Кровопролития на Юге

Вскоре эти наставления воплотились в жизнь, и исполнились обетования пророка Иоиля: «…и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; старцам вашим будут снится сны, и юноши ваши будут видеть видения… И покажу знамения… И… всякий, кто призовет имя Господне, спасется»[9].

В самом деле, начиная с 1696 года пошли разговоры, будто появились некие люди, и у людей этих бывают видения, во время которых, куда бы они ни глядели — на небо или на землю, везде им предстает отверстое небо, и будто бы им известно, что происходит в самых отдаленных местах. Покуда они охвачены экстазом, их можно колоть хоть булавкой, хоть мечом — они ничего не чувствуют, когда же это экстатическое состояние у них проходит, расспрашивать о нем бесполезно: они ничего не помнят.

Первой объявившейся пророчицей была женщина из Виваре, о которой никто не знал, кто она и откуда; она ходила по горам из селения в селение, плакала не слезами, а кровью, но г-н де Бавиль, интендант Лангедока, велел схватить ее и препроводить в Монпелье; там она была приговорена к сожжению, и ее кровавые слезы осушило пламя костра.

Вслед за ней поднялся другой фанатик (так называли народных пророков); родом он был из Мазийона, звали его Лакуат, и было ему двадцать лет. Дар пророчества снизошел на него странным образом. Вот что о нем рассказывали: однажды, возвращаясь из Лангедока, где работал сборщиком шелковичных червей, он у склона горы Сен-Жан наткнулся на незнакомца, который лежал на земле и дрожал всем телом; охваченный жалостью Лакуат остановился над ним и осведомился о причине его страданий; незнакомец же ему ответил: «Опуститесь на колени, сын мой, и выслушайте меня, прошу вас: я расскажу вам не о своей хвори, но поведаю средство, как вам спастись самому и спасти ваших братьев; средство это есть откровение Святого Духа; оно было мне ниспослано, и милостью Божьей я готов вам его передать; приблизьтесь и примите его от меня с поцелуем моих уст». С этими словами незнакомец поцеловал юношу в губы, пожал ему правую руку и исчез, оставив его в одиночестве и также дрожащего, потому что Святой Дух вошел в него, и с того дня, ощутив в себе вдохновение, юноша начал проповедовать.

Третья фанатичка пророчествовала в приходах Сент-Андеоль, Клергемон и Сен-Фразаль-де-Ванталон, однако, главным образом, она нападала на новообращенных; говоря о евхаристии, она убеждала их, что облатка, которую они глотают, столь же ядовита, как голова василиска, что они преклонили колена перед Ваалом и что любой кары на свете будет для них недостаточно. Ее пророчества внушали такой глубокий ужас, что по собственному признанию преподобного отца Луврелейля, сие усилие сатаны опустошило церкви на праздник Пасхи, так что причастие от кюре приняло вдвое меньше народу, чем год назад.

Подобные бесчинства, распространявшиеся с каждым днем все шире, пробудили религиозное рвение мессира Франсуа де Ланглада де Дюшела, приора Лаваля, инспектора миссий в Жеводане и архиепископа Севеннского; он решился покинуть свою резиденцию в Манде, посетить самые развращенные приходы и побороть ересь всеми способами, кой были ему предоставлены Богом и королем.

Аббат Дюшела был младшим отпрыском знатного рода де Лангладов и, по несчастному обстоятельству своего рождения, вопреки обуревавшему его воинственному духу, был принужден уступить брату эполеты и шпагу, а сам остался при отложном воротничке и сутане; и вот, едва выйдя из семинарии, он со всей страстью, свойственной его темпераменту, ринулся в ряды воинствующей церкви, потому что по пылкому своему характеру жаждал подвергаться опасностям, бороться с врагами, навязывать другим свою веру, а поскольку в ту пору Франция еще пребывала в покое, он обратил взоры к Индии и отплыл туда, одушевленный неистовой решимостью, присущей мученикам.

Молодой миссионер прибыл в Ост-Индию при обстоятельствах, необычайно соответствовавших тем возвышенным надеждам, какие он питал: кое-кто из его предшественников проявил чрезмерное религиозное рвение, и король Сиама[10], предав нескольких проповедников мучительной смерти под пытками, запретил миссионерам доступ в его пределы: этот запрет, судя по всему, лишь подхлестнул апостольский пыл аббата; он обманул бдительность солдат и, вопреки строжайшим запретам короля, принялся проповедовать идолопоклонникам католицизм, причем очень многих обратил в свою веру.

Однажды в деревушке, где он прожил три месяца и жители которой почти все отказались от ложной веры, его схватили соглядатаи; когда его привели к губернатору Бангкока, доблестный поборник Христа, вместо того чтобы отступиться от своей религии, стал славить святое имя Божие и был предан на пытку в руки палачей; аббат со смирением претерпел все, что только может вынести плоть человеческая, и гнев истязателей истощился прежде, чем терпение истязуемого: он потерял сознание, когда руки его были изувечены, грудь изборождена ранами, а ноги почти совсем изуродованы цепями; тогда его сочли мертвым и за запястье повесили на дереве; но некий пария снял его оттуда, а поскольку о его мученичестве уже прошел слух, посланник Людовика XIV во всеуслышание потребовал правосудия; поэтому король Сиама, весьма обрадовавшись, что палачи так быстро устали, вернул г-ну де Шомону, требовавшему только труп, истерзанного, но живого аббата.

Покуда Людовик XIV мечтал отменить Нантский эдикт, аббат Дюшела был для него бесценным сокровищем; и вот в 1682 году он был отозван из Индии, а год спустя — отправлен в Манд архиепископом и инспектором севеннских миссий.

Здесь аббат из жертвы превратился в истязателя; бесчувственный к собственным мукам, он был равнодушен к чужим; опыт пытки не прошел для него даром, он оказался изобретательным палачом и весьма расширил возможности этого ремесла, привезя из Индии неведомые машины и придумав новые. Люди с ужасом говорили о тростниковых щепках, которые безупречный миссионер приказывал загонять жертвам под ногти, о железных клещах, коими он вырывал волосы из бород, ресниц и бровей, о промасленных фитилях, которыми обвязывали пальцы пытаемых, а затем поджигали, так что каждая рука превращалась в светильник о пяти свечах, о ящике, вращающемся вокруг оси, в который заключали несчастных, отказывавшихся обратиться в католичество, и раскручивали их там с такой скоростью, что они теряли сознание, и наконец, об усовершенствованных кандалах, в которых заключенные, покуда их перевозили из города в город, не могли ни сесть, ни встать.

Даже самые пылкие приверженцы аббата Дюшела говорили о нем с каким-то страхом, а когда сам аббат обращался к собственному сердцу и думал о том, сколько раз он направлял на тела ту власть вязать и разрешать, которую Господь вручил ему лишь по отношению к душам, его, надо сказать, охватывала непонятная дрожь; он падал на колени и, прижав руки к груди, склонив голову, на целые часы погружался в пучину дум; в это время его можно было бы принять за мраморную статую на надгробье, если бы не холодный пот, струившийся у него на лбу.

Дело в том, что этот священник, пользуясь властью, коей он был облечен, и чувствуя поддержку г-на де Бавиля, интенданта Лангедока, и г-на де Брольи, командующего войсками, творил ужасные дела.

Он отнимал детей у отцов и матерей и помещал их в монастыри, а там в наказание за ересь, которой их обучили родители, малышей подвергали таким карам, что иные погибали.

Он входил в спальни к умирающим, но не для того, чтобы подать им утешение, а с угрозой, и, склонясь над постелью, словно желая сразиться с ангелом смерти, читал несчастным безжалостный указ, по которому, коль скоро человек умирал без обращения в истинную веру, его полагалось судить посмертно, а его останки лишались погребения: их подвергали публичному поношению и бросали на свалку.

Наконец, когда набожные дети пытались избавить своих умирающих родителей от его угроз, а их бездыханные тела от строгости закона и уносили из дому уже мертвых или отходящих родных, чтобы дать им спокойно испустить дух и похоронить их по-христиански, он объявлял тех, кто предоставлял гостеприимство этому святому ослушничеству, виновными в кощунстве, а между тем они и у язычников не были бы отлучены от алтарей.

9

Ветхий завет (Иоиль, 1:28, 30, 32).

10

Ныне Таиланд.