Страница 98 из 178
Пока разыгрывался фарс с первым русским походом в Пруссию, Фридрих, так дешево отделавшись от русских, мог теперь направить корпус Левальда против шведов. Он отдал ему приказ немедленно двинуться в Померанию в подкрепление народной милиции, которую составили сами померанцы. Это было первое народное ополчение в Европе. Тогда знали только постоянные войска, вооружение целой провинции на счет народа было явлением совершенно новым. Пример Померании принес большую пользу Фридриху; с этих пор, в продолжение всей Семилетней войны, формирования народной милиции (ландвера) стали играть значительную роль при защите провинций и крепостей. Король не забыл об этом: в своем духовном завещании он предписывал Фридриху-Вильгельму II «обращать особое внимание на Померанию, потому что народонаселение этой провинции составляет главную и самую надежную опору прусского королевства».
Шведы в количестве 22 тысяч под предводительством генерала барона Унгерна фон Штернберга (его потомок Роман Федорович стал одним из деятелей русской контрреволюции в Монголии и даже был провозглашен инкарнацией Будды) перешли реку Пеене, овладели Штральзундом, проникли даже в Бранденбургскую марку. Все эти провинции прикрывали только 8000 человек регулярной армии, которая под начальством генерала фон Мантейфеля занимала Штеттин и не могла покинут этого важного пункта. А потому шведы без всякого затруднения овладели городами Деммином, Анкламом, Узедомом и Волином. «Но враги, некогда столь страшные для Германии, предписывавшие на Вестфальском конгрессе (в 1648 году. — Ю. Н.) законы для всей Европы, явились теперь в самом жалком и ничтожном виде. Вся храбрость их состояла в нападениях на беззащитные селения, в грабежах и неистовствах. В этом войске, собранном наскоро, высланном шведским Сенатом без необходимых приготовлений, нельзя было узнать и тени воинов Густава-Адольфа и Карла XII. У них не было ни легких войск, ни понтонов. Ни надежной артиллерии, ни даже магазинов. Кроме того, господствовал величайший беспорядок в самом командовании: командир не смел ничего предпринять без предварительного разрешения сената, а сенат давал ему предписания самые несообразные с делом и притом противоречащие одно другому (ничего не напоминает? — Ю. Н.). При нервом появлении Левальда шведы отступили от всех своих завоеваний» (Кони. С. 311). Горсти пруссаков было достаточно, чтобы вытеснить их отовсюду: шведы бежали из городов почти без сопротивления.
К концу октября весь театр военных действий со шведами ограничивался небольшим клочком Северной Пруссии. Большая часть шведской армии, нуждаясь в продовольствии, переправилась на остров Рюген. Пруссаки смеялись над этими врагами: «Шведы пронырливы, как лисицы, — говорили они, — а трусливы, как зайцы!».
Мы оставили Фридриха в походе против армии Субиза. После нескольких небольших стычек он достиг 14 сентября Эрфурта. При первом появлении прусского авангарда соединенные армии французов и имперцев отступили. Фридрих преследовал их, овладел Готой и оттеснил неприятеля до Эйзенаха. Здесь французы заняли позицию; Фридрих стал под Эрфуртом, выжидая новых предприятий с их стороны. Но он вынужден был снова ослабить свое небольшое войско, отделив от него два корпуса. Один, в 4000 человек, он отправил с герцогом Фердинандом Брауншвейгским в Хальберштадт, против французов, посланных герцогом Ришелье; другой корпус, в 8000 человек, он поручил принцу Морицу с предписанием отправиться в Саксонию и между Мульдой и Эльбой наблюдать за движениями австрийцев.
Чтобы скрыть от неприятеля свое малосилие, Фридрих беспрестанно переводил свои полки из одного места в другое и при каждом перемещении они вступали под новыми именами. Шпионы в точности передавали Субизу все эти названия полков: почитая войско прусское чрезвычайно значительным, французский полководец долго не решался атаковать его. Узнав, наконец, что Фридрих оставил для прикрытия Готы только четыре кавалерийских полка, он вознамерился снова взять этот город.
Генерал Зейдлиц, командовавший гарнизоном Готы, немедленно оставил город; но, отступив на полмили, начал готовиться к бою. Французы заняли Готу. К вечеру офицеры шумно засели за стол: начался веселый пир и разливное море вина. Вдруг раздались выстрелы почти у городских ворот. Покровительствуемый густым туманом, Зейдлиц прокрался втихомолку к Готе и расположил свои войска под стенами. Не трогаясь с места, не оставляя бутылки, Субиз приказал нескольким офицерам, взяв отряд, отбить бессильного неприятеля. Но французы были изумлены до крайности, увидев перед собой длинную линию войска, состоящую из кавалерии и инфантерии. Зейдлиц, чтобы обмануть их, приказал драгунам спешиться и расставил их между гусарскими полками в виде пехоты.
Не давая французам опомниться, он ударил на них с криком и стрельбой. Пораженные паническим страхом, французы бросились в город, прусские гусары ворвались за ними, раздались выстрелы под самыми окнами герцогского дворца, сеча загремела по всем улицам. Субиз и его генералы выскочили из-за стола и едва смогли отыскать своих лошадей. Во весь опор понеслись они в противоположные ворота города, весь гарнизон ринулся в беспорядке за ними. Пруссаки захватили опоздавших в плен и овладели всем багажом. С жадностью гусары стали разбирать неприятельский обоз и громко хохотали, находя в офицерских фургонах парчовые халаты, зонтики, духи, пудру, благовонные мыла, попугаев и обезьян.
Зейдлиц со своими офицерами сел за обед, неоконченный французами. Камердинеров, фризеров, поваров, актеров и множество молодых женщин, служивших в так называемой легкой артиллерии при французском войске и захваченных вместе с обозом, он приказал отправить к неприятелю безвозмездно. Французов преследовали до Эйзенаха. С этих пор имя Зейдлица загремело: предприятие его было дерзко, даже безрассудно, но оно удалось, и слава о нем разнеслась повсюду. 22 сентября он возвратился в лагерь короля, потому что не мог удерживать Готу без опасения быть окруженным неприятелем. Смелый подвиг его не принес никакой существенной пользы, но он ободрил дух пруссаков и в то же время показал характер французского войска и его предводителей.
По выходе Зейдлица из Готы французы опять заняли город. Фридрих принужден был оставить Тюрингию и выдвинуться к Бутштету, чтобы занять безопасную позицию. Здесь он простоял спокойно до 10 октября. Но вдруг его поразило известие, что герцог Ришелье ведет 30 тысяч человек к Магдебургу и что австрийцы покушаются на саму столицу Пруссии. Даун, пользуясь раздроблением прусского войска, послал партизанский корпус генерала Гаддика[47] к Берлину.
Прежде всего король обратился к герцогу Ришелье; он убаюкал его самолюбие льстивыми письмами и, зная его жадность, послал ему 100 тысяч талеров с тем, чтобы он не тревожил Магдебургского герцогства. Сделка эта осталась тайной для французского правительства, а Ришелье (видимо, взяв пример с Апраксина) вдруг переменил свое намерение и оставил прусские провинции в покое. Керсновский и здесь не удержался, чтобы не излить очередную порцию германофобства: «Фридрих не был бы пруссаком и германцем, если б действовал одними честными способами. Он заключил сделку с Ришелье, подобно тому, как Бисмарк провоцировал войну с Францией подделкой „эмекой депеши“ и как Вильгельм, провоцировавший русскую мобилизацию подложным декретом (эпизод с „Локаль Анцейгером“), послал затем в Россию Ленина. Германцы не изменились со времен Тацита. „Genus mendatio natum“ — племя, рожденное во лжи…»
Непонятно, почему давший взятку Фридрих хуже принявшего ее от врага Ришелье? Непонятно, почему вообще подкуп противника, кстати, широко практиковавшийся русскими (Керсновский об этом почему-то умалчивает), является чем-то предосудительным? Непонятно, наконец, почему (отвлекаясь от темы) «нечестным» является вильгельмовское «провоцирование руских к мобилизации» в 1914-м? По-моему, гораздо более «нечестным» и к тому же эффективным был бы удар по еще не отмобилизовавшей свою армию России, тем более, что немцы закончили свою мобилизацию в два раза быстрее (Керсновский, закончивший свою книгу к 1938 году, уже имел перед глазами живые примеры такой стратегии).
47
Гаддик Андрей (1712–1790) — австрийский генерал, затем фельдмаршал.