Страница 70 из 94
Во время каждого из эпизодов этой комедии, изобилующей бурлескными ситуациями, англо-бургундские отношения переживали новое охлаждение, которым только ловкость регента не позволила вылиться в открытый разрыв. В 1423 г., чтобы компенсировать пагубные последствия брака Глостера, Бедфорд попросил руки Анны Бургундской и закрыл глаза на то, что его бургундские и бретонские союзники всерьез подумывали о переговорах с дофином; в 1424 г., сглаживая дурное впечатление от высадки Глостера, тот же Бедфорд, желая удержать шурина от мести, передал ему в дар графства Макон и Оксер, изъяв их из французского королевского домена; наконец, в 1427 г. он предотвратил новое сближение сторонников дофина и бургундцев, торжественно обязавшись не оказывать более помощи, прямой или косвенной, Якобе Баварской. Но хоть согласие между англичанами и бургундцами каждый раз в самый последний момент спасали, оно оставалось неустойчивым. В конце 1424 г. даже прошел слух, будто английское окружение Бедфорда разработало план убийства Филиппа Доброго.
Так герцог Бургундский постепенно отдалял от Ланкастеров. Одновременно сближения с ним со своей стороны искали Карл VII, избавляясь от опеки последних арманьяков. Точнее — потому что приписать в то время буржскому королю какую-либо политику значило бы оказать ему слишком много чести — Иоланда Арагонская сумела навязать последнему план, по преимуществу анжуйский, примирения с бургундским недругом. И тревоги, и планы королевы Сицилии объясняются превратностями войны. В 1423 г. Карл с переменным успехом несколько раз посылал свои ватаги на бургундские домены. 30 июля под Краваном, в Морване, англо-бургундские союзники остановили армию сторонников дофина, пытавшуюся пробиться на Шампань, но в Маконне приверженцы Карла VII под командованием Эмбера де Гроле взяли некое подобие реванша. В конце года герцогу Бургундскому с трудом удалось стабилизировать свой фронт по линии Луары, послав Перрине Грессара в Ла-Шарите. Против англичан буржский король действовал в целом еще менее успешно. Тем не менее в начале 1424 г. населению его королевства пришлось очень напрячься, чтобы он мог набрать и оплатить шотландских наемников коннетабля Бьюкена и тех, что прислал из Ломбардии Филиппо Мариа Висконти. 17 августа при Вернее эта крупная армия столкнулась с меньшими силами Солсбери; так же, как при Пуатье и Азенкуре, менее многочисленные воины противника укрылись за ограждениями из кольев, в дело вступили лучники и истребили неприятельских рыцарей, атаки которых захлебывались, не достигая цели. Теперь, избавившись от единственной приличной армии, какой располагал Карл VII, Бедфорд мог вернуться к своим завоевательным планам, все тем же: очистка Иль-де-Франса и Шампани, где снова появились партизанские отряды, покорение Перша и Мена силами Солсбери и Фастольфа, а конечная цель — Анжер, который регент мечтал сделать своим апанажем. Правда, перенося военные действия на эти территории, удаленные от центра, Ланкастеры рисковали сильнее озлобить Анжуйцев, в первую очередь Иоланду Арагонскую.
Энергичная королева направила основные усилия своей дипломатии на спасение Мена и Анжу. Цель ее проста, хотя масштаб прожектов может вызвать изумление. Она хотела перетянуть Бретань на сторону Валуа, обезопасив с запада анжуйские домены, над которыми нависла угроза, и добиться если не примирения, то хотя бы перемирия с Бургундским государством, чтобы все силы Буржского королевства можно было мобилизовать для сопротивления англичанам. Символом и инструментом этой политики станет человек, которого она намерена поставить рядом с зятем. Ришмон, брат герцога Бретонского и зять герцога Бургундского, прекрасно проявив себя на поле Азенкура, впоследствии служил Генриху V. Но Бедфорд, поручая ему лишь какие-то малопонятные дела, восстановил его против себя. А Артур де Ришмон желал играть только роль вершителя судеб, для которой рожден.
Этот план, который королева Сицилии пыталась осуществить прихотливыми путями дипломатии, потребовал для реализации не один год, а тем временем не удалось помешать противнику захватить Мен и выйти к границам Вандомской и Орлеанской областей. Но сторонники дофина и бургундцы не стали долго медлить, чтобы возобновить плодотворные контакты путем переговоров. В январе 1423 г., через тридцать месяцев после договора в Труа, герцог Савойский Амедей VIII сумел устроить под своей эгидой встречу советников Филиппа Доброго с приближенными Карла VII. Итоги этой встречи позволили лишь констатировать высокомерие бургундцев, представленных Никола Роленом: в обмен на «прощение», которое их господин мог дать королю Франции за убийство в Монтеро, они выдвинули непомерные требования. Но лед тронулся. В мае 1424 г. в Нанте Бретань, Савойя и Сицилия договорились о возможных условиях примирения. В сентябре в Шамбери герцог Савойскии добился заключения перемирия, которое будет много раз продлеваться и просуществует не менее пяти лет. В дипломатических грамотах, подтверждающих заключение перемирия, Филипп Добрый впервые признал за Карлом VII титул короля Франции. В ноябре герцог Бургундский принял в Маконе не только своего зятя Ришмона, но и делегацию сторонников дофина во главе с Карлом де Бурбоном, старшим сыном герцога Иоанна I, — сначала приняв сторону бургундцев, после Монтеро тот перешел к дофину и теперь готовился жениться на еще одной сестре Филиппа. Следствием всех этих контактов должна была стать как минимум смена политических кадров при буржском дворе. И в самом деле, Савойя и Бретань договорились держать молодого Карла VII, рядом с которым уже не было никого из близких — кто умер, кто в плену, — под негласной опекой. В марте Ришмон стал коннетаблем и поселился в Бурже, где его приняли королева Иоланда и канцлер Мартен Гуж, епископ Клермонский. Непримиримые враги бургундцев, банда арманьяков, уцелевших после Монтеро, в последнем усилии увезли молодого короля в Пуатье и начали нечто вроде гражданской войны с коннетаблем-бретонцем. Но за зятем отправилась королева Иоланда. И с июля 1425 г. закоренелые арманьяки, все эти луве и танги дю шатели, один за другим лишились власти.
Франко-бургундское сближение, так ярко наметившееся в 1425 г., тем не менее принесло своим инициаторам только разочарования, точно так же как с англо-бургундским союзом у Бедфорда были в первую очередь неприятности. Ведь политика Филиппа Доброго состояла в том, чтобы поддерживать равновесие сторон, никогда не брать на себя позитивных обязательств по отношению ни к кому из партнеров и копить силы к тому дню, когда он наконец станет господином и опекуном объединенной монархии. Пока что «великий герцог Запада» был озабочен тем, чтобы с помощью оружия подавить мятежников в Голландии. Объединиться в этот момент с Карлом VII значило бы подтолкнуть Бедфорда поддержать авантюриста Глостера; но, с другой стороны, нежелательно, чтобы регент был уверен в безопасности своих ле-манских границ — отсюда сохранение перемирия с буржским королем. Его партнеров по переговорам такая изощренная дипломатия не устраивала. Ришмон, который, добившись опалы последних арманьяков, доказал свою преданность делу бургундцев, не смог дать Карлу VII обещанной компенсации. И звезда коннетабля быстро закатилась. Вернувшись из Англии в начале 1427 г., Бедфорд использовал неопределенность положения, чтобы вернуть силой оружия те преимущества, которых его лишили дипломаты: его войска создали угрозу для Анжу и всей области средней Луары. И тогда же Иоанн Бретонский, наскучив слишком долго оставаться в одном лагере, возвратился к союзу с англичанами, как раз когда банды Солсбери угрожали границам его герцогства. В конце концов положение его брата в Бурже становилось шатким. Его уже готовился оттеснить от власти новый фаворит, чье возвышение подготовил он сам, — Жорж де ла Тремуйль, образчик беззастенчивого интригана, протеже поочередно Иоанна Бесстрашного и Людовика Гиенского, попавший в плен при Азенкуре, освобожденный благодаря герцогу Бургундскому, лишенный своим покровителем графства Булонь, на которое мог претендовать от имени жены, и наконец принятый при буржском дворе, где он пытался избавляться от соперников с помощью интриг и убийств. Получив должность обер-камергера, он приобрел абсолютную власть над Карлом VII, которая продлится шесть лет и которую уничтожат лишь клинки убийц.