Страница 29 из 35
— Вообще-то, я к этим делам никаким боком, — прошептал Тайсон, когда мы немного отстали от Джоди и она не могла нас слышать. — Это правда, поверь мне!
— Я тебе верю.
— Я ничего не делал, вообще ничего! Это правда, поверь мне!
— Верю.
— Она мне только сегодня сказала. Да я бы лучше сдох, чем надел эту кепку, если бы мы с Джоди не встречались, это правда, поверь мне!
— Верю.
Судя по всему, Тайсону было труднее убедить себя самого, чем меня.
— Куда они уволокли Алека? — спросил я у Джоди.
— А сам как думаешь?
Оказывается, мы направлялись на Погост. Дряхлый буксир по-прежнему покоился на ржавых козлах у края стены-волнолома. Вслед за своими провожатыми я забрался в брюхо мёртвого судна, где и обнаружил остальных участников драмы. Да не каких-нибудь жалких семь-восемь человек. И даже не десяток. Их было не меньше тридцати, а то и больше — в основном ребята из младших классов, среди которых затесалась парочка-другая учащихся старшей школы. И все до единого с гордостью носили свои мерзкие кепки. Час был поздний, и странноватый перевёрнутый «чердак» трюма освещался дюжиной карманных фонариков. В их лучах, направленных под самыми разными углами, на лица ложились причудливые тени, отчего все собравшиеся смахивали на чудовищ Франкенштейна.
Завидев меня, все кинулись навстречу. Раздались возгласы:
— Привет, Джаред! Вот здорово, что ты тоже здесь!
И так далее. Они вскинули растопыренные ладони, ожидая, что я хлопну по ним; и когда я этого не сделал, принялись трепать меня по плечам и спине. Я прошёл в нос судна, к их предводителю. Им оказался Бретт Уотли.
— Я знал, что рано или поздно ты присоединишься к нам, — проговорил он. Бретт стоял лицом к остальной толпе, напыщенно скрестив на груди руки и упёршись ногами в сходящиеся под острым углом борта. Лосяра Сан-Джорджио тоже был здесь — его массивная фигура таилась в полумраке. Как всегда, его присутствие усиливало горький привкус этой сцены. За спиной Бретта возвышался вертикальный столб, поддерживающий верхнюю палубу. К столбу был привязан Алек, вернее, то, что от него осталось.
Не знаю, что они с ним сотворили, но управились они быстро. Одежда Алека была покрыта слоем грязи — точнее, я надеялся, что это грязь. Лицо распухло, многочисленные ссадины сочились кровью.
Я повернулся к Лосяре:
— Вы же подрядились к нему в телохранители!
Лосяра шевельнул бровями:
— А мы были двойными агентами.
— Моя идея, — похвалился Бретт.
У меня в голове по-прежнему грохал барабан, в ушах жужжали пчёлы. Всё, чего мне хотелось — это забиться в уголок, свернуться клубочком, и пусть всё катится куда подальше, но... Вид избитого в мочало Алека отрезвил меня и вернул ясность мышлению.
— А почему вы уверены, что Алек не расскажет всем, кто его так отделал?
— Не расскажет, — ответила Джоди, — потому что знает — если наябедничает, ему же хуже будет.
— Ага! — поддакнул Бретт. — Алек выплатил свой долг обществу. И теперь если он не будет цепляться к нам, мы не станем цепляться к нему.
Что-то мне в это с трудом верилось.
— Как видишь, твоё создание переросло своего создателя, Джаред, — выспренне промолвил Бретт.
— И бороться с ним не имеет смысла, — добавила Джоди, занимая своё место подле Бретта. Значит, теперь запевает этот дуэт, как когда-то мы с Шерил. Но в то время как мной и Шерил двигала обида, этой парочкой движет ненависть. Её можно было почувствовать — она окутывала их, словно аура. От неё исходило зловоние, столь же сильное, как от скунса.
— Алек думал, что это ты над ним издеваешься! — гоготнул Бретт. — Тупица ни фига не догонял!
— Это были мои волосы в стакане с содовой, — сказал Джексон Бельмонт.
— А подложил их туда я! — похвастался Дж. Дж. Уэлш, подрабатывавший в ярмарочном кафе.
— Я дала ребятам скунса, — сказала Джоди.
— А мы подкинули его в фургон, — подхватили близнецы Рэнгли.
— Здорово я придумала с «Лунным клеем», правда? — сказала Анджела Уиндхэм.
— А у меня после болезни оставался пенициллин... — проговорила Венди Горман.
Я не успевал крутить головой. Все, все они были замешаны в издевательствах над Алеком! И все как один гордились этим.
— Мы — твой последний и самый мощный бастион в борьбе против вселенского зла! — злорадно оскалился Бретт.
Я покачал головой.
— Томми Ли Джонс, «Люди в чёрном». Бретт, у тебя по-прежнему не хватает ума придумать что-нибудь своё.
Тот лишь плечами пожал.
— Если так и будешь взращивать в себе ненависть, — сказал я, — смотри, как бы она не вцепилась в твой собственный зад.
Бретта не проняло.
— Наша ненависть — справедливая ненависть! — выпалил он.
Справедливая ненависть? Ну и ну.
— Оксюморон, — сказал я.
Вот теперь он среагировал.
— Как ты меня назвал?!
Джоди успела удержать его прежде, чем он накинулся на меня.
— Оксюморон — это когда два понятия вместе противоречат друг другу. Как, например, «умный дурак».
Я сам думал об этом не далее, как позавчера. Ненависть гнала это стадо вовсю-баранов прямиком к обрыву. Проветрить бы им мозги, но чем и как?
Я повернулся к Тайсону:
— И как тебе всё это? Нормально?
Если бы его плечи сейчас поникли ещё хоть немного, они улеглись бы на пол.
— Не... не то чтобы... — промямлил он.
Понимаю — я должен бы разозлиться на него, но не разозлился. Я ведь знал, кто он, через что прошёл. Он проделал путь от никому не нужного изгоя до человека, с которым считаются. Даже встречается теперь с девушкой своей мечты. Сегодня его попросили продать душу, тем самым сохранив свой новый жизненный статус. Я понимал — Тайсон разрывается на части. И всё же — я заметил это — он снял с головы шапку с надписью «ТК».
Я взглянул на Алека. Он, конечно, слышал наш разговор. Даже несмотря на то, что его подбитые глаза превратились в узкие щёлки, он внимательно наблюдал за всем происходящим. Правда, когда я приблизился к нему, он отвёл взгляд в сторону, не в силах смотреть мне в лицо. Я прекрасно понимал, какие чувства сейчас владеют им: стыд передо мной и ненависть к остальным. У него не только физиономия сейчас истерзана, но и душа, потому что он побывал за чертой. Он пытался убить человека, и память об этом не даст ему покоя до конца его дней.
Я приблизился к пленнику. Во мне бушевали противоречивые эмоции: отвращение, жалость, гнев — но над всем царило одно, самое искреннее чувство, и я понимал, что Алеку очень важно о нём услышать.
— Я прощаю тебя, — сказал я. Он отвернулся, но я схватил его за подбородок и заставил смотреть себе в глаза. — Слушай меня, паршивый ты сукин сын! Я понимаю, почему ты так со мной поступил. Я прощаю тебя. — И убрал руку, но на этот раз он не отвернулся, а продолжал смотреть мне в глаза.
— Я очень сожалею, — еле слышно пробормотал он.
Я кивнул:
— Извинение принято, — затем развернулся к Бретту и громко, чтобы услышали все, сказал: — Всё кончено.
— Как бы не так! — ощерился Бретт. Он сейчас был в своей стихии, власть ударила ему в голову — как раз туда, где у него вместо мозга помещался кусок колбасного фарша.
— В этом городе до черта подонков, которых необходимо научить уму-разуму, — поддержала Джоди.
— Мы тут и списки составили, — прогудел Лосяра.
— Во, точно! — сказал Бретт. — Целую кучу списков. И каждый, кто в них значится, получит своё по полной программе!
Из-за моей спины послышался голос шахматистки:
— Джаред, мы делаем доброе дело. Скоро сам убедишься.
— Угу, — сказал Томми Николс. — Пусть они теперь дважды подумают, прежде чем сделать что-то, что нам не понравится!
— Да кто вы такие, чтобы судить других? — возмутился я. — Кто дал вам право выносить приговоры?!
— Ты дал, Джаред, — ответила Джоди. — Это ведь полностью была твоя идея, забыл? Вот почему мы разгромили дом Грина — в отместку за тебя. Вот почему спасли тебя от Алека. И вот почему мы привели тебя сюда.