Страница 19 из 105
Рафит возвращается домой поздними вечерами. Валится на койку, забыв про ужин. Не до того. Во сне он видит степь. Широкую, большую. А в ней парни и девушки. Всего села. На праздник собрались. Платья у девушек яркие, узоры — словно с ковров матери взяты. Глаза горят. Сегодня снова будут скачки на лошадях. Джигитовка. Ее целый год ждала молодежь. Кто-то сегодня обожжет поцелуем свою судьбу. Но ее нужно догнать. Схватить лихого коня за уздцы. Тот — взовьется от прерванного полета. Щеки девушки маками алеют. Не теряй времени, джигит! Схвати ее! Целуй свое счастье, пусть даже девчонка не дается, отворачивает от тебя свое лицо. А ты будь смелее. Женщины любят в нас силу и смелость. Этого ты ни у кого не возьмешь взаймы. Ни у коня, что помог тебе нагнать судьбу, ни у людей — своих сельчан. Целуй ее, покуда этого не сделал другой. Робость присуща только женщинам. Помни об этом, джигит. Скачки — только предлог. Поцелуй — предложение. Не робей, джигит. От этого зависит многое. Первый поцелуй, как первая любовь. Его любая девушка помнит. Да не слюнявь! Пусть горят ее губы! Дольше помнить будет.
Рафит ворочается во сне. Вон и она. Тоже на скачки пришла. Скакун у нее резвый. Такого кто догонит? Кто осмелится. А не догонишь — позор. Все село смеяться будет. Хотел девушку поймать на ишаке? Эх-х! Но ее скакун особый. Вон как не терпится коню. Копытами землю бьет. Рванется в степь птицей. Унесет девушку к самым облакам.
Около Магомета тоже рысак. Из рук рвется. Удила грызет. Такому только дай волю. Не конь — ветер. Вот только джигиту смелости не хватает. Что-то жарко стало. Сейчас бы холодного кумыса. Он оглядывается. Вон старуха бурдюк держит. Рафит подходит к ней.
— Апа, кумыс, бар? Мать, кумыс.
Старуха понимающе бурдюк подает. Какой вкусный у нее кумыс! Какой прохладный! Его можно пить не отрываясь. Он смелости прибавил. Вот и Рафит готов к джигитовке. Вскочил на коня. Старый аксакал сигнал подал. Рванулись кони. Ветер в лицо бьет. Где она? Вот! Совсем близко! Эх, конь! Друг мой! Не подведи! Ты посмотри, какая девушка впереди скачет! Догони! Рафит впился в коня. Погоняет быстрее. Скачи, друг! Выручай! Последнее счастье, как последняя надежда! Его нельзя упускать! Вот она! Уже совсем рядом. Оглянулась. Улыбается!
Еще! Ну! Вот
Магомет
— Стой! Шакал! Стой!
Проснувшийся Геннадий угорело с койки вскочил, протирает заспанные глаза. Кто кричал? Что случилось? В темноте ничего не видно. Он включает свет. Дверь закрыта. За домом тишина. Лишь Рафит во сне душит свою подушку. Рвет ее зубами. Пальцы от усилий побелели. Подушка молчит. Она все стерпит.
Геннадий молча выключает свет. Он понял. Все без слов. Вчерашний день, свое прошлое, горе свое, далекого, недосягаемого врага, самого себя душит Рафит. Но задушившие молодость и жизнь, нынче ослабли руки Рафита. Душит памятью, внезапной злостью во сне, вспыхнувшей в старости уцелевшей сухой щепкой. Но подушка бессловесна. Слезы ли, смех ли, все остывает на ней к утру. Геннадий тоже ничего не скажет. Сам когда-то был грешен этим. Но теперь прошло. И у него пройдет. Вздыхает старик, повернувшись спиной, к кровати Рафита. Тот смеется во сне. Победа во сне облегчает жизнь. Это старикам хорошо известно.
Магомет теперь не заглядывался на одиноких баб села, не интересовался слухами. Он как одержимый работал целыми днями, забывал о праздниках и выходных. Костюм, рубашки, пальто были спрятаны в чемодан и закрыты на замок. Лишь сберкнижку всегда при себе носил Рафит. Чтоб не теряя времени положить на нее то, что заработал за день.
Так бы оно и шло. Но однажды… Он глазам не поверил. Вернулся с работы затемно, а в доме Петро. Один. Как раненный зверь места себе не находит. Рафит узнал, что умер Геннадий. Внезапно. Черпал воду из проруби. Заливал бочку. И умер.
Петро его сразу в больницу отвез. Но там сказали, что возвращать мертвых к жизни они не умеют. Да и никто.
Магомет вначале растерялся от этого известия, что-то похожее на жалость к покойнику шевельнулось в его душе. Но потом он нашел и этом и плюс для себя. Некому будет его ругать. Да и кобыла у меня порочнее, больше заработать можно. Или даже сразу на двух лошадях работать. Вдвое больше за день получить можно. И, взглянув на Петра, удивился про себя: «Ну чего переживает, ведь не брат, не родственник умер. Чего так горюет? Подумаешь, все там бумом когда-то, а то— беда! Сосед умер! Ну и что! Меньше забот. Живи сам по себе. Для себя, как хочешь. Без забот и переживаний».
— В морге он сейчас.
— И долго там будет? — спросил Рафит.
— Завтра домой возьмем.
— А зачем?
— Как зачем? Из дома хоронить будем. Он здесь, в этом доме жил. Сегодня я его детям телеграммы дал. Может приедут на похороны.
— А где мы жить будем? Где спать? Мне ведь и отдыхать надо, — не сдержался Магомет.
— Выспишься. Он тебе не помеха. Потерпишь.
— С мертвым?
— А что? Он тебе живой не мешал. Мертвый и тем более, — оборвал Петро.
Магомет сел к окну.
— Я вот о чем хотел с тобою поговорить, — повернулся к нему Петро. Рафит насторожился.
— Скинуться нам с тобою нужно. На похороны Геннадия. Я только позавчера своим отправил. И он тоже. Сам знаешь, вкладов у нас не было. Все детям высылали. Помоги. Я тебе верну. Сам понимаешь, купить кое-что нужно. Костюм, ботинки, гроб. Ну и еще по мелочам. А у меня на кармане только на жизнь осталось.
— Но ведь и я недавно мать хоронил. Тоже ничего за душою нет.
— Я в долг прошу.
— Но нет у меня.
— Нет? Да ты только вчера обронил свою сберкнижку у проруби. Я же тебе ее вернул! Не для себя. Не на пьянку прошу. Тебе же будет стыдно, если я у чужих занимать пойду.
— А вы мне что — родные? Вклад! Ну и что? Нашел чем укорить. Я от себя отрываю. На консервах живу. По копейке собираю. А ты — дай! Не для вас копил. А то понравится умирать за чужой счет. Нашел! Ну и что? С книжки я ни для кого снимать не стану! — кричал Рафит.
Петро смотрел на него молча. Слушал. Потом одеваться стал. Натянув шапку поглубже на голову, к Магомету подошел вплотную:
— Сволочь ты! И посадили тебя не зря. Вот только на свободу таких как ты выпускают напрасно. Но ничего. Погоди. Таких как ты судьба наказывает. И похлеще, чем тюрьма. Не нужно твоих денег. Ни ему, ни мне. Обходились и обойдемся. Но ты, имея их, нищим сдохнешь! Как собака!
Резко повернувшись, он вышел из дома. И ночевать не пришел. Утром, встретившись с Рафитом на конюшне, отвернулся от него, как от незнакомого.
Магомет запрягал свою клячу. Потом взял и лошадь Геннадия. Хотел и ее запрячь. Но Петро, уже отъезжавший от конюшни, вдруг оглянулся. Увидел, вернулся к Рафиту. Взял у него лошадь Геннадия, молча отвел обратно. И сказал зло:
— Другой на ней работать будет. Завтра. Но если попробуешь тронуть кобылу — мозги твои в задницу вобью. Не смей к ней подходить! Дегенерат!
Магомет отступил молча. Поехал на речку на своей кляче. Набрал воды. Выехал на улицу села. Стукнул в дом, куда всегда привозил по утрам воду. Но выглянувший в дверь хозяин вдруг заорал:
— Убирайся отсюда! Не нужна нам твоя вода! — и, щелкнув дверью, ушел.
Магомет удивленно пожал плечами. Поехал к другому дому. Стукнул как всегда в окно. Выглянула хозяйка. Нахмурилась. Вышла не торопясь, как обычно:
— Мы у вас воду брать не будем. Больше не приезжайте к нам.
— Почему? — удивился Рафит.
Но женщина, ничего не ответив, молча ушла.