Вместе с Суртсеем

На страницах перевода было еще много всего, очень много, но большую часть текста я просмотрел бегло и закончил знакомство с ним последним абзацем, который предположительно появился в дневнике незадолго до того, как Джулиан отправился в Лондон.

«[Дата?]… ждать еще шесть [короткий период времени?]… Затем звезды должны занять… правильное положение [прийти в норму?] и если все сложится удачно, то может быть завершен/осуществлен перенос».

Это было все, но и этого оказалось больше, чем достаточно. Упоминание о том, что я «ничего не подозревал» (речь, видимо, шла об ужасах, вызвавших первый приступ помешательства у Джулиана), окончательно убедило меня: брат мой серьезно болен.

Схватив дневник, я выбежал из комнаты, думая лишь об одном: что бы Джулиан ни затеял, его непременно нужно остановить. Новые «интересы» представляли нешуточную угрозу для его душевного здоровья, и кто поручится, что лечение окажется успешным и в следующий раз? Если произойдет рецидив, мой брат может навсегда лишиться рассудка.

Я принялся, как безумный, барабанить в дверь. В следующее мгновение та распахнулась, и я в буквальном смысле влетел в подвал. Влетел… да, из разумного мира в мир безумный, чуждый, кошмарный, не похожий ни на что. Сколько буду жив, никогда не забуду увиденное. На расчищенном участке в центре подвала красным мелом был начертан несомненный символ зла. Мне он попадался в книгах, которые уничтожил Джулиан… Теперь мне известно, что он означает, и всякий раз при мысли о нем я передергиваюсь от омерзения. В стороне от знака я увидел кучку золы – это было все, что осталось от многочисленных рукописей моего брата. На кирпичах, между которыми пылал огонь, лежала металлическая решетка. На стенах я разглядел начертанные зеленым и синим мелом знаки, в которых узнал богомерзкий «Код Нихарго». В воздухе висел тяжелый запах ладана. Вид у подвала был какой-то призрачный, нереальный. Он напоминал живую иллюстрацию к творениям Элифаса Леви – классическое логово чернокнижника. Испуганный этим зрелищем, я повернулся к Джулиану и в последнюю секунду заметил, как взметнулась массивная кочерга, обрушившаяся затем мне на голову. Предпринять я ничего не успел. Не смог, ибо мой брат снял темные очки, и вид его ужасных глаз поверг меня в оцепенение…

Через какое-то время я очнулся – будто выплыл на поверхность темного моря. Сторонясь бесчисленных его обитателей, я вынырнул во внешний мир, где лишь свет умирающего, красно-оранжевого солнца тускло освещал рябь на морской глади.

Когда пульсация в моей несчастной голове слегка унялась, эта рябь обрела резкие очертания, превратившись в узор на ткани моего пиджака. Оранжевый свет при этом никуда не делся! Надежда, что все окажется ночным кошмаром, тут же разбилась вдребезги. Я осторожно поднял голову, и помещение возникло перед моим взглядом с невероятной отчетливостью. Слава Богу, Джулиан стоял спиной ко мне, не показывая лица. Случись мне снова увидеть его жуткие глаза, я наверняка бы снова потерял сознание.

Оранжевый свет исходил от пламени, вырывавшегося сквозь положенную на кирпичи решетку. Там же находилась и кочерга, которой меня оглушили. Она была погружена в самое сердце огня, и ее металлическая часть – до самой деревянной рукоятки – раскалилась чуть ли не добела. Бросив взгляд на часы, я понял, что пробыл без сознания довольно долго – до полуночи оставалось совсем немного. При этом выяснилась и еще одна малоприятная деталь: оказывается, брат привязал меня к какому-то старому креслу. Я напряг мускулы и не без удовольствия отметил, что путы слегка ослабли. Усилием воли я заставил себя не думать о лице Джулиана и его жутких глазах. Когда же он вновь взглянул в мою сторону, мне пришлось собрать воедино последние остатки самообладания.

Его лицо представляло собой белую бесстрастную маску, на которой сияли холодные, недобрые и неописуемо чужие глаза. Клянусь всем святым, они были в два раза больше обычного – выпученные, красные, от злобы чуть не вылетавшие из орбит.

– Ах, вижу, ты вернулся к нам, дорогой брат! Но почему ты так смотришь на меня? Это лицо тебе кажется ужасным? Поверь, мне оно не нравится даже больше, чем тебе.

Кошмарная правда – или то, что я принял за правду, – стала доходить до моего сознания.

– Черные очки! – ахнул я. – Вот почему ты носил их даже ночью. Тебе пугало, что люди могут увидеть твои больные глаза!

– Больные? Боюсь, ты не совсем прав. Да, я был вынужден носить очки, это верно. Но боялся я другого: что глаза выдадут меня, а это вряд ли обрадовало бы тех, кто послал меня сюда. Ибо Ктулху, обитающий в глубинах морей на дальнем краю мира, уже известил Отуума, моего владыку, о своем неудовольствии. Во сне они вели беседу, и Ктулху был разгневан! Мне действительно нужны очки, ибо глаза мои привыкли к мраку океанских глубин! Жизнь на поверхности сначала показалась мне истинной мукой, но постепенно я к ней притерпелся. В любом случае я здесь не задержусь… а уходя, захвачу это тело с собой. – Он с презрением ущипнул себя. – На потеху.

Эта околесица привела меня в ужас. Я умолял брата признать собственное безумие, лепетал что-то о современной медицине, которая сможет вылечить его глаза. Мои слова потонули в мерзком, леденящем кровь хохоте.

– Джулиан! – воскликнул я.

– Джулиан? – переспросил он. – Джулиан Хотри? – Он подошел ко мне, и теперь его жуткое лицо отделяли от моего какие-то сантиметры. – Ты что, слепой? Я – Пеш-Тлен, колдун из Бездны Гелл-Хо на севере! – Он быстро отвернулся, оставив меня в жутком смятении. Я лихорадочно пытался сложить фрагменты кошмарной мозаики. Мифология Ктулху. Отрывки из «Хтаат Аквадинген» и «Плавания святого Брендана». «Они обладают властью над грезами…» Перенос сознания. «Они всплывают даже сейчас… Его глазами, пребывающими в моем теле…» Исполинские боги, ждущие в глубинах морей. «Он пройдет по Земле в моем обличье…» Подводное землетрясение у берегов Гренландии. Бездна Гелл-Хо на севере…

Боже праведный! Неужели такое возможно? Неужели это не выдумки Джулиана, а нечто невероятное, но, увы, реальное? Существо, что стоит передо мной… Неужели он – оно – действительно смотрит на наш мир глазами чудовища, затаившегося на дне океана? И если это так, то неужели моим братом управляет разум этого монстра?

Эти мысли вихрем промчались в моей голове, и меня охватило… нет, не безумие, а скорее неспособность, нежелание принять то, что неприемлемо для любого здравомыслящего человека. Не знаю, как долго это продолжалось, однако из оцепенения меня вывел первый удар далеких часов, возвестивший о наступлении полуночи.

В этот миг мой разум прояснился. Глаза существа, называющего себя Пеш-Тленом, засверкали еще неестественнее, когда он – при условии, конечно, что слово «улыбка» подходит для такой жуткой гримасы – улыбнулся в знак окончательного триумфа. Увидев этот сатанинский оскал, я понял, что сейчас произойдет нечто страшное, и попытался высвободиться. К счастью, веревки еще немного ослабли. Существо между тем отвернулось от меня, чтобы вытащить из огня кочергу. Когда часы пробили в двенадцатый раз, оно вскинуло руки и, делая в воздухе странные пассы кончиком раскаленной кочерги, принялось произносить заклинания, издавая при этом такие мерзкие звуки – писк, вой и хрип, – что я непроизвольно съежился. Не укладывалось в голове, как эти нечеловеческие звуки могли вырываться из горла того, кого еще сегодня утром я называл своим братом. И все же, несмотря на фантастичность происходящего, я отчетливо их слышал. Впрочем, слышал ли? Действительно, когда эта безумная какофония прекратилась, результат заклинания стал виден воочию!

В одном из углов подвала начали сплетаться воедино извивающиеся струйки зеленого дыма. Я не видел, как и когда возник этот дым – словно ниоткуда! Струйки образовали нечто вроде столба, который на глазах уплотнялся и вращался все быстрее и быстрее, пока не обрел некую форму. Где-то в ночи за пределами подвала сверкнула молния, и в небе прогремел гром. Как мне сказали позднее, над городом разразилась невиданной силы гроза, какой не было целый год, но я почти не слышал ни грома, ни шума проливного дождя. Ибо глаза мои были прикованы к фигуре в углу подвала, которая беззвучно вращалась, все набирая скорость.