Страница 29 из 41
В один из ясных летних дней на городской аэродром приземлился очередной самолёт рейсом из Нью-Йорка. Это был обычный «Боинг-707», приземистый, бесконечно длинный, с повисшими под, крыльями, словно на ниточках, двигателями, с огромными красными буквами «TWA» на хвосте. На этом обычном самолёте прилетел необычный пассажир. Об этом свидетельствовали полсотни фото— и кинорепортёров, толпившихся у трапа, два больших чёрных «кадиллака» с дымчатыми стёклами, стоящие поблизости от них десять здоровенных парней в плащах, в надвинутых на глаза шляпах и цепочка полицейских.
Если б не рёв двигателей, висевший над аэродромом, можно было бы услышать рёв женских голосов, несущийся с прогулочной галереи.
Оттеснив случайных посетителей, на галерее стояла плотная толпа девушек. Девушки держали над головами большие транспаранты, на которых яркими красками было намалёвано: «Клуб дочерей моря», «Клуб Морено», «Клуб великого Юла» и т. д.
Девушки хором скандировали: «Мо-ре-но! Мо-ре-но!» Когда в дверях самолёта появилась высокая фигура Юла, на галерее раздался такой крик, что в нём утонули все остальные шумы аэродрома.
Юл торопливо помахал над головой букетом цветов, сбежал
по трапу стрекот и щёлканье кино— и фотокамер, под фейерверк репортёрских блицев и, опасливо косясь на ревущую галерею, скрылся в одном из «кадиллаков». В то же мгновение машины тронулись, предшествуемые полицейскими мотоциклами. Но вместо того чтобы выехать в обычные ворота, «кади лаки» помчались куда-то в сторону, к каким-то запасным выездам с аэродрома, и обманутые поклонницы исторгли на галерее истошные вопли возмущения.
А чёрные «кадиллаки», обогнув город по кольцевому шоссе, свернули в сторону фешенебельного, утопавшего в зелени пригорода и вскоре скрылись за железными воротами одной из вилл.
Юл вышел из машины, взбежал по мраморным ступеням, Войдя в кабинет, упал в кресло.
— Наконец-то я дома, Роберт! Ох и устал!
Седовласый Роберт почтительно стоял поодаль с блокнотом в руке. Юл досадливо поморщился.
— Ну давай, давай! Я же знаю, что ты будешь надоедать, пока всё не расскажешь. Но какой успех, Роберт! Какой успех! Эх, жаль я не взял тебя в Нью-Йорк! Меня чуть не разорвали, у них там моих клубов больше, чем здесь. В Голливуде мне чего только не предлагали! Так этот подлец Лукас ни в какую. Мало он на мне нажился! Ничего — ещё два года потерплю, а там контракт кончится, и пошлю я его… Буду сниматься в кино! Почему меня должны видеть только концертные зрители? А? Нельзя иметь монополию на гения! Это мне сам Замук в Голливуде сказал. А Лукас хочет быть монополистом. Ну хорошо, открыл меня, помог кое-чем. И хватит! Он на мне миллионы заработал! В конце концов я должен принадлежать девчонкам этим, народу, истории… — Юл посмотрел на секретаря. Не переборщил ли?
— Безусловно, господин Морено! — Роберт говорил без теин иронии. Но Юлу всегда казалось, что старый Роберт посмеивается над ним. Ну и пусть посмеивается. Захочет Юл я выкинет его на улицу со всеми его иностранными языками, дипломами и образованиями. Или переведёт в дворецкие, а то и в истопники…
Юл снова пришёл в хорошее настроение.
— Ну так что за дела, Роберт? — Юл вскочил, — Вот что, не будем терять время, я пойду в ванну, а ты мне там всё и расскажешь.
Через несколько минут Юл уже лежал, утопая в пене, в большой мраморной ванне, а Роберт всё в той же почтительной позе стоял рядом с блокнотом в руке и докладывал:
— …Этим я ответил. Деньги за самолёт перевели. Завтра его пригонят на аэродром. Пилот спрашивает, когда вы его примете? Господин Лукас ждёт вас завтра к десяти утра, Ваша матушка прислала письмо из Бризбена, ей там очень нравится, Она там задержится на полгода. Сначала она хотела приехать я сообщил господину Бенксу, он связался с ней по телефону, и она изменила намерение. Деньги я ей перевёл по вашему указанию не на отель, а на пансион…
— Она не любит отелей. Шум, гам, — перебил Юл, намыливая ногу. — А в пансионе тихо, по-домашнему. Много перевёл?
— Пятьсот долларов…
— Пятьсот долларов! — Юл чуть не захлебнулся в ванне, — Ничего себе ценочки в Австралии!
— Далее, господин Морено, звонили господа Роней и Штум, ваши друзья. Очень просят срочно принять их по важному делу.
Юл поморщился.
— Ну какое у них может быть важное дело? Ерунда какая-нибудь! Лучше вот что, Роберт, соедини меня, если они позвонят…
— Слушаю, господин Морено. Далее. Мадемуазель Лу просила передать, что та машина, которую вы ей подарили к Новому году, ей надоела. Она хочет гоночную…
— Ну уж это слишком! Гоночную! А яхту она не просила?
— Нет, господин Морено. Но она приобрела гоночный «мерседес», а счёт переслала нам. Вчера звонили из фирмы, спрашивали, когда заплатим.
— Ответь, что платить не будем! Где Лу? Я с ней сам поговорю…
— Она просила передать, что будет сегодня ждать вашего звонка, господин Морено. Её пригласил покататься на яхте господин Дорикос, это греческий миллионер. Она хотела посоветоваться с вами, принимать или нет приглашение.
— Дорикос! Эта старая развалина! Этот паралитик! Да у него бандаж от грыжи на самостоятельном ходу и вставная челюсть с переменой скоростей. Дорикос! Сейчас я выйду из ванны, соедини меня с Лу. Да… и потом… Чёрт с ней! Уплати ты за этот её… автомобиль…
— Я уже перевёл деньги, господин Морено.
— Да? Да, конечно. Ещё что там?
Секретарь многозначительно молчал. Юл посмотрел на него и тут же опустил глаза. Наступило молчание.
— Ну я что! — закричал наконец Юл, Я только приехал, чёрт возьми! Успею, позвоню. У меня дел по горло! Но могу же я всё сразу! Так и скажи ей!
— Мадемуазель Мари ничего не требовала. Она просто сказала, чтобы, когда вы захотите, позвонили ей. После работы она всегда дома.
— Позвоню, чёрт возьми! Позвоню. Ох, до чего мне всё это надоело…
Юл продолжал ворчать, когда в дверях поклонился лакей.
— У телефона господин Роней.
Лакей вопросительно посмотрел на Юля*
— А, ладно. Давай трубку.
Лакей внёс на подносе телефон и, протянув трубку полуголому Юлу, остался стоять рядом, держа поднос.
— Нис? Здорово! Только приехал. Как у тебя дела?.. Неважно?.. А что такое? — Юл усиленно растирал полотенцем живот. — Нужна операция?.. Выступать не можешь?.. Ай-ай-ай! А может, так лучше? Отдохнёшь? — Вдруг Юл бросил полотенце и схватил трубку обеими руками — Двести тысяч? Что ты, Нис! Где же я их возьму? Именно сейчас у меня их нет. Я самолёт купил… Алло… алло, ты слышишь? Самолёт купил! Потом матери перевёл. Она заболела. Пять тысяч долларов! Ремонт бассейна влетел в копеечку! Алло! Алло! Ты меня слышишь! Нис! Алло. Нис! Прервали, черти. Откуда он звонил?.. Ну ничего. Опять позвонит…
Но Нис больше не звонил. Он постоял некоторое время и кабинке телефона, потом медленно вышел, тщательно и притворил дверь, лавируя между тесно составленными столиками, прошёл в угод, к своему. Ориель вопросительно посмотрела на него, Нис пожал плечами. Единственный глаз его часто мигал, второй был закрыт чёрной повязкой.
В зале висел густой табачный дым, звучали приглушённые голоса, раздавался звон пивных кружек я винных рюмок. За стойкой, как всегда, стоял Макс я так же быстро и ловко обслуживал посетителей.
— Что он сказал? — спросила наконец Ориель.
— Не может!
— Неужели у него денег нет?
Нис опять пожал плечами.
— Мать, говорит больна. Потом… — Он хотел продолжать, но махнув рукой замолчал. — Словом, нет.
— Знаешь что, я сама поговорю с Бокаром. — Голос Ориель звучал решительно. — В конце концов это в его же интересах. Ну, подаст он в суд на тебя, потребует, чтобы ты вернул неустойку, что ему это даст? А если подождёт, ты выздоровеешь и для него же заработаешь…
— Не фантазируй — Нис усмехнулся. — Ты же прекрасно понимаешь, что я парень конченый… — И, увидев протестующий жест Ориель, поправился. — Как боксёр конченый. С одним глазом не боксируют. Да и второй у меня…