Заказанная расправа

— Я его могилу увидел на Колыме! — рассказал Никитка.

— Эх, сынок! От тюрьмы и от сумы никто не зарекается! Кто знает, что станет с нами завтра?

— А меня возьмешь к себе на трактор? В напарники! Иль уже имеется?

— Возьму. Только с уговором, на работе не жрать самогонку. Дома хоть до свинячьего визга надерись. А в трактор садись лишь трезвым.

Рано утром Никитка встал вместе с Егором. Тот привел его в правленье колхоза.

— В напарники к Егору? Конечно, возьмем! С великой душой! — обрадовался председатель.

— Он же тюремщик! Торшину хотел сжечь. Дом ее спалил! Наипервейший бандит! — раздалось за спиной. Оглянувшись, Никита увидел пожилую рыжую бухгалтершу.

— Идите в свой кабинет! Кадровые вопросы я решаю сам и в советчиках не нуждаюсь! — ответил председатель. Повернувшись к Никите, спросил:

— Когда освободился?

— Четыре дня на воле!

— А на работу когда ждать?

— Да хоть сейчас.

— Получи спецовку. И с Богом! А на баб не обращай внимания. Договорились? — протянул крепкую руку.

Никитка через час уже сидел в кабине рядом с Егором.

— Годы прошли. А техника все та же! Давай вспоминай! Ведь ты в детстве прекрасно работал на таком же!

— Я и не забыл ничего! Зачастую там, в зонах, видел себя во сне на тракторе! А утром болело сердце. Терять легко. А вот вернуть… Даже не верилось, что доживу! — вспомнилось Никите.

— Садись за фрикционы! Нынче не много работы. А вот весной! Хотя тебя не испугать, — глянул на племянника. — «Совсем мальчишка. Вот только голова, как сугроб, седая. Да в глазах не искры, две льдинки стынут. И за что судьба заморозила? Как похож он теперь на отца! Словно брат сам с того света вернулся. Эх-х, был бы жив!» — вздыхает Егор.

Никита старался. Даже через полгода и год всегда после работы готовил трактор к следующему дню. Иногда деревенские пытались угостить Никиту за подвезенные дрова, сено, уголь. Человек наотрез отказывался от угощенья. И никто во всей деревне ни разу не видел Никиту пьяным.

Люди постепенно привыкали к нему. Обращались уважительно. И парень, начав оттаивать, решил отдохнуть вместе с ровесниками на вечеринке.

Он тщательно готовился к ней. Мылся, брился, гладил рубашку и брюки. Ботинки начистил до зеркального блеска.

Но едва вошел в дом, почувствовал напряжение. Стихли оживленные разговоры. Все тут же перешли на шепот. От него либо демонстративно отворачивались, либо смотрели, вылупившись до неприличия.

Хозяин, решив разрядить обстановку, завел музыку, чтоб гости промялись перед столом.

Никита стоял у стены. Он не умел танцевать. Негде, да и некогда было научиться. И теперь впервые пожалел об упущенном. Очень уж понравилась ему сероглазая Лиля. Она так здорово смеялась. Как хотелось Никите взять ее за руку, повернуть к себе, чтоб только ему улыбалась она.

Парень не сводил с нее глаз до самого конца. А когда все стали расходиться, Никита набрался храбрости и, подойдя к Лиле, спросил:

— Можно я провожу тебя домой?

Девушка, увидев перед собой Никиту, вмиг изменилась. Куда делась улыбка? Лицо покрылось красными пятнами, глаза вприщур, словно через прицел на человека глянули. И только что звеневший колокольчиком смех, сменился на ледяной тон:

— Ишь, размечтался, козел! Ты кто такой! Скажи спасибо, что позволили тебе среди нас побыть! Бандит! А туда ж! В хахали клеится, — передернула плечами, пошла к выходу.

— Слушай, ты, метелка! Я и не мылился к тебе в хахали! Это слишком много для тебя. Ты посмотри, какая ты уродка!

Лилька резко подскочила, влепила громкую обидную пощечину. Никита бросился к ней, но его тут же сбили с ног и так отметелили, что он едва встал на ноги. Добравшись домой, парень дал себе слово никогда не ходить по вечеринкам.

Но жизнь в деревне — особая. Без трактористов не могла обойтись ни одна семья. Их еще по снегу уговаривали вспахать огороды. А вот Лильке, да и никому из той компании не удалось договориться ни с Егором, ни с Никитой. Оба наотрез отказались помочь с пахотой и до глубокой ночи работали на колхозных полях.

Председатель не мог нарадоваться. А молодежь свирепела. Ну да ладно огороды, их пришлось вскопать лопатами. А как завезти на зиму дрова и сено? О том пришлось вспомнить заранее. И потянулись к Никите парни. Предлагали мировую. Извинялись за недоразуменье.

— Я давно все забыл. О чем это вы?

— Тогда давай смотаемся в лес за дровами, — предлагали, просили парни,

— Не могу! Занят по горло. Других просите.

— У них тракторы слабые. Что они привезут?

— Я — не хозяин! Егора или председателя просите, — отвечал Никита. И уходил от докучливых, радуясь, что заставил деревенских самим себе наступить на гордость. А Егор, наблюдая и слушая, лишь посмеивался:

— Так иху мать! Крути всех в штопор! Чтобы знали, с кем дело имеют! Теперь не раз пожалеют о той вечеринке! Вишь, как оно приключилось? Теперь сами не знают, как срань зализать. А ты стой на своем. Не поддавайся, не уступай. Увидишь, и как та гордячка сломается! В ноги поклонится! Сама свиданку назначит тебе!

— Да ну! Быть не может! — не верил Никита.

— А вот увидишь! Так бы и Торшину стоило проучить. Не кулаком, не огнем! И тоже сломалась бы за милую душу. Я больше половины деревни вот так проучил, когда меня из-за непутных баб судили-рядили. Нынче пасти боятся отворить. А ведь половину бабенок перетискал! И молчат. Куда деваться. Вот так и ты! С бабой не скандаль. Проучи окаянную! Заставь ее твои портянки лизать.

— Эта не будет!

— Чего? Еще как! Все они одинаковы!

…Время шло к концу лета. И молодежь деревни уже не знала, как уломать Егора и Никиту перевезти с лугов сено. Ведь вот-вот пойдут дожди! И тогда кто-то подсказал послать к Никите Лильку.

— Не пойдет она! Гордячка!

— Будет на плечах дрова из леса носить. А с сеном как справиться?

Лильку долго не уговаривали:

— Тебе-то ладно! Во дворе одна полудохлая корова и дом — курятник. А у нас по две-три коровы! Вязанками

не натаскаешь. Из-за тебя подрались. Иди теперь. Одна за всех постарайся.

— Гля, Никитка, кто тебя зовет! Вишь, клешней машет. Золотуха собачья! Я б тя проучил! Ты б у меня по струнке плясала! Смотри, парень! Не сдавайся! Держись изо всех сил! Пусть знает гнилушка, что дальше нашеста нету бабе места! Понял? Не растай перед рахиткой!

Никита не спеша вышел из трактора. Лилька пошла навстречу.

— Что надо? — остановился в нескольких шагах.

— Поговорить хочу.

— Мне некогда! — повернул к трактору.

— Никит! Ты что? Дикарь? Иль боишься меня?

— С чего взяла? Рылом я не вышел даже рядом с тобой стоять!

— Прости! Нам слишком много лишнего рассказали о тебе!

— Кто?

— Из твоей деревни!

— Моя деревня — здесь! А за спиною — зоны. Но даже там никто обо мне не скажет ни одного плохого слова…

— Никита, все мы ошибаемся, — подошла она совсем близко. — Нам говорили, что ты хотел убить. Это верно?

— Там, на вечеринке, я никому не сделал ничего плохого. За что меня так отходили? Ведь и убили б, если б не вмешались старики. Скажи, за что? Разве я кого-нибудь обидел?

— Ты обозвал меня.

— А разве ты не заслужила?

— Лучше б избил, чем назвал уродкой. Неужели я вправду безобразина? — налились слезами глаза девчонки.

— Эх, Лилька! Есть уродство страшней внешнего! Его красками не замажешь. Оно изнутри прет. Ничем его не остановить. Оно калечит судьбы многих. Я знал такую с детства. Она действительно безобразна. И ты в тот день напомнила мне ее. А ведь я любовался тобой, как цветком. Будто мальчишка, готов был верным барбосом лечь у твоих ног. А ты, как крушина. Лишь с виду пригожа. Но ни тепла, ни сказки в твоей душе не осталось. Будто не я, а ты все на северах поморозила.

— Никитка! Поверили мы…

— А что изменилось с тех пор?

— Ты оказался совсем не таким! Ты сильный.

— Я или трактор?

— Язвишь? А зря! Я не за трактор прошу. Меня прости! Ведь и ты ошибался и не сдерживался.