Страница 4 из 126
Ну что ж, надеюсь, я сумел донести мысль: текст, пестрящий цитатами из «Некрономикона» и возгласами «Иа!», совсем необязательно должен считаться лавкрафтовским. И, наоборот, достойный пополнить копилку Мифов рассказ не нуждается в этой атрибутике. Более того, рассказы из вселенной Мифа вовсе необязательно должны быть лавкрафтовскими по духу! Это вполне доказывает проза Ламли, Уилсона и Дерлета. Итак, что же определяет принадлежность той или иной истории к Мифам?
Хороший вопрос, не правда ли?
Я бы ответил на него так: настоящая, подлинная история из мира «Мифов Ктулху» — это по своей природе (и формуле, если под формулой понимать не пастиш, а ДНК) дышащий тайной текст на фаустианский сюжет, эдакий гибрид детектива и хоррора. Его герой отправляется на поиски запретного знания — сознательно или нет, это другой вопрос, но чаще всего, не осознавая последствий. И потом оказывается перед лицом тайны, которой лучше было бы не знать и не открывать. Подобное возможно, если персонаж увлеченно складывает головоломку событий и фактов, но не знает, куда его заведет расследование. Знание, получаемое в результате таких небезопасных изысканий, чаще всего оказывается непосильным бременем для рассудка героя, ибо это знание Прометея, последнее озарение Фауста. Это просвещение, уничтожающее разум, гнозис адских мук, не спасения. Сделка с Мефистофелем чревата необратимыми последствиями для бессмертия души. И в финале герой в ужасе сознает — слишком поздно, ничего изменить нельзя. И погружается в бездну отчаяния.
Обычно это знание таково, что его обретение угрожает самому существованию будущего, ибо замыкает время в порочный круговорот. Так, личность подвергается распаду под воздействием заклинаний жаждущего нового воплощения Джозефа Карвена — или вызывая из небытия Древних, которые стремятся вернуть нашу планету к прежнему образу существования в нездешних измерениях.
С моей точки зрения, подобная угроза (которая может возникать в тексте в самых разных обличьях, прямо как в нескончаемых сериях комиксов Лестера Дента) воспроизводится в каждой истории, однако не делает их штампованными версиями одного и того же сюжета. Так, к примеру, текст из мира Мифа может иметь отнюдь не пессимистический финал. Угрозу можно отразить, или отвести, или даже отложить время ее исполнения. Сформулированная мной базовая идея Мифа — сродни скелету млекопитающего, некоей твердой основе для бесчисленного множества внешних форм, а не негнущемуся, ограничивающему движение экзоскелету насекомых с Шаггаи. Собственно, это некая изначальная основа для сравнения последующих вариаций сюжета, нечто, что не отрицает подвижность, а как раз делает ее возможной.
С моей точки зрения, разочарование читателя как в бесхитростной фан-прозе, так и в переусложненной прозе Новой Ктулхианской волны (я имею в виду некоторые тексты из сборников «Новые рассказы из Мифов Ктулху» Кэмпбелла и «Ученики Ктулху» Берглунда) связаны как раз с проблемой скелета и того, что сверху. Фанфики зачастую представляют собой сплошной скелет, безо всякого мяса на костях. Ну или мясо таково, что от него нос воротишь, — тухловато. Мы это пятьсот раз слышали и читали.
С Новой волной все ровно наоборот: ее авторы полностью отказываются от скелета. У них выходит либо какой-то беспозвоночный шоггот, либо они, ничтоже сумняшеся, декорируют знакомыми именами совершенно чуждую Мифу сюжетную структуру. Тексты, описывающие психические отклонения, страхи, имеющие сугубо психологическую природу, попросту не нуждаются в связанных с Мифом мотивах! «Психоз» Хичкока не станет страшнее, если Лайла найдет на книжной полке Нормана издание «Некрономикона» и фолиант «Культ ведьм в Западной Европе».
В предыдущей антологии, «Мифы Лавкрафта», я хотел создать пастиш первой части дерлетовских «Мифов Ктулху». Нынешняя антология призвана стать своеобразным трибьютом второй части и воздать должное текстам, ознаменовавшим новую эру в жизни Мифа. Я сумел собрать под одной обложкой несколько малоизвестных и не примелькавшихся рассказов большей части авторов из тех семерых, что Лин Картер назвал Новым кругом Лавкрафта, а также тексты недавно присоединившихся к кругу адептов — ибо традиция живет, и число ее последователей увеличивается. Наш культ не уничтожишь, Ктулху жив!
Тем не менее я, как составитель антологии, оказываюсь в двусмысленном положении: юмор ситуации в том, что со времени появления Нового круга Лавкрафта минуло уже более двадцати пяти лет! За это время некоторые из начинающих писателей, принадлежавших к собственно кругу Лавкрафта (к примеру, Роберт Блох и Генри Каттнер), отточили свое мастерство, живописуя ужасы по лавкрафтовским мотивам, а затем занялись собственными мирами. Именно это произошло и с Рэмси Кэмпбеллом, и с Брайаном Ламли — полки книжных магазинов буквально ломятся от их книг, уже не имеющих никакой связи с лавкрафтианой. В результате, как и в случае с Блохом и Каттнером, творчество по мотивам Мифа может быть охарактеризовано как принадлежащее «раннему Ламли» или «раннему Кэмпбеллу».
Несколько рассказов, вошедших в кэмпбелловский сборник «Обитатель озера», были извлечены из выпущенной «Скрим-Пресс» антологии «Черным по белому». Один из них безмерно понравился мне еще со времени первой публикации — «Поющая равнина». Я перепечатал его в «Склепе Ктулху» за номером 43, и вот теперь снова включаю в сборник — уж больно он хорош. «Камень на острове» впервые вышел в антологии Огюста Дерлета «Слишком далеко» (1964). Здесь уже вполне видны характерные для прозы Кэмпбелла отстраненный реализм, тоскливый урбанистический пейзаж как характерный фон для ужасных событий, подчеркнуто негероические персонажи. Все эти черты уже хорошо видны в «Черном по белому», однако, с моей субъективной точки зрения, в этом рассказе они лучше сочетаются с характерными для лавкрафтианы элементами.
Принадлежащий перу Брайана Ламли «Показания некоего Джона Гибсона» впервые появился в девятнадцатом номере «Склепа Ктулху» в 1984 году — и под обложкой этого сборника переживает новое рождение. Интрига этой вещи заключается в том, что она сюжетно связана с лавкрафтовским «Дневником Алонсо Тайпера», который великий Говард написал, как известно, на основе черновика, оставленного Уильямом Ламли. Кому же подхватить эстафету, как не живому воплощению бессмертия начатого Ламли-старшим дела? Тот факт, что Брайан Ламли не связан с Уильямом Ламли кровным родством, мы опустим — зачем суровой действительности вмешиваться в литературные игры?
«Демоническое» Дейва Саттона впервые вышло в «Новых рассказах об ужасном и сверхъестественном», т. 2 (Издательство «Sphere Books») — там-то Ламли рассказ и заприметил. «Он был настолько лавкрафтовским, настолько хорошо ложился в Миф, что я написал автору и попросил разрешения на сиквел — уж больно мне захотелось продолжить вещь», — вспоминает Ламли. «Ну, он сказал, что без проблем, и я написал „Поцелуй Багг-Саша“, вещь с узнаваемой канвой Мифа, которая, естественно, намертво привязала рассказ Дейва к жанру». В паре эти истории появились сначала в третьем выпуске серии Ктулху: «Мифы Ктулху» Джона Харви, а затем и в моем «Склепе Ктулху».
Как известно, главная черта «кэмпа» — это, с одной стороны, ностальгическое настроение, а с другой — самоирония, граничащая с сарказмом, способность балансировать на тонкой грани между самолюбованием и самопародией. Удержать равновесие зачастую трудно, и мы осмеиваем не то, что мы презираем, а то, что нам наиболее дорого. Именно так поступили молодой Лин Картер и Дейв Фоли в пародийном рассказе «Ползущий из слизи», который впервые опубликовал «Новости НФ», номер 53, в сентябре 1958 года, а потом и «Склеп Ктулху» (54). Что ж, основные элементы Мифа образуют лишь скелет истории, но отнюдь не определяют то, что на эти кости нарастет, не говоря уж о… скажем так, «разрядности» этой плоти. У прозы лавкрафтовской породы толстая шкура — тычок в ребра она почувствует как приятную щекотку. В конце концов, фирменный стиль узнается и когда канону следуют, и когда его намеренно нарушают.