Кровопролития на Юге

На другой день, дабы развеять всякое сомнение в своих добрых намерениях, маршал велел разрушить виселицы и эшафоты, которые до тех пор постоянно были наготове.

Одновременно все протестанты получили приказ в последний раз попытаться переубедить вождей рубашечников и склонить их согласиться на условия, предложенные г-ном де Вилларом; города Але, Андюз, Сен-Жан, Сов, Сент-Ипполит и Ласаль, а также приходы Кро, Сен-Роман, Манобле, Сен-Феликс, Лакадьер, Сесас, Камбо, Колоньяк и Вабр немедля отправили своих депутатов в Дюфор для совещания о наиболее верных средствах, которые позволили бы достичь мира, желанного для всех и каждого.

Депутаты написали сразу и маршалу де Виллару, которого просили прислать к ним г-на д'Эгалье, и самому д'Эгалье с просьбой, чтобы он приехал. Оба вняли просьбе, с которой к ним обратились, и 3 июня 1704 года г-н д'Эгалье прибыл в Дюфор.

Поблагодарив его для начала за то, что он вот уже более года радеет об общем деле, депутаты решили, что им следует разделиться на две части: первая часть продолжит обсуждение дел, а вторая отправится на поиски Ролана и Раванеля и добьется от них прекращения враждебных действий. Посланцам было поручено предупредить их, что в случае, если они не примут предложений г-на де Виллара, протестанты сами возьмутся за оружие, чтобы дать им отпор, и перестанут поставлять им продовольствие.

Ролан ответил депутатам, что прикажет открыть по ним огонь, если увидит их еще раз, а Раванель — что, если они перестанут поставлять ему продовольствие, он добудет его у них сам.

Эти два ответа положили конец собранию; депутаты разбежались, а д'Эгалье вернулся к маршалу де Виллару, чтобы обо всем ему доложить.

Но не успел он пересказать все, что случилось, как пришло письмо от Ролана: вождь рубашечников в свой черед просил маршала о такой же встрече, которой удостоился Кавалье.

Письмо было обращено к г-ну д'Эгалье. Тот немедля передал его маршалу, который велел ему отправиться в путь, не теряя ни минуты, и сделать все возможное, чтобы склонить на свою сторону этого бунтаря.

В тот же день д'Эгалье, не ведавший устали, когда речь шла о благе его края, выехал в горы, где в трех четвертях лье от Андюза его поджидал Ролан. После совещания, продлившегося два часа, было решено обменяться заложниками и приступить к переговорам.

Г-н де Виллар со своей стороны послал к Ролану г. г. де Монбеля, командира морского батальона, и де Ла Мезон-Бланша, капитана полка Фруле. В обмен Ролан послал г-ну де Виллару посольство из четырех своих старших офицеров, наделенных всеми полномочиями.

Эти депутаты, хоть они были совершенно неопытны в дипломатии и могут вызвать лишь улыбку у нынешнего историка, сумели тем не менее добиться от маршала нижеследующих условий:

«1. Чтобы Кавалье и Ролан имели каждый по своему полку, которые несли бы службу вне пределов королевства, и чтобы при каждом был свой протестантский священник;

2. Чтобы узники были отпущены на волю, а изгнанники призваны домой;

3. Чтобы приверженцам новой веры дозволялось покидать пределы королевства вместе со своими пожитками;

4. Чтобы те рубашечники, что пожелают остаться в стране, могли это сделать, сдав оружие;

5. Чтобы те, что находятся за пределами королевства, могли вернуться;

6. Чтобы людей не преследовали за веру, при условии что они будут спокойно жить в своем доме;

7. Чтобы провинция взяла на себя возмещение убытков, не перекладывая его на плечи реформатов;

8. Чтобы была объявлена полная и всеобщая амнистия».

Д'Эгалье отвез эти условия Ролану и Раванелю. Кавалье, который после своего возвращения находился в свите маршала, просил позволения сопровождать посредника и получил на то согласие. Итак, Кавалье и д'Эгалье отбыли из Андюза и в четверти лье от города встретились с Роланом и Раванелем, которые дожидались исхода переговоров. При них находились г. г. де Монбель и де Ла Мезон-Бланш, их заложники.

Едва Кавалье и Ролан встретились лицом к лицу, как тут же посыпались взаимные обвинения и упреки, но благодаря вмешательству д'Эгалье оба вождя вскоре смягчились и даже обнялись.

А вот Раванель оказался куда непреклонней: завидя Кавалье, он обозвал его предателем и добавил, что сам он, Раванель, ни за что не пойдет на мировую, покуда не будет восстановлен Нантский эдикт; далее он заявил, что все посулы г-на де Виллара — сплошной, обман, предрек, что они еще раскаются когда-нибудь в своей доверчивости, и, не ожидая ответа на свою выходку, с негодованием покинул сборище; он вернулся к своему отряду, который ждал в горах, в трех четвертях лье, вместе с войском Ролана.

Однако посредники отнюдь не считали дело безнадежным. Раванель их покинул, но Ролан остался; итак, было решено всем вместе отправиться на переговоры с братьями, то есть с войсками Ролана и Раванеля, которые собрались близ Лезье, и сообщить им статьи договора между посланцами Ролана и маршалом. Решение об этой последней попытке приняли Кавалье, Ролан, Моиз, Сен-Поль, Лафоре, Майе, Мальплаш и д'Эгалье. Вот рассказ последнего о том, какие последствия повлекло за собой это решение:

«Едва мы решились, как, спеша исполнить задуманное, пустились в дорогу. Мы ехали по узкой горной тропе, слева от нас протекала река Гардон, справа вздымалась круча.

Проехав около одного лье, мы увидели войско, в котором было примерно три тысячи человек; путь к нему преграждал передовой отряд.

Я подумал, что этот отряд выслан, чтобы с почетом встретить нас, и приблизился к нему без опасений, но тут рубашечники отрезали нас справа и слева, набросились на Ролана с проклятиями и насильно уволокли его к войску. В это время Мальплаша и Майе стащили с коней. Кавалье ехал позади, и, когда за ним с саблями наголо погнались мятежники, обзывающие его предателем, он дал шпоры коню и во весь опор бросился прочь вместе с несколькими андюзскими буржуа, которые ехали вместе с нами и, видя, как нас встречают, едва не умерли со страху.

Сам я подъехал слишком близко, и в грудь мне уже нацелились пять-шесть ружей, а в каждое ухо уперлось по пистолету, поэтому я быстро принял решение. Я сказал им, пускай стреляют — я счастлив умереть на службе своему королю, родине, вере и им самим, которым я стремился помочь, обеспечив им покровительство короля.

Эта речь, которую я повторил несколько раз, чтобы ее не заглушил стоявший кругом чудовищный шум, утихомирила первую вспышку их ярости.

Они сказали мне, чтобы я ехал прочь: они-де не желают меня убивать. Я отвечал, что и не подумаю уезжать, а хочу, напротив, встретиться с войском, оправдать Ролана от обвинений в предательстве или погибнуть, ежели не сумею им доказать, что советы, которые я подавал Ролану и Кавалье, служили на благо нашему краю, вере и всем братьям; в течение часа я один пытался перекричать тридцать глоток и наконец предложил вызвать на бой того, кто подстрекает их к войне.

В ответ на это предложение они в меня прицелились. Тут Майе, Мальплаш и еще несколько человек бросились вперед и заслонили меня; хоть их и разоружили, они внушали к себе довольно почтения, чтобы защитить меня от оскорблений; затем они заставили меня отступить.

Уходя, я сказал мятежникам, что они навлекут на наш край многие бедствия; на что один из них, по имени Кларис, вышел вперед и крикнул: «Ступайте себе, сударь, да хранит вас Господь! Мы знаем, что намерения ваши чисты и вы сами обмануты; трудитесь и дальше на благо нашего края, и Бог пребудет с вами».

Д'Эгалье вернулся к маршалу, который пришел в ярость, видя, какой оборот приняли события, и решил немедля прервать переговоры и вновь обратиться к строгости. Однако, прежде чем прибегнуть к карательным мерам, он написал королю нижеследующее письмо:

«Государь,

Я всегда почитаю за честь верно исполнять любые приказания Вашего Величества, однако у меня было бы еще больше возможности выказать усердие на службе своему королю, когда бы мне не пришлось столкнуться здесь с безумцами, на слово которых нельзя полагаться. Чуть мы приготовимся на них напасть — они изъявляют готовность покориться, а после сразу же меняют свои намерения. Безумие их яснее всего подтверждается тем, что они никак не решатся воспользоваться милостью, которой они недостойны и которую с таким великодушием сулит им Ваше Величество. Ежели они и далее будут пребывать в нерешительности, я силой заставлю их следовать долгу и наведу в провинции порядок, который они нарушили своим мятежом».