Разоблачение

– Мистера Кана нет, мистер Сандерс, – удивленно ответила секретарша.

– А когда он будет?

– Его нет, мистер Сандерс, и я не знаю, когда он вернется.

– Понятно. – Сандерс нахмурился. Это было странно. Как мог Артур оставить завод без присмотра, пока болеет Мохаммед Джафар?

– Может быть, что-нибудь ему передать? – спросила секретарша.

– Нет, спасибо.

Положив трубку, он спустился на третий этаж и, подойдя к дверям, ведущим в Отдел программирования, сунул в щель замка свою магнитную карточку-пропуск. Карточка тут же вылетела обратно, а в окошке индикатора появился ряд нулей. До Сандерса не сразу дошло, что его пропуск по-прежнему аннулирован, но он вспомнил о чужой карточке, найденной им в коридоре, и, достав ее из кармана, сунул в щель. Двери отворились, и Сандерс вошел внутрь.

Отдел оказался пуст, хотя программисты всегда имели весьма своеобразное представление о рабочем времени, и обычно даже в полночь здесь можно было кого-нибудь застать. Сандерс прямиком направился в комнату диагностирования, где должны были находиться присланные дисководы. Здесь стояли длинные ряды невысоких столов, окруженных электронным оборудованием и демонстрационными досками. Покрытые белыми покрывалами дисководы были расставлены по столам. Яркие лампы сейчас были притушены.

Откуда-то из смежной комнаты доносились звуки рок-н-ролла. Сандерс пошел на шум и обнаружил юного программиста лет двадцати, что-то считавшего на компьютере. Рядом с ним орал транзистор.

– А где все? – поинтересовался Сандерс.

Программист поднял глаза.

– Сегодня третья среда месяца.

– Ну и что?

– По третьим средам проходят собрания АПП.

– Ах, да… Ассоциация Поддержки Программистов, или АПП, была организована в Сиэтле по инициативе компании «Майкрософт» несколько лет назад и была отчасти социальным, отчасти коммерческим обществом.

– Вы не знаете, Диагностическая группа что-нибудь обнаружила? – спросил Сандерс.

– Не знаю, – программист отрицательно покачал головой. – Я только что пришел.

– Сандерс вернулся в диагностическую комнату и, включив свет, осторожно убрал белые покрывала с дисководов. На столах стояли только три разобранных аппарата; их потроха, разложенные под сильными увеличительными стеклами, были подсоединены к электронным приборам. Остальные семь дисководов, даже не вынутые из пластиковых пакетов, лежали в сторонке.

Сандерс взглянул на демонстрационные доски: одна была исписана уравнениями и торопливо нацарапанными данными; на другой была начерчена таблица дефектов:

A. Контр, несовм.?

ВЛСИ?

пит.?

Б. Дисфункц. оптики? регул, напр.? приб.? сервоприв.?

B. Лазер Р/О (а, б, в)

Г. Совокупн, мех.???

Д. Домовые?

Сандерсу все это мало что говорило. Он снова обратился к столам и всмотрелся в оборудование для тестирования. Оно было вполне стандартным, если не считать набора хирургических игл большого сечения и нескольких белых круглых сеточек, по форме напоминавших фотофильтры. Здесь же валялись снимки дисководов на разных стадиях разборки – группа протоколировала свою работу. Три снимка лежали отдельно, как будто представляли особое значение. Но Сандерс не смог понять почему. На всех трех фотографиях были изображены микросхемы, припаянные к зеленой плате.

Он вгляделся в дисководы, стараясь ничего не сдвинуть. Затем внимательно осмотрел аппараты, сложенные в стороне. И только теперь он заметил в герметичной пластиковой упаковке всех четырех оставшихся дисководов аккуратные проколы, сделанные иглами.

Тут же валялись шприц и раскрытый блокнот, на листке которого была выписана колонка чисел:

И внизу кто-то приписал: «Это же так просто, как два пальца!..» Но Сандерсу ничего еще не было ясно, и он решил позвонить попозже Дону Черри, чтобы тот все объяснил толком. А сейчас он ограничился тем, что взял один из четырех неразобранных дисководов для завтрашней презентации.

Демонстрационные планшеты хлопали его по ногам, когда он вышел из диагностической комнаты, нагруженный материалами, и потащился вниз, на первый этаж» чтобы убрать свой багаж в специальный шкаф, который выступавшие в конференц-зале использовали для хранения своих аудиовизуальных материалов.

Выйдя в вестибюль, Сандерс прошел мимо стойки, за которой сейчас дежурил чернокожий охранник, следящий по телевизору за бейсбольным матчем и приветственна кивнувший Сандерсу. Потом свернул в коридор, ведущий в глубь здания, и пошел, неслышно ступая по мягкой ковровой дорожке. Коридор был темен, но из двери конференц-зала пробивался свет, который Сандерс увидел, еще не свернув за угол.

Подойдя поближе, он разобрал голос Мередит Джонсон, говорившей:

И что тогда?

Мужской голос, ответивший что-то, был неразборчив.

Сандерс остановился как вкопанный.

Стоя в темном коридоре, он прислушался. С того места, где он стоял, видеть он ничего не мог.

После короткого молчания Мередит снова спросила:

– Ладно, а будет Марк говорить о конструкции?

– Да, он все расскажет, – ответил мужской голос.

– Хорошо, – сказала Джонсон. – А как насчет…

Остального Сандерс не разобрал. Ступая на цыпочках, он прошел вперед и осторожно выглянул из-за угла: он по-прежнему не мог заглянуть в конференц-зал, но зато видел на полированной поверхности хромированной абстрактной скульптуры, имеющей формы пропеллера, искаженное отражение Мередит, шагающей по залу. Мужской голос принадлежал Блэкберну, стоявшему рядом.

– А что, если Сандерс не заговорит об этом? – спросила Джонсон.

– Заговорит, – заверил ее Блэкберн.

– А ты уверен, что он не… что… – Дальше снова неразборчиво.

– Нет, он… никакого представления.

Сандерс задержал дыхание. Мередит вышагивала по залу, ее изображение кривлялось и прыгало на изогнутой поверхности скульптуры.

– Значит, когда он это скажет… Я скажу, что это… что… ты имеешь в виду?

– Именно так, – подтвердил Блэкберн.

– А если он?..

Блэкберн положил руку ей на плечо.

– Да, тебе придется…

– …так… от меня потребуется…

Блэкберн успокаивающе что-то ответил, но так негромко, что Сандерс не расслышал почти ничего, кроме последних слов:

– …должно его прикончить.

– …можно… – Это говорит Мередит, и опять непонятно.

– …Не волнуйся… рассчитываем на тебя…

Тут раздался зуммер телефона. Оба потянулись к своим карманам. Мередит ответила на звонок, и они пошли к выходу из зала, прямо на Сандерса.

В панике тот завертел головой и увидел рядом дверь, ведущую в мужской туалет. Он только успел проскользнуть в нее, как Джонсон и Блэкберн прошли мимо его укрытия.

– Не надо беспокоиться, Мередит, – говорил Блэкберн. – Все будет прекрасно.

– А я и не беспокоюсь, – отвечала та.

– Все должно выглядеть гладко и беспристрастно, – объяснял адвокат. – Не надо озлобляться. В конце концов, на нашей стороне будут факты – он явно некомпетентен.

– А он не может проникнуть в базу данных? – спросила Мередит. – Нет. Он лишен допуска в систему.

– А вдруг он попробует каким-нибудь образом влезет в систему «Конли-Уайт»?

– Ты что, шутишь, Мередит? – засмеялся Блэкберн. Голоса стихали по мере того, как собеседники уходили все дальше и дальше. Наконец Сандерс услышал отдаленный щелчок замка закрывающейся двери и осторожно вышел в коридор.

Было пусто. Сандерс посмотрел на дверь в конце коридора. Его собственный телефон запищал так внезапно, что он от неожиданности вздрогнул.

– Сандерс слушает, – сказал он в трубку.

– Послушайте, – послышался в трубке голос Фернандес. – Я послала проект вашего контракта Блэкберну, но он вернул мне его с парой замечаний, которые мне не очень нравятся. Думаю, что нам лучше встретиться вместе их обсудить.