только на погосте. Да и то не всегда. А я о жизни говорю! Что мне предлагаешь? Нищеты и голода я нахлебалась. Слез море пролила! Это уже пройдено. Повторять не хочу. А что нового?

У меня ничего нет. Я тебе все сказала. Пусть горькая, но правда! — опустила голову женщина.

Вот и живи с этой правдой. Я в нее не хочу ни с тобой, ни сама!

Катька! Ты ж моя дочь!

И что с того? Когда ты искала, высматривала меня во дворе, почему не зашла к соседям? Они тебе многое рассказали бы. Ты и сегодня живешь в несчастных, хуже нас бомжей. Все плачешься на бабью слабость. А когда в тебе человек проснется? Пусть подлый, но живучий? Ведь мать ты! Да толку от того? Родив, на ноги поставить не сумела, не растила! Да разве это мать? Я сколько раз могла сдохнуть. Ты и в том отца бы одного винила. Но не себя! Тебе удобно оставаться такой Вот и живи! Я ни при чем в твоих бедах. И не пойду к тебе!

Катя! Мы что-нибудь придумаем!

Что? — усмехнулась девчонка недоверчиво.

Надо попробовать отсудить у отца квартиру! Хотя бы одну комнату для нас с тобой!

Не выйдет! Ты пыталась урыть его! И он, конечно, давно выписал тебя! Обратно никто не пропишет! Да и не с этого надо начинать. С работы. Ведь ты даже не пыталась восстановиться!

Сколько раз! Но отказали!

Тогда надо искать другое!

Пыталась! Желающих полно, работы мало. Да и что оправдываюсь перед тобой, будто в чем-то виновата? Я хоть как-то живу! Другие либо спились, либо посдыхали давно.

Дурное дело не хитрое. Нашла чем гоношиться! Жива! И что с того? Меня нашла! Верней сказать — нашли меня тебе! Сама так даже не узнала б, — обидчиво поджала Катька губы.

Выходит, не хочешь ко мне?

Нет! Не пойду! — ответила резко.

А мне к тебе тоже не надо приходить? — дрогнул голос женщины.

Не стоит!

Почему?

Не надо дергать кишки друг другу. Не только у тебя, у меня тоже память имеется. Иногда болит… Не добавляй. Оставим все как было. Мы не сможем жить вместе. И чем скорей расскочимся, тем лучше, — отвернулась девчонка к окну.

Тихо, почти неслышно открылась дверь. Женщина вышла из дома, не прощаясь. Не оглянулась вслед ей Катька, не окликнула, не попыталась удержать.

Катька стояла, вцепившись в подоконник, напрягшись пружиной. Ей было очень больно, но плакать нельзя. Она приказала себе сдержаться, и ей удалось.

Катька! Зачем тетку выгнала. Она так плакала по дороге. Даже земли не видела! Лучше б ты ее у нас оставила. Картоху варила б, в доме мела! — жалел Любу Димка.

С этим и без нее справимся! — оборвала Жестко и, увидев что принесли мальчишки, звонко рассмеялась.

Ночной горшок для Шурки они подобрали на помойке. Отмыли его и несли бережно как хрустальную вазу, боясь уронить.

Чего рыгочешь? — удивился Женька.

Через весь город тащили! Хоть бы в сумку положили! Вот дурье! Шурка уже спокойно за дом бегает! Раньше надо было!

Там простывает. Теперь не надо ей мерзнуть. В доме свои дела справит!

А вонь? Чем дышать станете?

Не сдохнем. Зато Шурка болеть не будет! — гордился Женька трофеем.

Мы и тебе обнову принесли! Глянь, какие галоши! Совсем новые! Когда грязь будет, ноги не замажешь. В них и во дворе подмести и пол помыть можно. И еще! Гля, какой гребешок. Почти что целый! Одного зуба не хватает, другие — на месте. А красивый какой! Носи его! И еще Зинке кофту нашли. В ней даже карманы есть. Грязная малость, но это ничего. Помыть можно.

Бутылок сегодня мало набросали. Всего на три буханки хлеба, — виновато шмыгнул носом Димка.

А на мороженое сколько отдали? — прищурилась девчонка, зная слабину пацанят.

Всего по стаканчику! — опередил брата Женька и опустил голову, чтобы не встретиться взглядом с Катькой. Она, так считали оба, насквозь их видела.

Ну и брехун! Не по одному, по три

влупили.

Не-е! По два! — вытер нос Димка.

Завтра надо побольше хлеба взять. Потому только по стаканчику мороженого сожрете! Поняли? Итак все рукава в соплях. Мороженое — не жратва! Я завтра на центральный базар возникну. Конфет вам принесу на воскресенье. Может халвы стызжу. Как повезет. Но и вы ушами не хлопайте. За целый день всего три буханки хлеба! Этого на всех не хватит, — бережно бранила ребят Катька, злясь на саму себя, что у нее целый день потерян, прошел впустую.

Зинка с Шуркой принесли полную сумку булок, пирожков и пончиков. Три кармана мелочи и почти двести рублей бумажными деньгами. Они были очень довольны сегодняшним днем.

Шурка, увидев ночной горшок, долго не могла понять, что это такое. И пока все считали деньги, малышка примеряла горшок на голову.

В него какать будешь! — оглянулся Женька.

Шурка тут же решила испытать и провалилась. Ее стали вытаскивать, а малышке понравилось быть в центре внимания. Она ухватилась за края, пыхтела, тужилась до стона, не хотела вылезать из горшка.

Когда ее вытряхнули, она спела частушку, услышанную от уборщицы магазина, упавшей на ящики: «Милый Вася, я снеслася У кадушки безо дна. Милый Вася, дай мне ручку, Я не вылезу одна…»

Ребятня забыла о недавней гостье. Делясь впечатлениями о минувшем дне, каждый говорил о своем, наболевшем.

А нас с Шуркой опять тот дяхон надыбал. Целый кулек конфет отвалил. Во, прикольный! И все следом за нами ходил. Шурку на руки брал. Все жалел, — рассказывала Зинка.

Да! И называл меня куколкой! Чудом! Красавицей!

Пирожное купил и заставил сожрать. И все спрашивал про папку с мамкой! — напомнила малышка.

Что ты ответила этому козлу? — спросила Катька, насторожившись.

Всю правду, что Зинка — мама, а ты — папа! Он сразу спросил, где живем? Я сказала, что далеко. И у нас есть свой дом большущий пребольшущий. И если он к нам придет, то его Голдберг укусит за самую жопу, но в дом не пустит, потому что не любит чужих. И что его прогонют Женька с Димкой. Они самые сильные. Умеют дрова рубить, воду носить и на хлеб зарабатывают. А еще они со мной играют в прятушки.