Страница 47 из 58
Да, текст пана Тадеуша я подписала, стеная в глубине души и постаравшись снять хотя бы самые большие несообразности. Он безнадежно перепутал людей, годы и место действия, оговорив не только меня, но и сотрудников с моей бывшей работы, приписав мне взрывы интеллекта, хотя вряд ли можно даже подобие интеллекта обнаружить у той бабы, что предстает из его книги. Пан Тадеуш на собственном опыте не испытал, что за жизнь была в ПНР в далекие теперь годы. Тогда он был слишком мал и мало что понимал. В результате, собрав обрывки моих воспоминаний, он соединил их воедино, насадил на собственное представление о тогдашней жизни и получил нечто, напоминающее знаменитый роман Оруэлла, над которым изрядно потрудились очернители той эпохи.
Если бы пан Тадеуш все чуждые и непонятные ему по причине возраста глупости писал от себя — пожалуйста, я бы слова не сказала. Но ведь из текста следует, что это я все наговорила! Да никогда в жизни! То, как он описывает жизнь в сороковые и пятидесятые годы, не имеет ничего общего с реальностью, все было по-другому. Я рассказывала о них с ностальгией, со слезами, старалась передать атмосферу того времени. И НЕ МОГЛА я ее так передать, как в книге пана Тадеуша!
Кстати, не мешало бы пану Тадеушу прочесть огромный роман Тырманда «Злой»[4] о Варшаве тех времен, а не мою «Автобиографию».
Никогда я не кичилась своим якобы благородным происхождением, не было такого. Была начитанна — да, образованна — да, умела и любила работать. Но после войны многое из этого стало доступным всем, так по какому же праву я стала бы против этого протестовать?
Не получилось у автора что-то с его интервью, напутано столько… Я согласна, пусть меня изображают кретинкой, сама знаю, что глупа была страшно, причем не один год, недостатков у меня прорва. Но в таком разе зачем приписывать мне посторонние глупости и недостатки, если и своих всегда хватало?
Не мог отец моих детей в возрасте четырех лет слопать на своем дне рождения пушечный торт, пан Тадеуш то ли не расслышал, то ли перепутал, торт был пуншевый. Считаю долгом упомянуть об этой ошибке, а то из-за этого человека мне не дадут покоя читатели, допытываясь, что это за диковинка и не могу ли я поделиться с ними рецептом великолепного торта.
Хотела спокойно, по-деловому разобрать все ошибки «писателя», высказать все свои претензии, но чувствую, как завожусь, вот уже растеряла все спокойствие, а до конца еще далеко.
Упоминая о том, что я не могла понять смысла лекций профессора Понижа, пан Тадеуш не считает нужным назвать их тему, а ведь профессор оперировал исключительно интегралами. Поднапрягшись, я могу понять многое, но только не интегралы, увы.
Полностью перевраны названия инструментов, которыми мы пользовались в архитектурной мастерской, лучше бы пан Тадеуш совсем их не называл, так он ведь еще мне в уста вложил такое!!! Один только пример: вместо перьев, которыми мы пользовались при черчении тушью (и называли их «скалювки» от слова skala — шкала, масштаб), он поминает «сталювку», чернильную ручку со стальным пером.
Незнание реалий времен Народной Польши приводит к абсурдным утверждениям. Опять же моими устами он путает и смешивает разные учреждения той поры, известные всем моим ровесникам, вроде PKO (так назывались сберкассы) и появившиеся намного позже PEWEX, в котором я будто бы раздобывала талоны на машинное масло. Чушь собачья!
Читаю эту часть якобы моих воспоминаний — и дурно мне делается. Не говорила я такого! И сама себе уже кажусь склеротической идиоткой, которая раннюю молодость прожила в Австралии и теперь очень неудачно строит из себя много пережившую варшавянку.
Сама виновата. На кой черт согласилась я издать такое безобразие в форме интервью?
Автор оного без конца путается в содержании моих книг. Утешает лишь факт, что я оказалась в хорошей компании, так как он умудрился приписать нашему классику том «Восставшие из мертвых», в то время как Крашевским написана книга «Братья восставших из мертвых». Но пусть уж в гробу Крашевский переворачивается без меня.
Перепутал автор интервью и мои тогдашние поездки за границу, в Канаду и на Кубу, перепутал и тогдашних знакомых, друзей-приятелей, нещадно переврал их имена и фамилии, так что теперь и не знаю, как перед ними оправдаться. Моей подругой и в студенческие годы, и потом на работе была Ханка Добжаньска, а подруга-судьиха — Аня Добжиньская. Перед Аней я уже извинилась лично, теперь делаю это письменно, а Хане, полагаю, все равно, она уже давно умерла. На биржу в Сломчине я ездила, когда работала над «Убийственным меню», а не над «Невезухой».
Раздражает, когда пан Тадеуш по-своему переиначивает датские названия, мы это делали по-другому, на свой лад ополячивая иностранные слова, а он это делает по-своему. Я не согласна говорить чужими словами и в несвойственной мне манере!
Но особенно трудно стерпеть, когда тебе приписывают высказывания с грамматическими ошибками. Тут уж никакая выдержка не поможет, я просто взрываюсь. У пана Тадеуша я изъясняюсь чудовищными сочетаниями вроде «двоими ногами» и «два катастрофа».
В общем, к черту деликатность. Помру, так еще из гроба высуну голову, с того света взывая уважать грамматику, на которой зиждется все богатство польского языка!
Все могу я простить пану Тадеушу, но только не «два катастрофа», якобы разверзшие мои уста.
Вот так же хочется скрежетать зубами и биться в бессильной ярости, когда известные афоризмы или изречения искажаются до неузнаваемости. Уж не знаю, кто и когда их исказил, но как только услышу — делается плохо. И странно, что до сих пор никто почему-то не обратил внимания на это явление.
Первый случай: «Нельзя дважды ступить в одну и ту же реку».
Ерунда, почему это нельзя? Да захочу, хоть сто раз войду в Вислу или Одер, в Сену или любую другую реку. И пять тысяч раз можно ступить, если кто пожелает. Не в этом смысл изречения. Нельзя войти дважды в тот самый поток воды!
Влезает такой любитель в Вислу, все под тем же кустиком, и Висла все та же, но ВОДА в ней другая. Той, прежней воды он уже не застанет, даже если бы это была не река, а пруд со стоячей водой. И в пруду вода то и дело меняется, хотя сам пруд остается на месте. Прежней воды в нем нет, хоть ты лопни. Нельзя ступить в ту же воду!
И второй случай: «Смеется тот, кто смеется последним».
На редкость дурацкое высказывание. А все предыдущие, что же, не в счет? Они не смеялись? Смеялись, ржали так, что стены тряслись! И что, на них плевать? А почему?
Пословица звучит так: «Хорошо смеется тот, кто смеется последним». И в этом ее смысл.
Дураки хохочут, заливаются, а один молчит, выжидает. Он-то прекрасно знает, чем дело кончится.
И почему же именно мне, несчастной, приходится поправлять искажения, а где наши Великие Языковеды, ведь это их прямая обязанность? Нет, они заняты делом: каждые три месяца меняют правила пунктуации. Да, им не до того…
Я смертельно боюсь одного: а вдруг люди, прочитав творение пана Тадеуша, поверят, что я именно такова, как он меня изобразил?
Ведь вроде бы пан Тадеуш не слишком и наврал, может, и вовсе не наврал, но, выковыривая из меня правду, несколько ее переиначил. Капельку убрал, капельку (такую бо-о-ольшую капельку) добавил, все облек в собственную форму, чуждую мне, выводы сделал, исходя из собственных умозаключений. Ведь если я, скажем, о чем-то очень определенно выразилась и на этом остановилась, то он, следуя собственной логике, продолжит мое высказывание, сделает вперед еще пару шагов и доведет мои слова до абсурда.
А мне логика чужда, я не последовательна, и такая уж я и в жизни, и в высказываниях. Ему ли этого не знать? Нет, такого ни одному мужчине не понять, даже если этот мужчина — прирожденный обожатель женщин.
Сделаю исключение и процитирую пана Тадеуша, иначе лопну от ярости. «Я мечтала, чтобы мои дети унаследовали и от отца что-нибудь значительное». Слово в слово из его книги.
4
Леопольд Тырманд — польский писатель, автор нашумевшего в свое время криминального романа «Злой», в котором герой борется с преступностью в послевоенной Польше.