Страница 27 из 70
—
Кто пойдет к Яровому?
—
Ты, «президент», ты! — заорали зэки.
—
Мне нельзя! Следователь знает, что «президент» и начальник лагеря, пусть даже бывший, всегда кровные враги. Они не только на оговор — на все способны друг против друга. Кроме того, если пойду я, он поймет, что мы этому делу придаем слишком большое значение и очень хотим засыпать Бондаря. Пусть пойдет к нему самый незаметный из нас, кому Бондарь ничего плохого не сделал. Лучше, если это будет не «душегуб», не вор в законе, пусть им будет старик, которому сам Бондарь верит. Но он должен быть преданным прежде всего нашим интересам, всей касте.
—
Ай
да
голова!
— восторгался Горилла.
—
Этим мы отведем от себя даже малейшее подозрение. А на примере Бондаря и новому начальнику лагеря урок на всю жизнь будет, как с нами
залупаться!
Так я говорю?
—
Куда уж лучше!
—
Ты — хозяин зоны!
—
Я предлагаю послать к Яровому Гнома, — встал Мавр:
—
Почему? — прищурился «президент».
—
Он уже говорил с Яровым. И расположил его к себе, не без отзывов Бондаря. К тому же кто, как не Гном, меньше других пользуется у всех авторитетом? И старик. И в Певеке был. Бондарь ему доверяет. Сам его Яровому предложил. Зла на Гнома Бондарь не имеет. Гном — тоже.
«Президент» довольно улыбнулся.
—
Понял. Все понял, Мавр. Верно подсказал. Значит, так! Предлагается Гном. У кого другие соображения будут? — оглядел зэков «президент».
—
Он «сук» изводил, может не поверить ему следователь, — раздалось из угла.
—
А кто их не изводил, из присутствующих здесь? Угрохал или помогал тому, какая разница? Все «сук» и «стукачей» давили. На то мы и фартовые, — бурчал с нар отпетый «душегуб».
—
Но иные на том не засыпались! — не унимался голос из угла.
—
Я жду серьезных возражений, а не склок! — «президент» бросил злой взгляд в сторону говорившего.
Тот вобрал голову в плечи. Замолчал.
—
Кто возражает против Гнома? — спросил «президент». Все молчали.
—
Значит, решено! Гном идет!
—
А кто ему мозги вправит?
—
Верно! Надо научить его, что говорить.
—
Сам-то он не шибко силен в этом.
—
Избрали Гнома вы! Но кто такой Гном сам по себе? Говорить не буду. Сами знаете!
В бараке поднялся дружный гогот.
—
Но Гном нам нужен для защиты общих интересов фартовых. А за это не Гном, я в ответе! Я его и надоумлю! Что сказать и как сказать! — ответил «президент».
—
Вот это хорошее решение!
—
Самое верное!
—
Коль Гном недоумок, «президент» ему вправит мозги.
—
Тихо! Слушай меня, Шило! Как «бугор» шестого барака, барака фартовых, уважаемых кентов! Сегодня я запрещаю тебе трогать Гнома не только пальцем, а и взглядом. Запрещаю грубости. Ибо он к завтрашнему дню должен пойти к Яровому спокойным.
За ослушание слова моего ответишь «тыквой»! Сам тебе ее скручу, своими руками. Гнома не трогать никому! Усекли? Зарубите себе это на лбу! Ибо в Гноме-засранце — наш интерес. Сегодня он будет обучен. Завтра с ранья пойдет к Яровому. Потом докладывает мне обо всем разговоре. Если все пойдет как по маслу, целый день отдыхать будет. Если срыв — голову сниму на пороге! — говорил «президент».
Голова Гнома повисла бессильно. То ли от слов «президента», то ли недавняя драка дала знать о себе…
—
Барахло ему чистое найдите. Чтоб не воняло от Гнома, как от пса. «Сявки», взгрейте ему воды — мурло отмыть. Ведь не «сука». Пусть как положено появится.
—
Еще что ко мне имеете? — обратился «президент» к бараку.
Зэки молчали.
—
Сход закончен! Гном, за мной! Остальные все поняли? — глянул «президент» на Шило.
—
Все понял! Все…
—
Смотри мне! — встал «президент» и направился к двери. Фартовые поспешно подвигались. Уступали дорогу «президенту». Тот шел, не глядя под ноги, не смотрел по сторонам. Шел быстро, размашисто. Следом за ним, едва поспевая, трусил Гном. Его подбадривали:
—
Не ссы, старик!
—
Запоминай все, Гном!
Старик от страха едва держался на ногах. «Президент» словно забыл о нем…
В красном уголке лагеря Яровой и майор забыли про сон…
—
Не, сердитесь на Игоря Павловича. В жизни он замечательный человек.
—
Не умею я делить натуру одного человека на две разные половины. На житейскую, обыденную и на служебную… Кстати, мундир обязывает к большему, чем пижама. Выражаясь фигурально… А проще— чем свои достоинства сейчас демонстрировать, лучше бы в свое время правильно наладил работу. Ее не заменишь консультациями с ворами. Эти подскажут… ложный след. Стыд! Понимаете? Со стыда сгорал я в том бараке! Своей беспомощностью Бондарев не только меня — всех нас унизил. Завтра же потребую его отстранения от этого дела. Мы не частные детективы, черт возьми! Этот Бондарев всегда вот так с ворами заигрывал?
—
В чем-то ваши слова— сама правота. А в чем-то… Бондарев пользовался помощью некоторых зэка, но никогда не лебезил перед ними. И всегда был хозяином положения. Вот тут, в нашем лагере, «президент» имеется. Настоящий хищник. Акула, а не человек. Но для всех зэков он — хозяин лагеря, их жизней, судеб и прочего. Так вот он — ворюга каких мало. И, мне кажется, были у него и мокрые дела, но, наверное, доказать не смогли. Так вот, он уже почти два года на Бондарева охотится. Все не может простить старых обид.
—
Каких именно? — Яровой, успокоившись, не скрывал интереса к новой для него информации.
—
Вы знаете, что воры в законе не работали раньше. За счет других жили. Вот и этот… Попал он к нам и давай всех на свой лад. Эдакий мордоворот, а не стыдился даже у «сявок» пайку отбирать. Их кровную, заработанную. Вначале мы не знали, от чего это при небольших переохлаждениях умерли двое. Оказалось — от голода. Воры и врача припугнуть сумели. Тот тоже в прошлом зэком был. Ну и приказали ему «бугры» и «президенты» молчать. Под страхом смерти. Тот потом не выдержал. От стыда перед людьми, а может от страха. Сам на себя руки наложил и записку оставил. В ней все сказал. Ну а Бондарев не потерпел конкуренции. Вызвал этого «президента», прочел записку врача. Тот, наглец, глазом не моргнул. Сел так вольно, нога на ногу, и говорит: мол, а как ты думаешь? Жизнь — борьба. Сегодня, пока в силе, я отбираю. А состарюсь — у меня отнимать начнут. Живу — каждой минутой пользуюсь. А что другие не умеют, ничего не поделаешь. Нет сил — умирай. Есть — отстаивай, — майор закурил. И глуша дрожь в голосе частыми затяжками, продолжил: — Он не только у своих ворюг, а и у работяг хлеб отбирал. Посылки тоже. И между своими кентами делил. Это и взбесило Игоря Павловича. Засадил он «президента» в шизо. Одного. На тюремный паек. А тот, скотина, в знак протеста голодовку объявил. Неделю не жрет. Лежит. Десять дней прошло — лежит. Все в одном положении. Умирающего. Бондарев спать перестал. Да и шутейное ли дело — человек тает на глазах. Ну и понимали — сдохни он, не миновать страшенного бунта фартовых. Их в то время полторы тысячи было. А выпусти его, значит, ничего не добились. К тому же эта сволочь со всеми отказался говорить. Прошло еще три дня — не ест. И уже хотел было Бондарев выпустить «президента», признать за ним победу, как вдруг сам решил проследить с денек за шизо. И что вы думаете? Зэки ночью через дымоход жратву этому подлецу опускали. Конвой только дверь охраняет… Вот и жила эта сволочь припеваючи. Ну а на следующий день поставил Бондарев усиленную охрану. Всюду. Через три дня этот гад, как миленький, жрать стал. А когда через месяц из шизо вышел, зло затаил на Бондарева. Тот тоже— не промах. Сколотил бригаду из работяг — кто покрепче. В нее — «президента». Послал их под усиленным конвоем трассу строить. Все работают, а этот гнус сидит. Хоть ты его пристрели. А как обед — больше всех жрет. Ну и разозлилась бригада. Бить боятся. Фартовые отомстят всем. В лагере. Бузить стали. Опять в шизо «президента» кинули. А как вышел— опять на трассу. А он и пальцем не шевелит. Дармоед проклятый. Так пять раз повторялось. Игорь Павлович в то время совсем психом стал. Лагерь на вулкан стал похож. Того и гляди фартовые взорвутся. У всех терпение на пределе было. Уж что только не предпринимали с «президентом». И сюда на беседы привозили. Говорило с ним все руководство лагеря. По-хорошему. А он встанет после всего, пошлет всех в одно место и пошел в свой барак, как и прежде. Пиявка, не человек.